Во весь голос. Произведения финала. Голосование

Здесь размещены произведения четырех участников финала. Это
Тейт Эш
Клавдия Смирягина
Светлана Ширанкова
Наталия Иванова

Кто их них автор какого стихотворения - пока неизвестно.
Можно только догадываться.

Правила голосования.
Голосовать может любой желающий, но только один раз. Голосование от клонов запрещено категорически.
Каждый голосующий под данным произведением оставляет рецензию, в которой публикует рейтинговый список четырех участников, расставляя их по местам от первого до четвертого. На одно и то же место ставить двух участников нельзя.

Формат голосования такой:
1 место. .....-й автор
2 место. .....-й автор
3 место. .....-й автор
4 место. .....-й автор

Голосование будет закрыто в 23.00 06.07.2014 года. Только после определения победившего стихотворения будет открыто авторство участников.

Наставники в голосовании участия не принимают.
Авторы не раскрывают свое авторство никакими доступными им способами.

А теперь, собственно, сами произведения.

Первый автор
Ева

Финал сотворенья. Окончен путь.
Пусть весть разнесет молва:
У нашего Бога не то что ртуть - и глина в руках жива:

Визжит свежесозданный дуралей, бесёнку намяв бока...

Давай же, Создатель, потешь гостей -
Состряпай, в антракте, из запчастей
Подружку для дурака.

Рабыня-поделка - на час возни. Подделка в руках Творца.
Ни сказок, ни нянькиной воркотни. Ни матери, ни отца.
И толку, что косы светлей руна, да память пока чиста?
Во взрослое тело заключена девчоночья маета...

Не тронь украшенья, оставь шелка - возляжешь нагой в тиши.
Ведь губы, не знавшие молока, раскрашены от души.
Какие игрушки? Люби и тешь суглинного муженька!

Попытка по-детски поднять мятеж...
Но зрители те же, и судьи те ж,
И яблока плоть горька.

--
Столетья корчились в дыму,
Еще живые.
Глядели ангелы во тьму,
Сторожевые,

Как без божественных щедрот,
В хлеву урода,
Рожала Ева и народ,
И дух народа.

Росло и крепло бы родство
Светло и смело,
Когда бы глиняная скво
Любить умела.

--
Хоть кляни свой удел, хоть смиряйся с ним, хоть вивать -
Сыновья подросли, научились плавать и выживать.
Одиночество самки укрыло детей, как палла.
Доспевал виноград. К алтарю волокли бычка.
День кончался. С гримаскою грудничка, младшая Евушка засыпала.
А Ева сидела в сумерках - недоступно и высоко -
И с пальцев слизывала капающее на руки молоко...


Второй автор

Вглядись в себя – там пусто и темно,
И наглухо зашторено окно,
И лампочка давно перегорела.
На всем пути – от Евы до Лилит –
Дыра в груди по-прежнему болит
И дергает обидой застарелой.
Он мял тебя, меняя силуэт,
Гонял на инглиш, музыку, балет,
Творил по плану в рамках и границах,
Настаивал: «Дружи, с кем я скажу!»
 За первый же твой выход за межу
Ославил негодяйкой и блудницей
И выгнал прочь, и поменял замки.
А ты тогда смеялась вопреки
Растерянности, ужасу и злости,
Но в полусне мечтаешь до сих пор,
Чтоб он позвал назад, слезу утёр,
Поцеловал, пришёл на праздник в гости...
Бессмысленно, конечно. Только – чшшш! –
Ты маленькое семечко растишь,
Пока еще не ведая о чуде,
И с ним растут тревога, грусть и боль,
Отчаянье, и гордость, и любовь…
И будет день. И счастье тоже будет.


Третий автор

Слышишь: кто-то стучит за окном тяжело и настойчиво.
Это сад осыпает созревшие к осени яблоки.
Ветер пишет письмо неуверенным старческим почерком,
Пожелтевших листов он касается пальцами дряблыми

И выводит строку, будто истину ветхозаветную,
О грехе первородном, о сочном познании таинства.
Сад внимает ему и качает усталыми ветками:
Он-то знает, что всё на земле неизменным останется.

Только яблоки вновь на разрезе становятся ржавыми,
Только зёрна внутри не устанут вздыхать в одиночестве,
Что и кровь, и любовь, и рожденье, и смерть - от лукавого,
А спасенье придет с третьим криком безумного кочета

Избавленьем от сна, откровеньем, доныне незнаемым.
Снова чья-то рука докоснется до плода запретного.
Улетают на юг - вслед за птицами – яблоки стаями.
Обретая покой, сад качает усталыми ветками.


Четвертый  автор

Она обманула отца при рождении.
Ждал сына. Наследника. Вышла она.
Девчонка, наследница грехопадения,
никем не любима и не прощена.
 
Ни ласки, ни таски. Ладони тяжёлые
ни разу её не коснулись щеки.
Но годы стекали дождями по жёлобу
и падали в омут бездетной реки.
 
Позвал. Осмотрел золотистые локоны,
изнеженных пальцев невольную дрожь.
Отметил, как руки зажала в замок она,
а что за замком, разве сразу поймёшь?
 
Она затаилась испуганным зябликом,
на батюшку взоры бросая тайком.
Под кожей у Евы адамово яблоко
катается маленьким нежным клубком.
 
У этой истории нет окончания.
И сказки забытой сшивая края,
твою колыбель до рассвета качаю я.
Спи, милая девочка, Ева моя.