Июль
как молодое терпкое вино,
цепляет зеленью, отяжелевшей веткой,
и льется запахами в воздухе парном.
Июль, с раскидистой листвой, трудом и потом
тянувшей соки из земли еще весной,
чтоб этой яркою ажурной позолотой
слепить глаза и тенью вздрагивать сквозной.
А там, за глинистыми впадинами кручи,
с отлогим берегом, наставленным, как щит,
кисель реки, такой горячий и тягучий,
под белым солнцем ослепительно кипит.
Еще вчера вовсю хозяйничала сырость,
и умывался камень и песок дождем.
И вот всё высушено зноем, дыбясь, сыпясь,
изменчивым во всём июльским днем.
Хочу запомнить этот берег у обрыва,
расплавленность реки, мелькание синиц,
и тонкий стебелек в губах твоих красивых,
и тени на щеках от радужных ресниц.
Спешу запомнить эти плавни и пороги,
то, как прибрежный дёрн стал гладок и высок,
то, как приятно и легко уходят ноги
по щиколотку вглубь, в услужливый песок.
Пусть светится июль и набирает силу,
пусть светится твоя открытая ладонь,
и горький стебелек, который закусила,
и солнце на губах с усмешкой молодой.
Свидетельство о публикации №114071107903
Ровно три года назад 18 июля, попав впервые на Вашу страницу, я слушала это стихотворение в Вашем прочтении. Начало знакомства с Вами и Вашим творчеством, первые ощущения, что о них сказать? Самое первое глубокое впечатление произвела, конечно, Ваша фотография, удивительно живая, говорящая: тут и задумчивость, и легкая улыбка, внимательный, даже пытливый взгляд, будто пытающийся прочесть душу посетителя и доверительность, готовность говорить с этим самым посетителем по-дружески и… В общем, дорогой Николай Павлович, я как-то сразу и вполне осознала, что задержусь у Вас и буду возвращаться снова и снова. А потом Ваш «Июль»! Знаете, у меня слуховая память лучше зрительной, однажды услышанное и понравившееся мне остается со мной десятилетиями с подробностями интонации и тембра. И Ваш «Июль» теперь со мной навсегда. Мне все Ваши стихи, которые прочла, ложатся на душу и рождают в ответ размышления, откликаются, но прочтенные и услышанные – вдвойне.
Солнечный, ослепляющий июль, удачно сравниваемый с вином, но вином некрепким, еще не настоявшимся, а только восходящим в силу, сколько в нем всего: цвета и света – зелень, золото, сквозная тень (её отдельно смакую), белое солнце, радужные ресницы, свечение ладони и стебелька; запахов, вкуса и ощущений – парной воздух, терпкое вино, глинистые впадины, горячий кисель, сырость и зной, горький стебелек; звуков и движения – вздрагивание тени, мелькание синиц, кипение реки, умывание дождем и осыпание в зное, изменчивость; объема и веса – отяжелевшая ветка, ажурная позолота, заполняющая всё стихотворение от начала до конца, рельефность берега и реки с плавнями, порогами, мягким песком, высоким дерном. Николай Павлович, Вы ведь не устали от моего долгого и занудного выдергивания Ваших же деталей из Вашего стихотворения? Я вот не устала перечислять, перебирать и рассматривать в очередной раз черты столь ярко и фактурно изображенного Вами месяца, сияющей летней кульминации, где всё дышит, движется, течет и светится, где всё это богатство красок жизни протягивается читателю на открытой ладони самого июля посредством автора, который спешил запомнить каждую дорогую ему подробность. И еще одна деталь: число строф в стихотворении соответствует числу месяца, о котором речь.
Как уже было сказано мной в начале письма, моё июльское первое знакомство началось именно с «Июля», невероятное совпадение, не правда ли? И, хочу заметить, знаменательное. Сейчас попробую объяснить. Давно, в юности, я примерно так и представляла себе свой будущий жизненный июль, как в Ваших строчках, сияющим и наполненным вином радости. Но обстоятельства сложились иначе. Я даже в монастырь хотела уйти, серьезно. Много думала, выбрала в какой. Фокус моих желаний и размышлений в то время сместился из настоящей жизни в пространство евангельского Царства Небесного, где я надеялась на встречу с близкими и любимыми, а частично в прошлое, где они остались в воспоминаниях. Хорошо, что в монастыре мне попался мудрый и понимающий священник, убедивший не делать резких шагов. И я не сделала. Но подсознательно (это я сейчас понимаю) запретила самой себе погружаться чувствами в окружающую меня жизнь, перестала читать, слушать, смотреть, вспоминать ранее любимые мною вещи. Сидела внутри себя, а на мир смотрела по большей части отрешенно. Мир, понятное дело, этого так не оставил – он прорывался обрывками воспоминаний в снах, звучал в случайно услышанных песнях, кем-то невзначай включенных любимых фильмах. Потом больше и настойчивей – в детях, в том как они были похожи на маленькую меня и моих родителей, в просьбах рассказывать о моем детстве и вообще обо всем. И стали возвращаться в обиход любимые книги, игры, музыка, фильмы и прочее. А на Вашей странице, Николай Павлович, утраченный когда-то мой добрый мир заиграл для меня красками в полную силу, переливаясь всеми оттенками, зазвучал и засиял тем самым любимым с детства светом и окончательно вернулся ко мне. Я погружаюсь в него не только по щиколотку, подобно герою Вашего стихотворения, а целиком, чувствуя и всматриваясь вслед за Вами, за что я Вам благодарна. Только вот толком никак не могу выразить свою благодарность. Для чего я это Вам пишу? Не для сожалений, всё сложилось, как должно, как необходимо было. И не для Вашего ответа, который Вам сейчас давать затруднительно. А для того, чтобы Вы поняли, какое чудо для меня Ваши стихи, какое целительное действие они могут оказывать на человеческую душу и какой силой обладают Ваши строчки. Это надо Вам твердо запомнить и уяснить себе, как, скажем, не просто таблицу умножения, даже не как «Отче наш», а как все восемнадцать эпизодов «Улисса». Так, чтобы разбуди Вас ночью и спроси: ну-ка, уважаемый Николай Павлович, какое такое влияние оказали сегодня Ваши стихи на Нику? То Вы бы без запинки и сомнения ответили: самое благотворное и благородное, клянусь Никиной шляпой.
Ваша отличительная и любимая мной черта в том, что Вы не стараетесь искусственно опоэтизировать жизнь, а умеете видеть поэзию в жизни и показать её читателю. В одном из ответов Вы писали, что быть поэтом – это отвага открыть миру душу. Да! Именно это я увидела. И такая отвага, такая открытость до предела, до конца заразительна, она освобождает читателя от собственных внутренних оков и возвращает радость подлинной жизни. Спасибо Вам за это, Волшебник. И спасибо за открытость страницы, за возможность читать – это очень щедро с Вашей стороны в нынешних обстоятельствах.
Ника Марич 18.07.2025 00:06 Заявить о нарушении