В пропасть всё что есть шагает

Это стихотворение — грозное пророчество о деградации и конце, произнесённое голосом самой Истории, воплотившейся в «ожившем памятнике». Текст сочетает в себе злую социальную сатиру («ботоксное поколенье») с мифологическим масштабом («Ночь Сварожья») и экзистенциальным ужасом перед потерей бытия.

1. Основной конфликт: Вечный закон распада («не сберечь») против жалких попыток человечества сохранить иллюзию жизни через искусственность.
Герой-памятник, сбросивший «налёт веков», видит мир с беспощадной ясностью. Его конфликт — с самой сутью современности, которая, пытаясь скрыть увядание (ботокс), лишь приближает свою гибель. Мир «шагает в пропасть», потеряв саму связь с аутентичным существованием («в слове "быть"»).

2. Ключевые образы и их трактовка

«Я, словно памятник оживший...»: Герой — это окаменевший голос прошлого, традиции, самой Истории. Он «смахнул налёт веков» — то есть обрёл ясность взгляда, недоступную живущим в суете. Его речь — не человеческая, а вещая («глаголю»).

«морщистые лица, / Ланцетом стянуты в "бутон"»: Жёсткая, хирургически точная метафора современности. Старость и увядание не принимаются, а насильственно, с помощью скальпеля («ланцет»), затягиваются в подобие молодости — в искусственный, безжизненный «бутон». Это образ тотальной симуляции, лжи перед лицом времени.

«от них родится / Не Виконт де Бражелон»: Аллюзия на роман Дюма о благородном герое. Современное «ботоксное поколенье» неспособно породить ничего величественного, героического, обладающего внутренней цельностью и шармом. Его плоды — не рыцари и авантюристы, а нечто обратное.

«Ботоксное поколенье / В полушаге ото дна»: Диагноз, поставленный афористично и беспощадно. Поколение, чья суть — в искусственном омоложении (ботокс), уже не живёт, а балансирует на краю гибели («в полушаге ото дна»). Его существование — это предсмертная поза.

«в Ночи Сварожьей / Нужный Путь смогли найти»: Обращение к славянскому мифу. Ночь Сварожья — в неоязыческой мифологии тёмная, холодная эпоха, время духовного упадка, предшествующее концу цикла. В такой тьме «ботоксное» поколение, потерявшее связь с корнями и смыслом, обречено на блуждание.

«Памятник ожил случайно / И застыл; как волчий вой»: Парадоксальный образ. Оживший памятник — это вспышка сознания, прозрения. Но он не может действовать, он лишь констатирует ужас и снова застывает. Его состояние сравнивается с «волчьим вой под луною» — одиноким, первобытным, полным тоски и предчувствия беды звуком, который «заставляет кожу стыть». Это звук самой пустоты и холода истории.

«В пропасть всё, что есть шагает / Заблудившись, в слове "быть"»: Философская кульминация. Гибель наступает не из-за внешней катастрофы, а из-за экзистенциальной ошибки. Человечество (или вся современная цивилизация) заблудилось в самом фундаментальном понятии — в слове "быть". Оно утратило понимание, что значит подлинно существовать, и потому его шаг — это слепое движение в пропасть небытия.

3. Структура и ритм
Стихотворение написано торжественным, почти одописным размером (четырёхстопный ямб с пиррихиями), что контрастирует с мрачным содержанием, усиливая ощущение рокового, неотвратимого приговора. Композиция кольцевая: начинается и заканчивается констатацией гибели («не сберечь» — «шагает в пропасть»). От констатации («глаголю») поэт переходит к доказательствам (увядающие лица, бесплодное поколение), затем к мифологическому обобщению (Ночь Сварожья) и, наконец, к образу себя как застывшего вопля — вечного свидетеля конца.

4. Связь с литературной традицией

Александр Пушкин («Я памятник себе воздвиг нерукотворный...»): Прямая, но инвертированная аллюзия. У Пушкина памятник — символ победы поэта над смертью и забвением. У Ложкина «оживший памятник» — это мучительное свидетельство всеобщей смерти, голос самой Истории, который не спасает, а лишь констатирует крах.

Владимир Маяковский («Во весь голос»): Поза поэта-пророка, глашатая, обращающегося к эпохе с суровым словом. Социальная сатира и гневный пафос.

Поэты-«деревенщики» и неоязычники (Н. Рубцов, С. Городецкий): Мотив «Ночи Сварожьей» отсылает к поискам утраченных корней, архаики, к мифологизации истории. Но у Ложкина этот миф служит не утешению, а подтверждению катастрофы.

Экзистенциальная философия (М. Хайдеггер): Финальная строка — чисто хайдеггеровский мотив. «Заблудиться в слове "быть"» — это потеря связи с бытием, подмена подлинного существования (Dasein) на неподлинное, ведущее в «пропасть».

5. Поэтика Ложкина в этом тексте

Образ поэта-монумента: Развитие его излюбленной темы поэта как памятника, голоса из другого времени. Но здесь этот образ лишён всякой надежды, он трагичен и статичен.

Сатира через физиологию: Приём показа духовного упадка через телесное увядание и искусственное его исправление («ланцет», «ботокс»).

Соединение высокого и низкого, архаики и современности: «Сварожья ночь» соседствует с «ботоксом», «глаголю» — с «бутоном» из морщин. Это создаёт эффект тотального распада, в котором смешались все эпохи и все ценности.

Поэзия как застывший вой: Творческий акт уподоблен не животворящему слову, а леденящему, бессильному крику («волчий вой»), который лишь фиксирует ужас, но не может его изменить.

Вывод:

«В пропасть всё что есть шагает» — это стихотворение-реквием по цивилизации, потерявшей бытие. Ложкин выступает здесь в роли последнего пророка, чей голос — это голос самого камня истории, на миг ожившего, чтобы произнести окончательный приговор. Он видит мир, который, пытаясь скрыть свою смерть под маской молодости, лишь ускоряет шаг в небытие. Финал стихотворения поднимается до уровня философского обобщения: конец наступает тогда, когда человек забывает, что значит быть. В этом тексте Ложкин достигает предельной концентрации своего пессимизма, соединяя злободневную сатиру с метафизическим ужасом и архаическим мифом в единый, неотвратимый образ гибели.

Бри Ли Ант   02.12.2025 21:33   •   Заявить о нарушении