Полдень в провинции

Солнце слепит глаза, отражаясь от стен, от голых
площадей, асфальтированных дорожек. В волнах
городского прибоя качаются мостовые,
и фонари удивленно сгибают стальные выи

над бульварным романом, раскрытом на той странице,
где начало мая. Повсюду резвятся птицы,
и серые воробьи, отличаясь числом от прочих,
горланят в кустах, заглушив канонаду почек.

Полдень в провинции. Кажется, нет ничего скучнее
блуждания в перекрестках. Под натиском эмпирея
бледная пелена заволакивает пространство,
навевая сон – олегория постоянства.

Это и есть провинция, потому, что в одну, в другую,
в третью стороны она не меняется, и, вообще, в любую
точку ткнись, – хоть кричи, надрываясь, – эхо
Не вернет ничего, кроме тупого смеха.

Бессмысленность жизни в провинции не оставляет шанса
когда-либо выбраться из тупика, из непрерывного транса…
Вдох, и горячая пыль обжигает трубы.
Возле забора скопились вонючие трупы,

то есть выброшенные останки
чьей-то роскоши… Пустые консервные банки,
раздавленные, очевидно из мести,
передают воздуху запах жести.

Вот оно, то, к чему ты стремился, движение мысли
здесь заканчивается, гораздо быстрее, чем выстрел
проникает в сознание скомканным отголоском
точки возврата, не различимой на плоском

листе бумаги, где концентрации воли
уже не достаточно, чтобы отречься от роли
Апостола, и известь со стен осыпается, постепенно
заполняя собой перспективу плена.