Эмоции Антарктиды

Мила Ульянова

«Эмоции Антарктиды»

Зевсу

Неужели ты думаешь, что я безнадёжна, снимая с себя твою последнюю чистую рубашку?!

И сегодня не играю с чужой киской
Не читаю переписку с другой бабой. Твою
Мать… Не вспоминаю!
Просто пишу стихи и… И наслаждаясь вою
Как мы спотыкались о лунные дорожки и ночью –
Чем только не занимались,
Но кончали любовью…

Ты ушёл. Но вернусь. Обещаю.
Пусть и сейчас только стих за стихом,
Но я толком не разбираюсь в поэзии –
Толкай, толкай её в меня бочком…
И подвинусь
Не отодвинувшись – ты же мой поэт,
А я твоё, такое красивое горе,
И мне не стыдно – красишь мне губки у зеркала…

***

«На горном леденце»

Мне приятно быть
И понятно сосать не философию или веру
Даже без тебя в глубоком колодце я буду
Это делать
Хоть и эта мечта к тебе не долетит
Я вылезу
И тогда мир за весь правый Рим
Мы с тобой из капелек спермы выстроим
И из его окошек – дети;
Из под твоей щетины – мои поцелуи;
Из засохшего хлеба – пшеница;
И я милую, что мы выживем – мы же дольки
Не лимона. Бескрылой птицы –
Куда нам от любви-то лететь…
Друг от друга – пожалуйста,
Только не пользуйся презервативом –
Я умру на тебе, даже СПИДА напившись –
Ведь глупо читать Шекспира,
Когда под тобой ЦЕЛЫЙ поэт…

***

Не спорь о моей красоте с уродством.

Пожалуйста, не спорь,
Что мне якобы неправильно
Захотелось секса на дискотеке –
Всё были исключительно.
Исключат из академии?!
Меня бабушка научила печь блинчики…
А на мне, да с мёдом – это же объедение!
Вот попробуешь, и за брошенное тело я не обижусь
А ещё - я буду музой во время твоего обеда
И когда ты получишь премию за книгу
«Ножом по её душе» -
Я не попрошу шубу всяких безделушек,
А разрешу тебе самый задушевный миньет
Не испачкав лицо визгами потаскушек,
А кто из монашеских мужей осудит –
Сделаю их патриарху тоже самое.
И повесишь ты мою душу на площади –
Ах, как будет плакать поэт,
Когда ты меня снимешь за «пощади».
Вот она уродливая проституция,
И мой стих о тебе не последний

***

Падаю. И существование появляется и приближается к человеку. Пожалуйста, достигнете другого мира.

«Ой, рай?!»

Ты водил меня по Бродвею,
Заставляя напиваться Бродским.
В Париже – вместо Лувра – Валери…
Я что на дурочку похожа,
Или мне уже сто лет,
Что имени не помню
Своего
Тебя зовут Поэт
И в этом всё духовно
А ты наконец-то купи билет,
Хоть успеем на могилки отца похороны.
Да, я там разденусь перед твоей последней поэмой
И во весь голос
Я люблю его сперму
И в ней, запутавшийся свой волос –
И мне не больно – я его вечность,
А он – моя поэтическая волость,
Поэтому, как мать нас -
Всех ханжей в гости не просим –
Отец умер, прости наш
Дом

***

В этом грёбаном лесу мы потеряемся все, но всё равно – любить бесконечно.

«Мои стихи. Как цепь или гряда,
Как бритые мальчишки в три ряда»

Вера Полозкова

«Мой Ад»

Бегу – вдохните тишину –
Он стоит
И ждёт. И слышит
Как я разбиваюсь о небо
И падаю дождём
Под его зонт – привет принцесса –
Вот дура, спала раньше с королём –
А тут такое извинение

Прости, немой хороший,
Я обязательно останусь для тебя первой девочкой - имей только во все стороны… Голоса –
Я подарю тебе его перпендикуляр

На, самую страстную плоскость
Боже, как невероятно кончать,
Когда он во всё суёт свой поэтический носик,

А язык! Аж уныло своим его облизывать –
Дарит такой древнегреческий фаллос в мой ротик,
Что улыбка…
Рисует самого Да Винчи,
Да в таких позах - Художнику – точняк - не выплыть.

***

Напилась. Ну и ладно. Доползу. Встану раком. Пусть обругает.

Что валяешься?!
Опять друзья донесли
О моей любви?!
Давай и тебя раздену…
Так не красиво?!
Тогда сам определяйся со своей смертью –
Я сплю, вон под тем пледом, видишь?!
Принесёшь чулки – оденусь.

***

В каждой естественной науке заключено столько истины, сколько в ней есть математики.

Immanuel Kant

Я люблю читать по ночам этого дядьку,
Когда тебя рядом нет -
Столько приносит безумия на мою огородную грядку
Что росту. Я росту к тебе
Милый, ну возвращайся скорей к моей матке…

***

«Нагодки»

Ну, вот, он уже пишет, что «величайшее чувственное наслаждение, которое не содержит в себе никакой примеси и отвращения,- это, в здоровом состоянии, отдых после работы». Но я не хочу этой философской чистоты, хочу поломать о твои позвонки свои ногти, и чтобы ты сказал: «Любимая, нарастим новые, а пока займёмся взрослением своим…» И кончил. И кончила. Течь поэзия великой нимфоманке. Я! Я твоя женщина. Готовая расчесывать твои волосы, приплясывая рифму к огранке, бермудского диаманта – я, твоя совесть, и отдыхающий Кант. И всё это в твоей поэме, а я на твоих плечах, и ты розы скидываешь во мне… Наслаждение – экстазу. А я корчусь, корчусь, от твоего: «Давай ещё раз…». И имею. Своего здорового философа. Во всех бытийских пустяках.

***

Я понимаю лишь твоё сознание, твой член во мне ничем не лучше.

И пусть моя голова взорвётся
И ленточки мозга
Убьют твоего Георгия
Я никогда не забуду
Как ты заплетал мне волосы
И как лизал
Будто молоко кошачьи кости
Я садилась на твой пьедестал
И поэзия ничего не имела… Против –
Другие поэты голосовали –
А ты писал… Ты писал мне в рот –
И я наслаждалась –
Будущим писанием своим
О твоих подвигах
И ты двигал меня, двигал во мне, и я двигалась
К счастью. Это не та дорога –
Мы лежали и смотрели на закат Солнца…

***

«Жаль, любви нам вернуть не возможно»

Маша Фокина

Машка – машка.
А ты жарь, жарь во мне все суставы,
Чтобы я не остановилась
Над тобою изгибаться.
И пусть, любовь – страшная инквизиция.
Ты моё - «помыл и ванную».
И ковёр, и тумбочку, и подоконник,
И на балконе – всех развесил вещи рваные,
А мне с утра – клубничное мороженое
И вскипяченный клитор – я не жадная…

***

«Слабость»

То, что ты устал в этом городе, и есть летняя гроза. 

И словно морская пена,
Я жду твоих волн
И своих колебаний – разлиться ли океаном,
Или всё же вселенной
Остаться

***

Как самый первый снег,
Краски утихли в моём чреве -
Ты ухитрился и в них влезть,
Но быть художницей, умывающей краски с картины –
Какое перемирие…
С последующим с неги па адом,
А ты моё рвение -
Души на пухом и прахом -
Какая разница –
Лежу я на тебе как на кактусе,
Или на кактусе как на тебе – всё равно любимая

***

И не родинке
Дал название каждой
Ты родил меня
Понимаешь?!
И теперь я беременна
Как берёзка
На склоне осени –
Не обманывайся –
Всё возвращается,
Как к груди моей ночь

***

Правда мочевого пузыря, который устал быть актом, оборачивающимся из мочеиспускания постоянной влажности.

Да, не кошу я под Монро –
Не актриса…
Сам же пропустил меня через своё тело –
Я лишь слушала:
«Покажите надежду как в «Унесенных ветром».
И уводила тебя из театрального…

Дома, на диване
Под массаж ступней,
В краснении камина –
За историю анальных свечей –
Ты гладил мою температуру
От ужасных бровей в «Космополитене»

И я плакала –
Это был номер, который в любовь ещё не вышел

***

«Человек – это пучок восприятий»

David Hume

А ты говорил, что я пупик твоей земли.
Да, да, я всё прочитала.
И то, как тебе жалко шлюх, пьющих вместо работы,
А мне значит можно дарить, и дарить одну радость?!
Нет, дорогой,
Больше не столяр, под стола надобность,
Ведь знаешь, как я умею лежать дорогой,
Отбирать у инерции скорости и кричать,
Чтобы все эту аварию бросили
И мы с тобою помолчали
Как идиоты
На небесах
Воспринимая только птиц
Восприятие наше
И от этого: «Мир ядовит»
Лечили бы себя дятлами,
Вернее, «человечности клювиками»
Вместо звериной «спасти»

***

Красивая значит.
Как сакура зимой цветёт.
Ну и пошёл ты на хер,
У меня свой везде вход…

И душа выходит как в церковь…

И антураж ей религию прёт,
А я просто вымазываю в экстазы пол,
Может, как умру – кто-нибудь и купит этот дом
Из моих костей
А пока
Расскажи мне ещё что-нибудь о ней,
Так твой язык привычней, когда ты молчишь,
А я понимаю, что ты мой, и в ней…

И приходит Церковь на душу посмотреть…

***

«Осколки памяти»


О, сколько мякоти

Давай, давай ещё дальше

Можешь с локтя

Может челюсть раздвинется,

Но заткни

Это моё «прощай»,

Когда я хочу – не уходи


Ведь, «Вера, не подкрепленная сексом - мертва»
Как и ты, мой, Иисус Христос, а я хочу жить с тобой, и лишь от этой жизни умирать. Поэтому, если не хочешь возвращаться – не уходи. Твои белые тапочки, всё на том же месте. А, как тебе, мои не побритые ножки?!

***

Долго не виделись
Да, он написал тебе много стихов,
Но и ты их уже научилась…

А чувствовать распад его духов,
И видеть взросление вашего урана,
Совсем другая ностальгия

По каждому разу
Его возвращения
В твою ложку чайную

Дающую ему
Небывалый сахар
Вашего совместного путешествия в Антарктиду

Дверь открылась –
И ты уже висишь на нём –
Перевернув весь дом по дороге,
Испугав этим котёнка –
Он видит, как небо разваливается,
И, чтобы спасти для тебя хоть одну звёздочку –
Незамедлительно переворачивает ночь раком…

Какой послушный звездочёт –
И ты ему помогаешь…
Вскидываешь ноги на луну выше различных способов
И столько методов раздвигаешь,
Прямо «Диверсификация по встрече с любимым»,
Но это не так, ты его государственное изящество,
И он очаровывается этим поражением –
Уходя – опять забывает пиджак,
А вернувшись, под одну сигаретку с тобой –
Кидает в портфель очередной томик поэзии…

… смотрите новости под горячий шоколад –
Где-то война, цунами, футбол в Бразилии –
На другой канал –
И ухахатываетесь от его правды с трибуны парламента -
Засыпают совы, а, значит, вам опять не мечтать Пора!

***

«Будущие грехи»

Ты меня раздень на прилавок –
Устала валяться вся в кружевах на земле.
И поставь на мне цену – «за счастье»,
За то, что я принадлежу лично тебе.
И посмей мне только отказаться,
Продать моё тело ликующей толпе –
Моя безликая душа не сможет надышаться
Как я скручу головушку этой молве,
Мол, ты прекраснейший из поэтов
И каждая с тобой как в тишине,
А каждый, словно нет падали гиене,
И поэзия твоя словно Моисей на саранче.
Но сам-то знаешь,
Что тухлой рыбой приползёшь
На новый грех
Ну, давай, раздевай уж
Я на всё готова, лишь бы не спать в земле

***

«Ты угадал: моя любовь такая,
Что даже ты не смог ее убить»

Всё в этой жизни так -
И я не та,
Которую родители любили за музыкальный разум,
Но прочитал ты строчек из Ахматовой,
И возбудилась я твоей поэзией –
Ты не умеешь врать,
А я кончать под чьи-то там страдания.
Когда в твоих глазах,
И по щеке руки твоей признание:
«Любимая не жди! Мы завершимся разом»

И совершившееся чудо умирает –
Выходишь голым на балкон,
Я слышу дым, дым босоногих прогоняет,
Детей, играющих с дождём,
И ты рукой им светлой машешь –
Смотрите хоть порнуху не втроём.
И тем двоим, влюблено рыжим, Папа:
«Мы с мамой за черешней. Будем утром»

Ты возвращаешься. И простынь обнимаешь.
Где потом всё написано:
«Опять забыла трусики. Жду в офисе.
Но в этот раз хотела бы к их чистоте
Немного мексиканской дерзости,
О, мой поэт, так постираешь?!
Конечно же, не жду, сейчас уже томленьем знаю»

***

«Чайки над весной»

Не рассказанный маршрут картой
Я верну
Ты только верь этой магии
Быть мамой мага, не будучи его женой,
А женщиной, с отсутствующей талией,
Но полной тайн – исследуй,
Я всегда следую за тобой и только та,
Что готова променять пион,
На эротический танец для шалаша,
А тебе – «ах, хороша» вселенной,
И остаться такой же потрепанной у плеча,
Зная, что тебе без меня никуда не деться и
Одеваемся…
Чайки на нас смотрят как на рыбьих деток
И со слезами к весне
Рассказывать

Что даже юных: Сартра, Фрейда и Ницше
Я прогнала,
Оставшись с тобою до старости…

***

Готова ли я быть твоим багажом?!
Готова, но только с хвостиком зелёной ящерки,
Чтобы ты хватался за него стражем,
И мы от души нашей лишнее отрезали

Я также готова быть пандой
И спать с тобою на дереве,
Когда нас морально выгонят с дома,
А мы мы всего-навсего

Готовы любить против всех холокостов
А не слушать Дайнеку, что она наконец свободна

***

«Бранью достигается лишь одна треть, любовью и уступками – все»

Johann Paul Friedrich Richter
 
Как бы и чем он не выглаживал бы
У меня между ног
Он сам не согласится на этого ему мои уступки.

Как бы глубоко
Он мне свою любовь, да куда только суётся –
Не вырву, обгажусь, или серной кислотой не кончу

И как бы мы о чужой поэзии не ругались,
Преромантизм не предшествовал или был бы краше
Романтизма. Наш секс не желает, уж не гомик

Оставьте нам просто чистый лист
И мы забудем про наши чувства
В прекрасном страдании хернёй измазавшись

Так в грязи и уснём на радость утру
Заняться любовью со своими ласточками
Вновь ночи показав предмет всякой науки

***

Часть света, удара, или одеяла,
Я закутываюсь в тебя…
Мы пьем мартини с мангала,
Комарики… Так комарино жужжат,
Но ты меня защищаешь,
Я же маленькая,
Хоть и девочка,
Пусть и муза поэта,
Но тебе мне не солгать –
Целуешь краешек ушка
И пытаешься вспомнить хоть одну ритма часть,
Но я уже дрожу, прогоняя холод,
И не пытаясь доуглить дрова,
Уплыть на гондоле Бродского,
Сорвать тополей паруса,
Уединяемся на дорожке каннской…
Красными до чёртиков пульса -
Трахаемся к земной богородице.
И она закрывает свои врата, понимая,
Что тоже любит своего зевса,
Какой бы длинной ни была бы змея –
Счёт шагов на краю пропасти
Теряется,
Начиная шагать чувство
Невесомости
Рядышным голосом:
«Не верь в мосты»
Их строят
А мы – соединяемся

"Надеюсь, эта премия даст надежду молодежи: они скажут, если Цумтор делает так, то и у нас должно получиться создавать целое здание, а не рисовать только детали и фасады"

Петер Цумтор

***

«Глобальное одиночество»

Сам же говорил, что я дарю тебе жизнь, и даже без твоего отрицания «бесчувственной логики», разве я не могу взять своё, вот этими вот не поэтическими ручками?!

Не отвечай.
Я не умею задавать вопросам эмоций,
Хочу только их брать
С твоих горящих волос
Свою шляпку их пеплом посыпая
Как духами «from Heart» лобок
К твоему выбривая
Отвенчай, тебя нравлюсь я такой одинокой?!
Или лучше старый дед какой-то всех ялдой
Помахивая, пугая этим голубей,
Нас к небесам каким-то пригвоздил
Ржавыми
Своими, понимаешь, выжранными сердцами

Не отвечай.
Я устала от твоего модернизма молитв бумаге.
Когда-нибудь ты поймёшь как надо.
Меня не любить, а от любви трахать.

Короче, любимый, пошёл ты к своей матери.
И когда ты напишешься, и захочешь её как меня…
Я приму. Даже без члена и в отцовском галстуке,

Наряжусь учительницей к указке
И обойдём мы все тяжкие,
Оставив только грехи на языках
И немного одиночества раннего

***

«Мирозданье - лишь страсти разряды,
Человеческим сердцем накопленной»

Пастернак

Облаком в твой никотиновый дым
По светлым свалкам
Вместо тёмной набережной
От тебя как от долларового маньяка
Только и готова забеременеть

Ведь знает наша няня
Любовь от бремени
Быть сверх любимой

Что человек
Не заключается в душе,
Душа, заключённая в человеческом теле
Красива…
И мы видим эти обвисшие сиськи каждый день
Тянущиеся от хирургов в бане к крапиве
И выпиваем целый литр этой мечты,
Чтоб кило похлёбки на голову не свалилось,
А упругая мысль,
Как глаза набросанного апострофа
Французского сифилиса
И украинской воли,
Что обнялись и разрушился Сфинкс –
Вылетела бы через форточку к просвещённой Европе

Оставив нас один на один:
Моего душегуба инакомыслящих друзей моих губ,
И меня – друга его одиноко святой поэзии,
И вместе – нас – друзей душ убийц

Чтобы было нам всем сексуально скучать в темнице
Освобождая человеческие страсти,
Встречая за их стенами сердце,
И всё это прогуливаясь по крошечкам мироздания
Хлебом
Любимому катафалку
Увозящему наш пот к небу
Нас, оставляя под опадающей сакурой радоваться
Облаку в твоём никотиновом дыме,
Когда я разрешаю тебе потерять мысль,
Найдя во мне много её пыли –
Поцелуем в самый меня низ – вычистить…
Даже если кому-то удастся вычислить
Формулу самой страшной оргии –
Я не наору на тебя –
И тебе помогу от их гнева очиститься –
И воспеть заново жизнь уже на моих сисечках

***

«Барбюс, Барбюс»

«Источник нашей веры и надежды – правда»

Я тоже так думаю,
И поэтому не сосу барбариски,
А раскусываю,
Чтобы весь их альпийский концентрат,
Окрылял нас, когда в миньете мы целуемся –
Приземление на небо будет позже –
Мой балбес шикарен в ласках моих волос,
До самого их язычка, щекочущих не его, а ветер…
Ветер! Из его костлявых глубин – белым Солнцем –
Ссыпается песок в камень – мне – нежность…
Я чувствую,
Как он проходит пальцем
Движения всех моих ног
И я кричу как актёр за кадром:

«Секс будет продолжаться до тех пор, пока вопрос о нём будет решаться не теми, кто умирает от него на полях с ежевикой»

***

Нет, информация меня не убивает, меня бесит информационный инцест. Ведь когда, нормальный монашек сосёт вонючую пипиську патриарха – это нормально. А когда уродливая девочка 90-та лет, всеми своими язвами хочет своего молодого дедушку – это ненормально. Так это всё нормально?! Так к чему тогда Киплинг написал «Маугли»?! Так и я хочу. Вырасти ещё одним сердцем в сердце своего поэта. Но эта сука ушла… Оставив его бедным человеком. Но я всё ещё помню его: «Мне не надо «бог – гад ств», только бы ты всегда была рядом». Как никто ещё не ушёл…

Я бы вылечила его. Но там от другого рана. Он всегда спорил как «маленький принц». И его приручила толстая Ексопери. Но, он такой хороший, что не только перья… Маленький мой, только не упади! У меня ведь уши не как в том советском мультике, хоть наш союз ещё и не развалился. Береги себя. Можешь и душу её отдать. Я встречу тебя голой на наших небесах.

***

То, что входит сильно алко в наш один круг объятий, вместо девяти памятей о Данте…

«Божественная трагедия»

Я бы так не сказала
Да и не могу, смогу?!
Помнишь тот свой клоунский наряд -
«На, моё день рождение» -
До сих пор смеюсь невпопад
И думаю… Что и ты тоже…
Выберешь не просто «в попу дам»,
А без слов – всё смочено и раздвинуты булочки,
Только что испечённые с культурной Праги,
А именно, после недели минеральной воды –
«Конечности будущей экологии».
Ах, как я там блистала
Мастурбацией твоим приездом.
А ко мне подкатывал такой дизайнер,
Но носить его члены в сартир как твою поэзию?!
Я не могу так унизить
Твоё возвращение
Хотя бы, чтобы опять в меня, просто вонзить
Какую-нибудь конечность нашего неба.
Так что не верь, любимый, никаким газетам –
Я их бумажная трагедия…
А если меня ликвидируют магнаты коммуникаций –
Ты знаешь, что я люблю твои знаки препинаний –
Пропрись хотя бы концом своим через мою могилу
А душу я твою слеплю из воспоминаний
И пусть, всё те же и всё там же, это ВСЁ -«Больной любовью» - не кончу я от этих Божественных мастурбаций
Горшочком с твоим пеплом 
А пеплом тебя
Затоплю эту их землю
Якобы чернозёмную –
Ты мой Деникин,
А они – пусть изучают историю –
Ты научил меня верить в сердце
И побогать тебе не страшиться поэзией –
Самой откровенной, а не «Люли люли» с телевизора

***

«Отчаяния мало. Скорби мало.
О, поскорей отбыть проклятый срок!
А ты своей любовью небывалой
меня на жизнь и мужество обрек»

Ольга Берггольц

Ну что ж, пусть будет так
Пусть пятки - в колени –
Дойду – не стану…
И ты обнимешь как всей жизни – «не надоело»
И я тебе на ухо проласкаю – «мне тоже мало» -
Опустишься, подложишь томик Цветаевой новый,
И никто уже ничего не скажет
Ни хорошего, ни плохого,
Только смерть
В себя ожидание поставив –
Умоемся слезами –
Ты – моих внутренностей –
Что не могут тебя чувствовать.
Я – уродством внешности - что нас окружает.
Мы – своими дальнейшими покупками
У русских, тех их печальных Ленинградов
А бог пусть будет скупее –
Не его это вина…

***

«По Конфуцию»

Человек жалуется, что его не знают люди, поэт, что его не знает поэзия. Как меня вынесло из этого здания, вперёд писечькой, что ты трахал меня, как не какую-то китайскую вазу с мыслью о династии Цинь.

***

А ты смешной!
Нет, не смешон своим откровением,
Что для тебя со мной
В девочке – каждый третий - мопс,
В девушке – каждый - второй,
В женщине – каждый первый – уродка,
В жене – ты сам смущён…

И пусть это не логика,
А панихида по реквиям,
Посмеши меня ещё, чем-то более долгим,
Чем «знакомая незнакомка»,
Или поэзия в стиле «Дни Турбиных».
Помнишь моё «влаг алище»?!
Так оно уже готово
Обхватить твоё седалище руками
И разбудить этих всех тёлок,
Что уснули под своими мужиками.
Ах, как мы в этом над ними не посмеёмся –
Время судьбы собирать,
А не спермы разбрасывать…
А то, ха, насмешили нас арабы камушками –
У нас настоящие жабы пляшут,
Когда он бьёт меня
Нежно, нежно, ни в что сажая…

***

Как белок
В жёлтое солнце
Тебя, зализывая как орешек белка
В своё дупло -
Ломаю все шкатулки – не надо бриллиантов…
Дари мне просто мои слёзы,
Вытекающие не из извращений Фрейда

***

Я не читала красивых романов
По разбитому стеклу
Не бежала
И иду по ранам своим
Сумасшедшая?!
А всё после нити – нить?!
Но, между прочим, сущность хороша.
И какой бог… Удача?! Проще – я разучилась любить

И научилась линять изменениями

***

"Природу копировать не надо, но надо почувствовать ее суть и освободить от случайностей".

Левитан

И могла бы уберечь тебя от яда,

Но ты высосал всю гниль,
Раздел как девчонка Барби,
И узрел, что не мужик
И покатилась автострада
Булыжниками судьбы
Из бокового – Отель звучала –
Но к лобку пре…скользил ты
Как проститутка покинула панель – мучил…
И я сопротивлялась, изолируя звуки в крик –
Проснулись… В центре - какой-то - пустыни…
Одна бы испугалась, но выжила –
Жареный койот под песком –
Зубы заблестели до дёсен и этими мускулами –
Я с тобой собой поделилась –
Какой-то понятный лес,
Трава – ромашковая солома,
Левитан в военной каске обрисовывает портрет,
И я становлюсь
Нет, не твоя любимая поза в любом месте до небес
И могла бы кроху этого яда оставить,
Но рождаешься ты всё веселей и веселей,
Меня женщиной называя…

***

К вещи, которая является самой серьёзной, потому что используется, я не отношусь.

Преподношу тебе яблоки, апельсины, виноград
Чтобы ты их рисовал
И натерев эти натуральные мордочки
Краской
Меня в губки поцеловал,
Ведь искусство – это просто маска соблазнов,
А ты поэт, которому нет дела до маскарадов…
Был. Но будешь…
Я возвращаюсь с Милана
Там только месяц моей красоты, а ты вечность
Её познания
И если ты забрёл в другие мои черты,
Как я могу остаться полностью брошенной?!
Брось, рагу из зверей лепестков
Не накормит тебя так, как моя кожа –
Мулатное небо, обнимающее огонь –
Гори меня! Даже, если там будут умолять, чтобы
Их спалили…

***

Я против вела бёдра, чтобы трусики прочь,
Когда ты просил просто без секса
Читать тебе на эротическую ночь
Павлову, Султанову, Нелли Закс
И всех их под американскую мечту
Загонять Бродского членом,
Чтоб тебе не мечталось, противилась, плачу?!
Я и тогда с молитвой перед иконой
Не стояла
И сейчас, говорю тебе своей попой:
«Возвращайся.
Я научилась писать амфибрахием, но своим ртом –
У меня лучше слюнки вытекают
И ещё. И всегда о тебе»

***

Низкомерие и немного безумия скончались в моей девушке. И это, такое живое, фосфорное испарение моих форм – такое высокотебяние.

«Потому что искусство поэзии требует слов,
я - один из глухих… спускаюсь в киоск
за вечерней газетой»

Иосиф Бродский

А ты люби, люби меня, милый.
Сам же знаешь, что лучшего мне не напишешь
Чем тобою убитый наш котёнок, я тигром
Стала и не жалею
Только лишь жду, когда скрипнут двери
И ты весь такой, раздетый в сожаления,
Уткнешь меня рожей в эту материю,
И покажешь свою… Нежность

***

«Звёздная туннель» 

Вот только не надо мне о благоразумии
Как будто с цветами закончился мир грязи
Человеческой

И не кричи без прочти дыхания –
Я не дышу…
Сломана, вся твоими шипами
Милыми, капельками члена в дырочку,
И большой – малинкой с силой трогать
Прекрасное…

… поэзия это не то, что выдают за ровное –
Сама нашла своё кривое и выровнялась –
И вот стою на площади аплодисментов…
Умерли. Ты хотел, чтобы я не каялась.
Никогда. Особенно если это касалось
Моими губами твоего… Нянчила.

И не лежу без почти дыхания –
Я не дышу –
Нашу грязь выращиваю…

***

Какие чувства вы испытываете?! Я их трогаю.


Его все слова включали нежную руку дьявола
Становилась длиннее
Для его души привлекательной
Телом своим шире
Но пришла Война
С Львова до Донецка улетел мой мир -
Семья отправила в Токио - поняла
«Знаю» – ты до этого мне изменил,
Но наше восходящее Солнце…
Больно. Мне твои взгляды были алыми
Простынями на белой крови
И я не боялась. Твоих чернил и языка…
Мама, верни меня обратно!
Я стану самым послушным мальчиком
И никогда больше
Не буду трахать президентским пальчиком
Себя. Себя! Женщиной между его ног
Стану вашей дочерью. А его не любимой
Ой, Ной – не может сгубить.

***

«Если звонкое у птицы горло,
Так на что ей пестрое перо!»

Sandor Petofi

А мне, чтобы насладится смыслом твоей поэзии,
Не нужно быть венгеркой.

И тебе не надо сдавать свои позиции
Перед коррозией русской души – немкой
Я всё же дойду до их Москвы. И инквизицией
Ласковой, такой, какой ты любишь меня в буре –
«Пошла ты на… А я за существующие условия»…
И со своим экстазом от твоего «Стояка в прозе»
Смещу их от истины
Как к этому не докричаться Жириновскому –
Кричу тише…
И да услышат это те жабы позорные –
И выведут своих людей на площади,
И те заквакают –
Нам не мешая змеями ползти…

***

«Философия дактиля»…

Поэтому понимаю,

Что метод становится мёртвой женщиной сам.

***

Абсурд фотографии: ты уморил меня своей нежностью. Не обескровлена. Скормлена.

***

Знаю, что красивей для тебя самого Дали,
Но пощади – хочу быть ещё красивей.

***

«Пол, распластанный на балерине»

Вероятно, я столкнулась с долгом брокеру, таким, как маленькие небеса.

«Я собираюсь искать грандиозное "может быть"»

Franсois Rabelais

И я… Ничего не собираюсь быть.

Он так меня заводит. Таинственно глубоко
Исчезают его расположения
И я счастлива. И он не против
Напротив лежит
И пяточку щекотит
И щекотится – мне не щекотно.
Всё равно, что остаюсь я тихой, или не кричу.
Не сравнимо с ним только одно –
Его не сравнение меня с богиней –
Мой бог,
И вот уже, который год жду его приезда,
А он передо мной,
Всё пишет и пишет красками
Поэтическое «закрой рот»
И заполняет его своими живыми массами
И я не толстею –
Ему нравятся мои массажи
Его подиума
Любви пассажами называет
И на базаре не обижающиеся трусики покупает…
Шлюха, какая я все-таки его шлюха…
Да и пусть принцы с принцессами,
Мой король не отдаст им своего уха
Слышать: «любимы, пописать отнеси»

А звенеть жизни соком о другой воды грубость
Когда он ещё и порабощает Элюара «Свободу»
Какая экстремальная проститутка –
И прыгаем на парашют со дна горечи…

Летим?! Кроликов плачем, а сами –
Интимными местами улыбаемся
Уходящему интиму
 

***

«Грим без актёров»

Лирика его губ –
Трагедия моего животика.
Но я не упрямлюсь –
Глубже разрешаю.
Спать на нём,
Когда в сериале кто-то плачет…

***

Представляете,
Он называл меня строгой левой рукой Бога…

Но не за это я дрочила ему своими губами,
Просто… После было так приятно

Когда он в постель мял исписанную бумагу
И брал меня на руки -

Переворачивал вверх ногами,
И исправлял мои о чувствах ворчания –

Языком половые губки вымывая
Мне давал же браво баловаться своими инициалами

Над его разбросанными везде стихами

***

Как миндаль с солёным вкусом о сладости
Как Авраам Линкольн
Про невзрачных людей
Я не стала поэтом
Просто не забывается его поэзия
И поэтому жду и следующим летом,
А там – и следующей Землёй,
Ибо мне не всё равно,
Какой критикой приспят в могиле –
Я люблю его
А значит, он не должен умереть,
Поэтому и пишу вот эти ебли,
Ибо он так во мне потел…
Хоть и получались не прозаические верлибры –
Он всехга убаюкивал лишь одно – ты моя поэзия

***

«Глиняный бунт»

Возьми комки глины, сложи, разомни,
И сделай фигурки — твою и мою.
Сомни вновь их вместе, водой размочи,
Смешай хорошенько, затем разломи,
И снова слепи мой образ и твой.
Тогда во мне, глиняной, будет
Немножко тебя,
В тебе же — меня.

Гуань Даошэн

Но это было давно,
Уж были промышленные
Революции и оранжевые,
Но Солнце до сих пор высокое
Высыхаем…
Но ты научил меня одному бесспорному –
Хочешь в селе на американских горках –
Целуйся…
И даже когда я тебе говорила, что жила много лет
В самом Нью-Йорке,
Ты и членом не моргнул – Целуйся!
И я таяла, словно во мне лёд мечтал о воде
Ты же собирал комиссии учёных по этому поводу
И жёг их, жёг… Подо мной
И я не таяла –
Целуйтесь,
И, может быть, диссертация защитит вас

***


Не бойся,
Не изменю тебе с девочкой –
Не Отче наш производящий нам рикш медленно.
Хотя бойся,
Она влюбится в меня,
А я не посвящу ей ни одной поэзии.

***

«Миф о собственном включателе»

«Вот в эту самую минyтy, когда мы здесь дышим, есть люди, которые – задыхаются»

Бальмонт

И не выбирая, между волей и свободой – люблю.
Тото Кутуньо под саксофон,
А из него твой воздух и миру – «Наплюю,
Если она не прекратит на кресте –
Моей поэзией вас поливать,
Вместо собственных извержений,
О моём вулкане…»
И такой смешной,
Рвешь, значит, мне посвящения…
Правильно, какая разница, что там дальше – кто узнает, когда рот натянут на задницу трясущуюся,
И я наслаждаюсь твоим миром входящим –
Искр не рвя, восхищаюсь твоим слюням…
Задыхаюсь, но… кто узнает,
Что на других слонах не стою –
Так высоко и где так много воздуха –
Где наука стонет,
А я… А я не люблю Бальмонта…

***

«Горе из облаков»

Чувства как магнит с эмблемой,
Да пошли к чёрту эти Рокфеллеры…

Я занимаюсь с тобой сексом… На облаке?!
Под Sade - No Ordinary Love…

В ком не те, где земля под ногами становится.
И выпрыгивает из окна…

Запрыгиваю на твою голову,
Ну, ладно, была…

Но, разве, завтра ты не задержишься, больше,
Чем вчера – на полчаса…

Не смейся – не выгоню.
Смеюсь только с твоей поэзии. И для праздника…

А то, «чем более человек имеет в себе,
Тем менее для него могут значить другие»…

Вообще-то, любимый, это Шопенгауэр,
А ты поэт. И, значит, после секса – анекдот…

Напиши. Да такой,
Чтобы я осерьёзнила, что так мой экстаз…

Ещё ни на какой дороге не валялся,
А только шёл, и шёл вечно как улитка по тротуару

***

«Все исчезает в потоке времени. Минуты, эти атомы мелочной жизни, разъедают, как черви, все мудрое и великое. Чудище будней клонит долу все, что стремится ввысь. Значительного в жизни нет, ибо прах ничего не значит. Что стоят вечные страсти перед лицом тщеты?»

Артур Шопенгауэр

О, добрый старец, значит вытаскивают
Меня его руки из пучины небес медузы,
И, становлюсь я злой, как умирает женщина,
Но он во мне…
И прах не умоляет спасти этого поэта –
Понимает, что этот –
Спасает меня перед богом,
Уставшим слушать дебаты
И самораспустившим своих муз,
Что своими членами, пытались заткнуть его рот -

Лежит на солнышке
И слушает рожки антилоп
Львом

Нам смешивая
С Iyeoka Okoawo бабины…

И я не теряюсь в племенах Африки,
В обществе домохозяек Америки –

Всегда на его пенисе
И всегда возрождаются Европы воздушные шарики
Пусть, а я прошу только: «Поднеси его ко мне

Я полетаю»

И другие назовут это «пусть как пух», но верным

Останется только: «Красивая, спасибо за такое,

Утро…»

И обломаюсь стоять у зеркала, вызывать такси –
В свою Манхэттенскую конуру –
На лодыжках с трусиками,
В лифчике как в галстуке –
Куплю хот-дог у дикого мексиканцу
И с этой сосиской во рту в парке на лавочке –
Усну… Пусть дети посмеются,
А я ещё немного отоварюсь его ласками…   

***

«Небо – жителям, а мне жизнь неба. Соврати, а…»

«Всё красивое должно быть съедобно!» Сальвадор  Дали.

И не хочу давиться никакими другими картинами…

… Глюкозе целый в попу газопровод,
А мне в жопу членик, но бархатный,
Что этот груз совести,
Готова не вынимать,
Даже когда приспичит,
Насрать на Россию мать –
Сру на гимн, целуясь со своим поэтом.
И эта изворотливость моего позвоночника –
Куда там змее
Кого-то соблазнять –
Слизываю кровь совести даже со стены…
С покрасневшим лицом?! Заставили?! -
В нашей комнате должно быть всё тенно
Только нами…

Да, пока съел и доброе
И красивое всё…
Не до конца ещё вытрусил моё нутро?!
Мой же ты учёный!
Трусь, трусь, с первой встречи
Трусики не нашу
На голове – в голове -
Такие косы из твоих ромашек.
Так зерно любви не укрыть?! Расплести?! -
Прошу за рояль!
Сосочки уж прогнали ненужные клавиши!
Играй! Ихрай! – губам не прикажешь врать,
Тем более моим, тем более нижним
Для нежнейшего поэта,

А от других пусть трусятся задницы чужие.
Ты вы мне всей своей кожей
По мурашкам создаёшь ностальгию,
Но я… Я букашкой ползу к своей птице,

И это… Это радость вчерашнего дня, сегодня же –
Я лечу к своей могиле
И рада, что там ты меня встречаешь
С белыми ромашками в бороде –
Бедны мертвецы?! Дарить им мертвечину?! –
Занимаемся сексом в городе,
А там –
Там производим таких же мёртвых детей,
Первым своим словом, говорящих нам:
«Спасибо, папа и мама, за это
Рассаживаемое снамисудство. И их поп-барналей,
Пусть попробует нам что-то вместо спермы…»

***

«Что-то, съевшее печаль»

Жизнь однозвучна, зрелище уныло -

«Франческо Петрарка»


А ты - узри же меня,
И я озвучу… Всех страданий страдания,
И так мы поймём,
Как ты важен мне, а я – для твоего голодания 
Священное пойло
Выцежу, через обществом обложенную поэзию,
В «О, этих ночей ещё хочу»
Извращений
Излечить. И присесть на реке у моста
И ждать,
Когда уйдёшь с неё ты…
И ляжешь океаном, и я со дна
Подплыву. И всплывут небеса, и ты их не захочешь

-

Меня обнимешь и скажешь только одно:
«Милочка, вам уже давно пора в мою плесень.
Пока вас не было – там зацвелись чёрные розы –
А вы любите красные…»

И я, не обидевшись на то, что люблю разные,
Но с твоих потинок росою,
Зацелую твой член в радости крах,
И, трахнув право уголовное,
В «нам пора из треугольника» -
Прорасту телометрией.
А тебе, моему Колмогорову,
Позволю и не необходимые условия,
Моим большим экстазам
В любых местах
Даже без откровенных вероятностей
И убожеством их функций – я же не преданное,
И не приданное любви от влюблённости,
А просто тебе пре данная,
Мой поэт при поэзии…

Не разочарован богами?!
Ну, давай их вместе пожалеем…
А пожар моих богинь
Давай зальём той, твоей плесенью…

И, эта жизнь умыла,
А это видище озвучило:

«Мила Ульянова.
Бесистый поэт.
Но моя не поэтическая женщина»

… Гад ты всё же.
Но я действительно такая.
И, даже, если ты не вернешься,
«Секс с памятью после Антарктиды»
Тебе не посвящу – ещё много, много мест,
Где я буду голая, и такая не красивая…

***

Любимый, не сжигаю все электрические лампочки

Знаю, плохо видишь, но твои очки мешают мне

Смотреть, ах спотыкаешься, «ида» мне за водичкой

***

Не знаю как вам,
А мне, да за милую душу -
Безприкасательное выполнение ему миньета –
Виднее только касания Сатурна своей урны…

И будь Ева Польна реальной певицей этой лирики,
А Версаче, как бы, в трусиках от Мадонны,
Не махал своей волосатой задницей –
Боготворю тебя, муж этой вечно сонной…

Я чувствую наконец-то.
Не то, что любима, а любит меня кто.
И эта любовь – не это любовь.
Самое ахстоячее чудо –
Да, научил, начинать не со слова, а с чувства –

Вот и чудотворю,
А тебя жду…

***

«Дьявол всегда сумеет подыскать и обернуть в свою пользу цитату из Библии»

William Somerset Maugham

Мой же ты дьявол.
Как прекрасно быть тобой развёрнутой Ебиблией
В твои поцелуи небуквенные.

И другие пусть, и сами себе корсеты «моё – мы» –
Только в твоей поэзии ищу
Книги бытия.

И рву - не тайну склеенных страниц
И дальше клеем не кончать вынуждаю –
Обволакиваю это нашей экстазиной –

Ох те семнадцать вёсен мгновения, и

«Вспомнил Иерусалим, во дни бедствия своего и страданий своих, о всех драгоценностях своих, какие были у него в прежние дни, тогда как народ его пал от руки врага, и никто не помогает ему; неприятели смотрят на него и смеются над его субботами»

(Плач Иеремии 1:7)

А ты не ругаешь мой член своей рукой
Даже в этот день.
И я на всё готова вместо Иеремии,
Только, чтобы во мне возвеличился мой Господь
Шире всякой физики,
А фантазии, тем более.

***

«Брошенное танго»

Ну, прости, что моих бёдер не хватает на всех движений в танго. Но, уж точно, танец «Постель» - ты у меня принимал со всем пристрастием. И со всей тщательностью к их частям. Как на военной каске искусства?! Было?! Прости, что разрушила культурологическую войну. И лексикологический спор твоей поэзии со мной. О том, что было первым, «проси» или «прости». Прости, я не хочу, чтобы ты просил у меня интима. Поэтому давай лучше на шахматной доске, да во всех папопаховых ситуациях – маме тоже отдых необходим – обсудим потерю танцем танго и находку нас нищих…

***

«Берегиня языка»

Ты отбираешь боль,
Как цветы наркотик,
И, даже, если это скулит Бумбокс,
Или Zaz ломает горло –
Я не плачу.
Латаю твои ноги
И лечу…

Подальше от Чехова, ну не нравится мне это его
«Берегись изысканного языка. Язык должен быть прост и изящен». Когда под тобою всё иначе, и изяще, это твоё корявое: «Моя ты язященко». Что мне не приходится воспалять свою биологию, чтобы расщепить этот животный синтез наших чувствующих изысканность дух зверей, которые ещё в зародыше двух сперматозонтиков, из своих «Я» - щенками, спрятались от дождя в граде своей общей шерсти. И на конце литературы написали: «Дух от двух. Всё остальное одинокая вонь. Как бы красиво не писалось. Или парным молочком бы не писалось. Всё только и кончается в слове. А начинается… На аловсё моего поэта как на заменителе заменителя сахара, который я слизываю в противоположную природу. И расцветает архиидеями его бамбук об анархоидиллии с моими слюнями. И вырастают такие поэзии, что дети, вместо потери их в песочнице – воспитывают. И вишнёвое время выкорчевывает часочные сады - проходим мимо – ты –

Бери, лжись изысканным языком. Всё должно быть просто и изящно…

Как твоя улыбка этому апокалипсису»

***

«Альберт и мои правоты. Или «Прав! О, ты…»

Не небессмысленно заниматься тем же самым сексом и ждать от него других результатов.

В твоём поэтическом мышлении всегда присутствует элемент науки. А я, настоящая, и настояща музыка – требует однородного сексуального процесса. Но ты поэт, а не учёный – разрешаешь звучать первой. Даже до разделения ноты…

«Воображение важнее, чем знания. Знания ограничены, тогда как воображение охватывает целый мир, стимулируя прогресс, порождая эволюцию». С этим и не поспорю, позволив тебе создать воопоэзию и трахнуть меня за эволюцию. Ныне лишь волисбяную в любви.

Все знают, что это возможно. Но приходит Надежда, которой это известно, она-то и делает закрытие своих глаз на своё изнасилование. Ну, а мне приятно на это смотреть – невозможничай и дальше, а я открою какие-нибудь ещё и другие двери. 

Если наша сексуальная связь оплодотворится, то немцы смогут сказать французам, что я их мать еврейка, а французы немцам, что они граждане мира; но, если этого не произойдёт, то не разрывай вязь своей поэзии во мне на ещё больше чудо – мне приятно быть просто твоей малышкой. И с каждым твоим толчком отталкиваться от женщины к абсолюту наших отношений. Кто бы что иное не доказывал, или не не доказывал – я знаю, что для нас ты – самая лучшая связь с реальность…

Есть только две бесконечные вещи: секс и секс… Хотя в этих буквах, как и в многоточии я не уверена.

Истина это то, что посылается на хер им же, чтобы я на него села.

Секс – это то, что остаётся после того, как руинится всё образованное в школе. И заставляет всех учителей не жрать свои локти от голода. А за «Биологическую физкультуру» не дают поэтических гробов – просто собираются все пречёрные моменты этих охов и ахов с красненькими от трений губками на ногах – и этот белыми страницами отравленный сборник пепла продаётся в аптеке – и мне, мой любимый поплачь, чтобы успокоить от ненужных телодвижений, говорит: «Давай займёмся аптексом». И ещё раз убивает себя Шекспир, вздрочнув на Ромео и Джульету. А мне, мой превпопудаватель, посвящает последний сонет, и остаётся моим снанетом.

Думал, запутаешь меня математическим законом и реальной действительностью, объизнанив всё это из поэзии?! Так верни хотя бы откусанный язык, а то ведь скажу, что «пока материнский вой, отражает реальную действительность – он не точен; как только он точен – действительность матери не выражает меня. Ведь поэт – да, поэт, но и знаешь про норму управляемости в девять человек. Так, разве мы можем быть матерью и отцом всей человеческой вселенной?! Не возвращаешь?! Правильно, давай лизаться и дальше спинками.

Самым понятным в нашем мире является то, то мы всё таки не приятели, а самым приятным – что нам не понять этого – преядельствуем прелюдию прелюдей с нашим «наназадом» (то есть, бег за конём в нашей поэзии тщетен, поэтому законно отдаём его лошадям, а людям продолжаем…) всетельного душехотения, но не к душа хотению… Под понимание, пусть попадают насильники – нам ещё больше не понятны наши ильники.


Мила будет влечь, влечёт и привлекла тебя своими низкими моральными качествами, что ай лиричному куннилингусу выше и не взлететь?! Спасибо, мой бессильный клунесогнист. Но твоя поэзия о моём мной выпрямлении Солнца в воду, тоже не худее.

Только те, кто предлагает предпринимателям секс, смогут пережить абсурд. А если ещё осталась хотя бы последняя женщина, коль вымерли мужики, занимайтесь им, женщины. В будущем поэт учтёт эту несправедливость как неучтёнку в балансе своей поэзии. И уж там расцветёте, коль сейчас и тут только судьба.

Сапожник, хочешь видеть результаты своего труда – немедленно иди – я уже жду тебя голая.

Ты никогда вообще не решишь проблему, если вообще будешь думать. Разве приведённая к уму на поклон мать, оголится перед ним так, как перед своим мужем?! Поклонится ли так, как перед своим сыном?! И расскажет ли так не эротическую сказочку про это своему внуку, что ему захочется не во сне мечтать, или по дню фантазировать другую вечность, а не свою собственную бабушку, что не приголубит его за упущенную золотую рыбку, а выстрастит из него её, ещё хуже золотую?! И так, ты никогда не решишь никакой проблемы, если не будешь заниматься со мной любовью, чтобы я не думала о такой золотистой шелухе. Поверь, я тебе создам их столько, что… Сейчас раздувающий мои зубы твой член – ещё тот пустяк.

Утрясение тобой меня для меня важнее, чем потрясение политиков от моей сексуальной государственной позиции. Потому что, сексуальность – это уходящее, а моя в этом политика – вечность.

Поэтично, что «фантазия важнее знания», но фонтанизменя оставляет меня, более значительно потеть над тобой.

«Я не знаю, каким оружием будет вестись третья мировая война, но четвёртая - палками и камнями». Сурово, но мне всё равно. Перед ичтом любой смерти я хочу видеть только лицо твоего члена. 

Я хочу быть изнасилованной до смерти тобой, чтобы другим людям не приходило это сердце в сердце.

Я чувствую себя настолько оттельно со всем живущим, что для меня безразлично, где начинается и где кончается твоя мне «соли дарность» - ты чувствуешь мою душу настолько сахарно, что самой хочется излизать тело до неё и рассказать ей как я от боли не плачу, чтобы, когда ты так же будешь целовать и её, и она не плакала. И называла тебя папой, вместо «О, Господи, помилуй, как приятно»

***

Пожалуйста, услышьте его, но оба: и небрежность детского сада и существующий отпуск – «Какая сверхъестественная красота!». А я не такая. Ну, повесил мне чёрт маленькую грудь любить его и быть высокооплачиваемой моделью, так что не быть из-за это его ребёночком и отпускающей существо существенностью нашего секса?! Вообще не думать об этом когда он так далеко, а вокруг революции, бедность, аристократы в сыре?! Я не такая поллюционистка. Он вернётся. Вот увидите, философы и Конфуции, бисмаркинтизм и «на бис марсиане», вот услышите его: «С ней нас не придумывает романтика, не осуществляет фанатизм и нами не пользуются мерзайцы, потому что мы вместе ведём за руку в детский садик свою революцию, и вместе отдыхаем на необитаемом острове, потому как нам более важны обитатели нашего секса, вместо солнца под каким-либо местом». Вот расплавитесь, вместо разчувствований. И тогда, я действительно:

«Какая сверхъестественная красота!»

И поз волю - своему поэту - с меня отодрать «в последний раз» за его такой первородный уход.