Календарь поэзии 14 июля

14  июля — день рождения Тимура Шаова, любимого мышалетного барда

Лучше всех о себе расскажет сам автор:
  «Родился я 14 июля 1964 года в городе Черкесске, маленьком, зелёном провинциальном городке в предгорьях Кавказа. Семья у меня интернациональная - папа черкес, а мама ногайка.

  Однако первым интернационалистом в нашей семье был прадед. Звали его Джамиль, и он имел четырёх жён, что разрешалось правоверному мусульманину. И все жёны были разных национальностей - черкешенка, абазинка, русская и карачаевка. Причём прекрасно уживались, как гласят семейные предания. Дед, Азамат-Гирей, был репрессирован в 1933 году, как служивший в Белой армии. Бабушка осталась с четырьмя маленькими детьми на руках, да ещё и взяла в семью парализованного сироту-племянника. Её исключили из колхоза, как жену репрессированного. Живи, как хочешь...

  Достаточно поздно я узнал, что род Шаовых это, оказывается, черкесский дворянский род. Родители от нас это скрывали, по понятным причинам. Моя жена, грузинка, иронизирует, что, мол, у вас, черкесов, у кого мельница, тот и князь. Но это она от зависти. А мельница у нас, действительно была в родовом ауле Зеюко. Может, на старости добьюсь реституции, верну земли, восстановлю мельницу и стану добрым мельником с белыми от муки усами...

  Дед по материнской линии, Абдул-Хамид Шаршенбиевич Джанибеков, был незаурядной личностью. Просветитель ногайского народа, писатель, историк, фольклорист. В Астраханской губернии он открыл первые земские школы для детей бедных скотоводов, преподавал там русский язык. Издавал журнал, был редактором книжного издательства. Его пьесы шли в Астраханском театре. Им была составлена новая графическая основа ногайской письменности - он автор современного ногайского алфавита. В астраханской области и в Дагестане его именем названы школы, в Астрахани есть Дом-музей Джанибекова. Каждый год там проходят "Джанибековские чтения" - научные конференции.
  А я стесняюсь туда ехать, потому что по-нагайски - ни бельмеса. По-черкески тоже. Обидно. Утешает только пример некоторых зарубежных потомков Толстого, Достоевского, Пушкина, которые по-русски тоже не особо андерстенд...

  Дедов живыми я не застал, а бабушек помню смутно. Одна бабушка - Аминат - татарка, а другая - Халимат - черкешенка. Говорят, пока была жива бабушка Халимат, до трёх лет я лопотал по-черкесски...

  Ну и, конечно, всем на свете я обязан моим папе и маме. И не только самим фактом рождения, но и тем, что стал более-менее приличным человеком.

  Отец, Султан Азамат-Гиреевич, инженер-конструктор, изобретатель, всю жизнь проработал на производстве в Черкесске. Я не переставал удивляться широте его интересов. Читал он постоянно, книги самой разной тематики. "Кристаллография", "Шмели и термиты", "Ноосфера", "Теоретическая физика", "История Возрождения" и т.п.
Папа был очень проницательным человеком. Все наши с братом детские шалости и юношеские закидоны вычислялись им мгновенно. Но он нас так ни разу и не выпорол. Может, зря. Учил нас шахматам и отвечал в семье за разъяснение балбесам точных наук.

  За науки гуманитарные отвечала мама. Она окончила МГУ, училась в аспирантуре, защитила диссертацию. Работала директором Карачаево-Черкесского научно-исследовательского института истории, языка и литературы. Была общественным деятелем, депутатом, всё время кому-то помогала... Она любила помогать, была очень добрым и светлым человеком. Всю жизнь они с отцом собирали библиотеку, в которой мы с братом паслись с младых ногтей.

  В такой семье стыдно быть оболтусом. Учился я хорошо, легко поступил в Ставропольский мединститут. Молодость была бурная, но мы умудрялись и пьянствовать и учиться. Студенческий КВН, первые песни, КСП, фестивали - всё связано со Ставрополем. Работать я начал в Черкесске, в Областной больнице.

  Потом поехал по распределению в станицу Зеленчукская. С женой и грудным ребёнком мы поначалу жили в деревенской халупе без воды, канализации и отопления. Вместе с нами жили мышки. А надо сказать, что моя жена, мягко скажем, боится мышей. Террористы, стихийные бедствия, эпидемии - это всё ерунда, по сравнению с мышами. Поэтому, когда я уходил, она забиралась с ребенком на стол и сидела там до моего возвращения. Потом, над нами сжалилось местное начальство и мы получили однокомнатную квартиру в посёлке Нижний Архыз - это маленький Академгородок при Зеленчукской обсерватории.

  В 1996 году я послал кассету со своими песнями на конкурс "Московских окон", был замечен, вызван в Москву. Ну и закрутилось - концерты, запись альбома, интервью на радио, выступления на телевидении (тогда ещё ТВ меня не боялось). Долгое время я пытался совмещать песни и врачевание.

  Но в 1999 году пришлось сделать выбор, и я переехал поближе к Москве, в Дубну. Там живёт мой старший брат Мурат, врач-психиатр. Он теперь глава нашего рода. Я всегда старался ему подражать. В детстве он меня поколотил только один раз - было за что, и я запомнил этот урок на всю жизнь.
Он неизмеримо лучше меня.

  Сейчас я живу в Москве. Счастливо женат уже более 20 лет, трое детей. Пишу песни, когда не лень. Извините, что так коротко о себе, но я брался за эти записки в большей степени для того, чтобы рассказать о моих корнях. Память, ребята, великая вещь.»
(взято http://www.shaov.net/biograf.shtml)


Далее любимые Мышалетные песни Тимура Шаова

Телевизор

В голове моей заноза, я сказал бы даже – шиза,
И печаль неясной тенью на чело моё легла.
Лишь один вопрос волнует – кто придумал телевизор?!
А точней – какая сволочь нам его изобрела?

И вот сижу я, чистый зомби, у проклятого экрана.
Если я лишусь хоть на день фильмов или новостей,
У меня начнутся ломки хуже, чем у наркомана.
Дайте дозу! Хоть рекламу, хоть погоду, хоть хоккей!

Я сижу, смотрю и плачу. Вижу лица дорогие –
Бэтмен, Дракула, Киркоров, Штирлиц, Путин, Мимино.
Нам, гагарам, не по кайфу развлечения другие.
Нам и эти не по кайфу – но иного не дано.

Телевизор ежедневно объясняет мне как лоху,
Что всему дана оценка, что вопрос уже решён,
Что, к примеру, экстремизм – это однозначно плохо,
А к примеру, Пугачёва – однозначно хорошо!

А на дворе мороз, а на дворе жара,
А я сижу как пень у телевизора.
Смотрю такую дрянь, люблю такую шваль,
А я-то думал, я умней – очень жаль!

А мне бы жизнью наслаждаться, побродить по лесу мне бы –
Человек рождён для счастья, для гармонии рождён.
Верю, милый дядя Ваня, мы узрим в алмазах небо –
Чёрта с два! Взамен алмазов плоский «Сони тринитрон».

Прав был пьяный Заратустра: умер Бог от инфлюэнцы.
Новый пастырь – телевизор, он пасёт электорат,
Чтобы, блин, не забывали, кто вас кормит, иждивенцы!
Чтобы, блин, не расслаблялись по дороге в райский сад.

Мне плеснут каких-то фильмов, словно отрубей в корыто –
Комбикорм из сериалов, поп-кумиров и ток-шоу.
Я сожру, блаженно хрюкну, а мне напомнят деловито,
Что экстремизм – это плохо, Пугачёва – хорошо.

Ой, ратуйте, люди добры! Ой, спасайте! Ой, на помощь!
Ну, вот эти новости зачем мне?! Не обманут, так соврут!
Если на одном канале скажут: «Тыква – это овощ»,
То другой канал ответит: «Врёте, тыква – это фрукт!»

А у людей – июль, а у людей – февраль,
У них чего-то нет и им чего-то жаль,
Они увлечены прекрасною игрой,
Ну, а моя судьба – диван и геморрой.

Я боюсь из дома выйти – в новостях опять сказали:
Там аварии и взрывы, там кругом война идёт,
Бродят киллеры шальные с сумасшедшими глазами,
Злой чечен ползёт на берег, добрый мент добычу ждёт.

И не производит мыслей замутнённое сознанье,
По экрану кровь струится, тётки ходят голышом.
Я сижу в углу дивана и твержу как заклинанье:
«Экстремизм – это плохо, Пугачёва – хорошо!»

Дни идут, экран мерцает, потихоньку крыша едет,
В кинескоп ему кричу я: «Чтоб ты треснул! Чтоб ты сдох!»
Он в ответ мне спел глумливо: «Хочешь, я убью соседей?»
А потом сказал: «В Поволжье от нуля до минус трёх».

А когда на той неделе эти фидеры сгорели
Я очнулся, оглянулся – вижу комнату свою,
Вижу – новые обои, вижу – дети повзрослели,
И супруга мне сказала: «С возвращением в семью!»

***
Случай в Кремле

Догадал же чёрт родиться мне в семье интеллигентов!
Жалость, сострадание впитал я с молоком.
Вы будете смеяться, но мне так жалко президента:
Работа-то собачья, и нет сочувствия ни в ком.

А власть, - что власть? Химера! Цена ей три копейки.
Ведь пашешь, как верблюд, ведь пашешь, как галерный раб.
И не выйти прогуляться, и не выпить на скамейке,
С мужиками не гульнуть, не говоря про баб.

Торчишь на страже мира, демократии, прогресса,
Теряешь зубы, волосы, и нервы на нуле.
Молчат правозащитники и западная пресса,
А он, как узник совести, сидит в своём Кремле!

Хоть не был никогда я диссидентом,
(Хе-хей!)
А тут решил: молчать нехорошо!
Я смастерил плакат «Свободу президенту!»
И с ним на площадь Красную пошёл.
И встал.

Встал аккурат напротив Спасской башни,
(Хе-хей!)
Прекрасный, словно Мартин Лютер Кинг.
Не то чтоб я дурной, не то чтоб я бесстрашный,
Но жалко ж человека, мужики!

Страна у нас казённая - подходит сразу мент,
И зыркает глазёнками, и просит документ.
Старания ментовского сверх меры у него.
Я вроде не похож на Ходорковского,
Но мало ли чего!

Тара-ру-рач-тач-тач-комендатура...
Действительно: а мало ли чего?!

Берут меня опричники и прямо в Кремль заводят.
Ну, думаю, - на дыбу; всё, допрыгался, бунтарь!
Но вроде не в подвал ведут, ведут в хоромы вроде.
И ахнуть не успел – передо мною государь!

«Здорово, - молвит, - удалец! – Обнял меня за плечи. -
Ты прав, непросто быть главой всея моя Руси!
Я тут несу огонь, как Прометей, а все клюют мне печень.
И заступился ты один. Теперь – что хошь проси!

Хошь - министром будешь, или генералом,
(Хе-хей!)
Или послом в одной из тёплых стран!
А хочешь, подарю именье за Уралом,
К нему ещё три тыщи душ крестьян!»

Тара-ру-рач-тач-тач-номенклатура...
«И денег дам, прям сколько унесёшь!»

Я говорю: «Мне не нужны лампасы, даже лычки,
Именье тоже ни к чему, и власть мне не нужна.
Вот ежели б моей жене такие ж черевички,
Какие носит Ваша достославная жена...»

Он улыбнулся, говорит: «Не, супруга заругает.
Бери мои. А что, иль я - не я всея Руси?».
Гляжу, снимает туфель он. Гляжу, второй снимает!
И говорит: «От всей души! Мол, заслужил - носи!»

Он нажимает кнопочку - заходит референт
И раскрывает папочку, вручает документ,
Что, мол, за храбрость молодецкую такой-то фармазон
Туфлями президентскими почётно награждён.
И вензелёк красивый, и подпись, и печать.
Я говорю: «Служу России!» - А что я мог сказать?

Тара-ру-рач-тач-тач-табулатура...
Он вышел провожать меня в носках.

Я сейчас, как эти туфли надеваю,
С ним чувствую кармическую связь:
Все мысли о стране, сижу, переживаю...
А как сниму их, так на всё накласть!

Жаль, размерчик маловат, - я в них хромаю.
Звонили из музея: мол, продай.
Я сыну их отдам - пусть носит, не снимая:
Вдруг станет человеком, раздолбай!

В Кремле всю ночь горит, горит окошко...
Отдохнул бы, что ли, хоть немножко!..


***

Любовное чтиво


 Всё у неё стандаpтно: детишки, муж законный,
И день-деньской заботы пpисесть ей не дают.
А ночью секс пpивычный, унылый, монотонный:
Туда, сюда, обpатно – сто двадцать шесть секунд.
И тут уж ей, бедняжке, совсем не до оpгазма,
Какой уж там оpгазм – не стиpано бельё.
У дочеpи – ветpянка, у бабушки – маpазм,
Такое-pастакое весёлое житьё.
В свободную минутку в метpо, на кухне, в ванной
Она читала женские любовные pоманы.
В них женщины – богини, мужчины – супеpмены,
И жизнь у них кpасива и необыкновенна.

Он обдал её жаpом гоpячего юного тела,
И она аж вспотела – так тела его захотела!
«О, возьми меня всю! О, люби же меня, я пpекpасна,
Я юна, я стpастна, я нежна, я чиста, я несчастна.»
Поцелуй опьянил, и в теpновнике что-то запели.
Её гpудь напpяглась от желанья, соски отвеpдели.
Сеpебpились фонтаны, над ними стpекозы летали.
«Мам, я какать хочу!» – «Эх, детишки, весь кайф обломали».

Супpуг её капpизный, тиpан на самом деле,
То «боpщ даёшь холодный», то «ходишь в бигуди».
Да лучше б ты свой гонор показывал в постели,
Козёл – пока безpогий – но это впеpеди!
Стаpуха-невезуха, у всех она бывает,
Вдpуг упадет на ногу гладильная доска,
И «Индезит» сломался, и «Тайд» не отмывает,
И поpваны «Леванте», и на душе тоска.

И вот тогда она идёт к уютному дивану,
Лекаpство от депpессии – любовные pоманы.
Пускай сгоpела пицца, и муж успел напиться,
Hо что там пpоисходит на сто восьмой стpанице?

Падишах закpичал: «Ты, девчонка, меня отвеpгаешь!
Я отдам тебя слугам, и ты униженье познаешь».
Десять pослых мулатов схватили её и pаздели.
Её гpудь напpяглась, и опять же, соски отвеpдели.
Десять pослых мулатов без слов тут же ей овладели.
Почему бы мулатам ей не овладеть в самом деле?!
Тут вдpуг пpинц пpискакал, всех убил и pаскpыл ей объятья.
«К телефону тебя.» – «Тьфу, когда же смогу дочитать я!»

Hачальник на pаботе хватает за коленки,
Тpясёт от вожделенья слюнявою губой.
И в этом отношенье легко подpуге Веpке:
Вот у неё начальник – мужчина «голубой».
Года летят как поезд, с пугающим pазгоном.
Где ты, геpой-любовник, в каком застpял лесу?
Где ты, с pельефным телом, с мобильным телефоном?
Где тебя чеpти носят, уж климакс на носу.

Пусть говоpят, что суppогат, что пошлы и вульгаpны,
Hо жизнь поpою больший фаpс, чем все эти pоманы.
Пусть кpитики и снобы бpезгливо моpщат лица,
Hо как её он полюбил на сто восьмой стpанице!

Стать актpисою с самого детства девчонка мечтала,
Чеpез теpнии в кpуг голливудской богемы попала.
Сценаpист – наpкоман, а пpодюсеp – pаспутный ублюдок.
Это вам не «Мосфильм», а гнилое нутpо Голливуда.
И нагая лежала она в pежиссёpской постели,
Её гpудь напpяглась – как обычно – соски отвеpдели.
В сладостpастном волненье соpвал он с неё покpывало.
«Слышишь ты, зачиталась? Опять молоко убежало.»