Бабье лето Молодость цикл стихов

   БАБЬЕ ЛЕТО
1.

Ах, бабье лето, бабье лето,
приют влюблённых и поэтов,
неизгладимая пора,-
благодарю за соучастье
в делах, мечтах, печалях, счастье,
за мир надежды и добра.

Летят с деревьев паутинки –
серебряные шелковинки,
поблек и пожелтел газон.
А воздух нежен и прозрачен,
и тихо на соседних дачах
отцвёл очередной сезон.

Зовут в дорогу электрички.
Такой знакомый смех девичий
прощально прозвенел в саду.
Крадётся день походкой лисьей.
И словно порванные письма,
кувшинки плавают в пруду.
2.

Летят с деревьев листья.
И город, в ритме твиста,
волшебствующей кистью
их превратил в мониста.

Девчонка листик вишенки,
как клипсу, прицепила.
И замерли мальчишки:
- Наташка! Как красиво!..

Цветут в улыбках женщины.
Все ювелиры брошены.
Красавицы увенчаны
каштановыми брошами.

Вместо червонцев–
листья червонные в цене.
За листья шубу лисью
спешите взять жене!

Пройдохи и мошенники,
в нехитрый скетч уверовав,
в сберкассу тащат веники,
а кто-то даже дерево.

Но, им чиня препоны,
кассиры говорят:
- Все сейфы переполнены,
поскольку – листопад!..

А ты идёшь, печальная,
в нарядных светлых кружевцах.
И молодою чайкою
звезда над нами кружится.

Ветер пахнет рислингом.
Улицы галдят.
И мысли, словно листья,
летят, летят, летят…

    3.

Уже сентябрь.А всё жара под тридцать.
И, как в июле, пляж собрал толпу.
Но падают желтеющие листья
на тесную садовую тропу.

А женщина их собирает грустно,
и думает, с горчинкою в крови,
что,как и листья,опадают чувства
с деревьев человеческой любви.

            4.

Каштаны падают,каштаны падают,
но нас с тобой они уже не радуют,
как будто не было прошедшей осени,
как будто в омут мы любовь забросили.

Лежит в пыли у ног литое золото.
И сердце так же, как каштан расколото.
Сквозь всё, что вещано и что обещано,
прошла глубокая кривая трещина.

Помнишь, мы собирали каштаны,
и я нанизывал их на нитку,
словно звёзды, упавшие с неба.
Звёзды оплели венком твою шею,
и все встречные модницы               
изумлённо смотрели тебе вослед.
               
А потом нитка порвалась.
Тёмные бусы рассыпались по земле,
и мы так и не сумели их собрать.
Сегодня новые звёзды у меня под ногами.
Я собираю их как когда-то,
в ту далёкую осень,
но мне некому их подарить…

А листья в воздухе плывут и кружатся,
как будто жёлтые обрывки кружевцев,
и возвращается, рождаясь заново,
всё, что развеялось в пурге каштановой.

Где мы последний раз с тобой расстались,
следы заветные ещё остались.
За расстояньями и за туманами
твои глаза горят, горят каштанами.

                5.

Сонный дождь моросит.В небе прячутся звёзды.
Стебли гибнущих трав под ногами шуршат.
Ты уходишь в туман. Не зову тебя, поздно…
Листопад на земле. На душе листопад.

Проплывают машины по сброшенным листьям.
У водителей хмурый внимательный взгляд.
Осторожней, шофёр! То не листья,а письма,
что нам кто-то послал в листопад, в листопад.

Эти письма кого-то от боли излечат,
а кого-то последней надежды лишат.
Только всё же не вечно он будет, не вечно –
листопад на земле, на душе листопад.

Возвратится весна.Соловьиные ночи.
Всё пойму и прощу. Ты вернёшься назад.
Лишь в глазах будет биться осенний листочек,
залетевший туда в листопад.
В листопад…
6.

Улетают птичьи стаи
за кордоны, за моря,
в золотых лучах играя,
словно блестки янтаря.

Пролетая, прорыдают
и растают –
даль ясна,-
словно их с небес смывает
белокрылая волна.
         7.

Безразлично траве, где расти.
Безразлично цветам, где цвести.
Безразлично листве, где шуметь.
Безразлично костру, где гореть.

Коль не скосят – повянет трава.
И цветы заметёт лебеда.
И осыплется наземь листва.
И костёр догорит без следа.

Отцвела моя юность дотла,
как трава, как листва, как цветок,
лишь дымится пустая зола
и единственный в ней уголёк.

Память сердца нетленно жива,
только что теперь значат мечты,
если вся облетела листва,
если все оборвали цветы.

РУКА  ЗАБВЕНЬЯ

Любовь и ревность, муку и терпенье,
мечту и мудрость, страх, досаду, стыд,-
всё заметёт великое забвенье,
всё перемелет и перекроит.

Какие мысли превратились в пепел,
какие чувства обратились в прах,
какие страсти старились и слепли,
не оставляя памяти в сердцах!

Текут мгновенья и десятилетья
всё в тех же волнах жизненной реки.
И мы, увы!- давно уже не дети,
хотя совсем ещё не старики.

Отходим от падений и ушибов,
унять порывы прошлые спешим.
Всё меньше бурь,метаний и ошибок,
всё больше осторожности души.

Кого винить? Среду? Природу? Возраст?
Кто в состояньи Время победить,
когда уже не хочется о звёздах –
не рваться к ним, ни – даже! – говорить.

Я проклинаю рабское смиренье!
Я вижу каждый из минувших дней,
не замечая, как  рука забвенья
стирает годы в памяти моей.
      
                МОЛОДОСТЬ
               
                Новомиру  Лимонову

…Вчера спешил на Волхонку,
сегодня - на площадь Восстания,
а завтра почти до Химок продлятся мои пути.
Ищу в Москве девушку
с глазами,как северное сияние,
ищу её днём и ночью,
но пока не могу найти.

Представьте: майский цветущий луг,
перламутровую гладь пруда,
платиновую феерию каштанов,
облака,беременные гроздьями смеющихся ливней,
суперлайнеры,небоскрёбы,
свечу,что горела в одну из ночей
на столе Пастернака,
мимолётный запах мимоз,тающего снега,
гранитных парапетов Москвы-реки.

Представьте всё это одновременно
и,предчувствуя чудо,
вы увидите,как прямо из-под земли
возникает виденье – миф - легенда,-
иллюзорное имя которого  –
НЕПОСТИЖИМОСТЬ.

Нас было четверо хмельных «менестрелей».
Мы считали,что жизнь навсегда застраховала нас
от рыбьей наивности и щенячьих восторгов.

Но девушка возносилась,как Музыка,
из подземного перехода
возле Исторического музея,
и четыре бравых повесы,
четыре хорошо натасканных пойнтера
не успели даже сделать стойку,
дабы придать своим барабанным физиономиям
вдохновенно – виолончельное выражение.

Мы так и застыли,потрясённо и девственно,
будто боксёры в приличном нокдауне,
словно восковые фигуры в паноптикуме,
точно бессловесные манекены
в витринах супермодного универсама.

Мы  молчали, лопухи, донжуаны,
доморощенные ваганты бутырских переулков,
лишь у самого невоздержанного из нас
неприлично вырвался из горла
отвратительно глупый смешок.
Мы стояли, как тюхи,пентюхи,тяни-толкаи,
перед этой весёлой и грозной грозой,
возникшей неизвестно откуда
и умчавшейся неизвестно куда.

Её глаза – несовместимые,как лёд и пламя,
мёд и полынь, вопль и молчание,
её глаза – два несущихся сокола,
две притихших синички,
две печали, две радости,
две готовых взорваться гранаты, -
выбили нас из привычных сёдел иронии,
и, страшась задохнуться
в невидимых миру ошейниках,
наброшенных ею на каждого из нас ,
мы повисли в невесомости,
бездарные и неуправляемые.

Почему мы почувствовали тогда какую-то вину
за свою жизнь, за свои дороги, за судьбы всех
ещё даже не родившихся на этой Земле?

Какой маг жонглировал в тот миг нашими чувствами,
швыряя в ревущие топки сердец пригоршни магния,
озарявшего каждое запечатлённое мгновение
бескомпромиссными вспышками
оголтелых шаровых молний?

Бронзовый магнит её волос,
выбивающихся из-под собольей «боярки»,
лёгкий лаковый сапожок, лайковая перчатка,
торопливо заштопанная чёрными нитками
на правом мизинце,-
всё это и сейчас стоит перед глазами,
осияно и трогательно.

Мир обрёл форму.
Красота,
источая электрические волны
греха и невинности,
салютовала Вселенной.

О,как подрагивали в усмешке
эти девичьи губы –
словно две тяжёлых апельсиновых дольки
в коллекционном хрустале
с рубиновой «Изабеллой».

Чем-то таинственным веяло от её духов,
волос, кожи,
и память услужливо подбрасывала
десятки незабвенных образов,
трагически  непохожих на неё.

Лишь тончайшие черты ТААНЕНУХАТАМОН –
гордой дочери Верховного жреца храма Амона,
вспыхнули на мгновенье в блистательном профиле
и исчезли в веках.

А Москва спешила куда-то.
Проносились машины,
вальсировала толпа,суетились туристы,
и лоснящийся гид безнадежно призывал желающих
присоединиться к группе, готовящейся осматривать
реликвии Московского Кремля.

Но ни сей пожилой просветитель,
ни трое сувенирных узбеков,
до тюбетеек нагруженных
патентованными покупками,
ни пяток амстердамских бабуль,
суверенно работающих под Софи Лорен,
ни мы, обалдевшие ротозеи,
не могли осознать,
какой подарок
преподнёс всем нам
этот триумфальный
сентябрьский день.

Мы глазели на девушку,
и она,понимая нас,
рассмеялась торжествующе и жестоко,
всепрощающе и печально.

И пока мы ревниво делили между собой её улыбку,
она исчезла во времени и в толпе,
оставив на щеке каждого из нас
метеорный след представленных поцелуев.

Проклиная себя, мы бросились к ГУМу,
к «России», к Манежу, но – увы .
И лишь, когда заново отразились в глазах
драгоценные купола Василия Блаженного,
мы поняли,
к е м  была для нас Незнакомка.

Один узнал в ней МУЗУ,
второй ЛЮБОВЬ,
третий СУДЬБУ,
четвёртый МОЛОДОСТЬ.

…А вчера я нашёл у себя в столе
лайковую перчатку
с неумело заштопанным шовчиком
на правом мизинце.
Кто так беспощадно подшутил надо мной?

Ревущие мустанги воспоминаний
врываются в душу.
Я выскакиваю на улицу,
вглядываясь в лица встречных девчонок,
надеясь найти среди них ту –
с глазами, как два ветра,
две молнии,
две молитвенных и гибельных строфы,
сумасшедше клокочущих в сердце…

О,сколько ещё невысказанного
остаётся за этими строками!

…И вновь – вчера на Арбате,
сегодня – на Бронной и Пресне,
а завтра – в Марьиной Роще,
в Миуссах, в Охотном ряду.
Ищу в Москве
свою МОЛОДОСТЬ,
с глазами, как Песнь Песней.
Ищу её днём и ночью...
на радость...
иль на беду...