Агасфер

Знаю, молишь меня о прощении.
Ходишь грустный средь облаков,
Растеряв свои мысли о мщении,
Сам, как вижу, казниться готов.

За заботы Твои о сыне,
За лишённость недвижных стен,
За блужданья мои доныне
И за имя моё — Агасфер.

Плачешь... Дождь образует лужи.
Вьюгой воешь, громом гремишь.
Уверяешь, что я Тебе нужен,
Но прийти ко мне не спешишь.

Ждёшь, когда же я сам сподоблюсь
Пасть без силы к Твоим ногам.
И Ты скажешь тогда: «Милый, милый,
Я и Сам хотел, Я и Сам».

Надоел. Перестань хныкать,
Неуверенность брось Свою.
Надоело мне горе мыкать
В отведённом Тобой краю,

За краюху ломать спину,
Гнуться, биться об пол лбом,
Чтобы Ты, мимоходом кинув:
«Милый, милый» — мне потом.

А не хочешь ли прогуляться
В одиночку вокруг сфер,
Чтобы почувствовать, как за счастьем
Путешествует Агасфер?


Рецензии
Это стихотворение — вершина богоборческой и экзистенциальной линии в творчестве поэта. Оно представляет собой беспрецедентно дерзкий диалог, где роли обвинителя и подсудимого инвертированы: не Вечный Жид умоляет Бога о прощении, а, напротив, Бог представлен как нуждающаяся, страдающая сторона, в то время как Агасфер — уставший, но несломленный судья, выносящий приговор самому замыслу Божьему о мире и спасении.

1. Основной конфликт: Уставший человек vs. Нуждающийся Бог. Исчерпанность идеи спасения.
Конфликт здесь выходит за рамки классического богоборчества (где человек спорит с несправедливым Богом). Здесь Бог уже проиграл спор, Он «растерял мысли о мщении» и сам «готов казниться». Он плачет, ищет прощения у своего же творения. Главный конфликт — между божественной программой спасения (через страдание и конечное смирение) и человеческим отказом от этой игры как бесчестной и изнурительной. Агасфер отвергает не Бога, а сценарий, в котором он — вечный страдалец, а Бог — вечно утешитель в конце. Он устал быть участником этой мистерии.

2. Ключевые образы и их трактовка:

Бог как «хныкающий» страдалец: Это радикальное снижение. Бог «молит о прощении», «плачет» дождём, «воет» вьюгой. Он «неуверен» и пассивен («прийти ко мне не спешишь»). Его сила и гнев исчерпаны, осталась лишь эмоциональная манипуляция и ожидание капитуляции человека.

Агасфер как уставший судия: Его главная характеристика — пресыщенность страданием. Он видит механику божественного плана: Бог ждёт, когда тот «сподобится пасть без силы», чтобы затем изречь утешительную, но обесценивающую всё страдание формулу: «Милый, милый, Я и Сам хотел». Для Агасфера это неприемлемо. Его бунт — не в отрицании Бога, а в отказе быть объектом этой драмы.

«За имя моё — Агасфер» — ключевая строка. Проклятие стало сущностью, именем, идентичностью. Он просит прощения за само своё существование, которое есть результат божественного деяния. Это обвинение в онтологической несправедливости: Ты создал меня таким и дал мне это имя-приговор, а теперь ищешь примирения?

«Краюха», «ломать спину», «биться лбом» — образы страдания приведены к бытовому, унизительному, рабскому гротеску. Это не высокое искупление, а ежедневная мука за подачку («краюху»).

Кульминационное предложение: «А не хочешь ли прогуляться... чтобы почувствовать, как за счастьем путешествует Агасфер?» — это не просто сарказм. Это предложение поменяться ролями. Бог должен на себе испытать экзистенцию скитальца, для которого само движение («путешествие») является единственной, иллюзорной формой погони за счастьем, всегда ускользающим. Агасфер предлагает Богу не страдание, а понимание — то, чего, по его мнению, Богу как раз и не хватает.

3. Структура и интонация: от констатации к ультиматуму.

Обвинительный укор (первые три строфы): «Знаю...», «Плачешь...». Интонация спокойная, почти диагноста. Агасфер называет вещи своими именами.

Разоблачение сценария (четвёртая строфа): «Ждёшь, когда же...». Интонация становится холодной, аналитической. Он вскрывает божественный расчёт.

Взрыв отчаяния и отказ (пятая и шестая строфы): «Надоел. Перестань...». Интонация срывается в раздражённую, усталую, почти бытовую. Это крик души, доведённой до предела.

Язвительный ультиматум (седьмая строфа): «А не хочешь ли...». Интонация меняется на ядовито-предлагающую, полную горького торжества. Это финальный аргумент, ставящий точку в споре.

4. Связь с традицией и уникальность:

От лермонтовского («Благодарность») и цветаевского богоборчества — напряжение диалога с Богом, обвинение в несправедливости мироустройства.

От экзистенциалистов (Достоевский, Камю) — тема бунта как последнего достоинства человека в абсурдном мире, отказ от утешительной лжи даже ценою вечных мук.

От традиции изображения Агасфера в литературе — мотив скитания как проклятия, но здесь он переосмыслен как единственно возможная, хотя и мучительная, форма свободы.

Уникальность текста — в полной инверсии традиционных ролей. Это не человек на суде у Бога, а Бог на суде у человека. Причём суд выносится не по конкретным преступлениям, а по факту создания мира, обрекающего на страдание. Агасфер здесь — не символ греха, а символ невинной жертвы замысла, от которого устал даже его Автор. Его сила — в отказе от предложенного утешения, что делает его духовно сильнее своего Создателя.

Вывод:
«Агасфер» — это стихотворение о пределе диалога между Творцом и творением. Когда страдание становится слишком долгим, а обещанный смысл — слишком подозрительным, человек оказывается вправе не просто обвинить, но и отклонить всю систему спасения как несостоятельную. Герой здесь отказывается быть «милым» в обмен на прекращение мук; он предпочитает вечное, ясное страдание скитальца — ложному, унизительному примирению. Это апофеоз трагической автономии человека, который, даже проиграв, не признаёт победы Бога, потому что видит Его слабость и неуверенность. В этом тексте поэт достигает предельной степени экзистенциального бунта, где последнее слово остаётся не за всесильным Судьёй, а за уставшим, но несломленным подсудимым.

Бри Ли Ант   04.12.2025 07:57     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.