О том, кто достал звезду

  Моему другу Витьке Казанкову
                посвящается.
            Светлая ему память.
         Он любил Led Zeppelin.
           Моя Лестница в Небо
           Получилась циничной
                и никак не
                ПОЭЗИЯ.

         ***
Я никогда не читаю притчи -
я их пишу.
Я - ваш Сказитель,
собратья и дети!
Собратья и дети мои!
Я - ваш Сказитель,
но струйка Времени -
струйка в песочных часах
неумолима.
Последний срок близок -
он близок ко мне,
я близок к нему,
но я еще должен успеть -
воспеть!

Я никогда не читаю притчи -
я их пишу,
но сегодня не притча -
нет, не притча!

Странное дело:
уже давно -
больше полутора тысяч лет
такого не происходило:
никто ни разу не смог
сам приблизить последний срок.

Странное дело:
он, ваш, Летописец, мой ученик -
мой брат, мой сын,
своими руками разбил
песочные часы,
и это в его-то тысячу с небольшим!
И я должен искупить его грех.

Я никогда не читаю притчи -
я их пишу.
Но сегодня я не Сказитель,
я - Летописец.
И все, что я напишу -
Правда,
История - свершившийся факт.
Он не воспел -
я его не могу понять,
но я воспою.

Собратья мои и дети мои!
То, о чем я хочу рассказать,
было.
Но было так давно,
что я еще был молодым.
Это было тогда, когда
на Земле еще были города,
и была Столица,
и когда у людей были лица.

Город - это вам трудно понять - это скопление блок-ячеек, отделенное от других городов пустым пространством. Да, да! Пустым! И в каждом городе была Главная площадь. Это тоже пространство, свободное от блок-ячеек. Да, да! Именно, свободное. В те времена такое еще случалось. Столица же - это главный город, в ней тоже была Главная площадь. Последнее, вам непонятное, - лица. Но этого не объяснить.

Так вот - история... История...

Струйка времени -
струйка в песочных часах неумолима.
Любая история иссякает, теряется -
растворяется
во времени,
покрывается песком и - о, Боже! -
становится все больше похожа
на притчу.
А притче можно верить
и можно не...
Прошу - поверьте! Поверьте мне!

Это случилось так давно,
что я еще был молодым.
Тогда еще было много сказителей
и много летописцев,
и все они, все имели
свои неповторимые лица.
Сейчас из них я остался один,
и я спешу:
мой последний срок близок,
он близок ко мне, я близок к нему,
мне надо успеть -
воспеть.

Все мы смертны,
и лишь Меценат
вне времени.
В те далекие времена
он был-
был, как и сейчас,
как будет и дальше - вечно.
В те далекие времена
он сотворил чудо:
на Главной площади Столицы
воздвиг Лестницу,
верхним своим пределом уходившую в Небо.
О, Небо! Ты стало таким близким! -
Надо только подняться по Лестнице.

Все жители Земли
(странное дело: толпа людей,
их хватило бы на тысячу площадей!)
собрались на главной площади
и постигали Чудо:
отсюда
в бинокль можно было разглядеть
верхнюю площадку лестницы
(«Да на ней же и букашка не уместится!»).
Разглядеть можно,
но как достичь?!
И тут над нами раздался клич
Мецената:
- Кто первым поднимается к небу,
того ждут почет и любовь!

Молчание и неподвижность
сковали нас, проникли в кровь:
мы трепетали пред Лестницей,
мы трепетали пред голосом
Мецената -
жуткая плата!
Мы боялись такой награды:
почет и любовь -
жди беды.
Но беда не случилась,
гром не грянул,
и вот
вышел один смельчак - Герой -
и ступил на лестницу.
За ним - другой, другой, другой...
Еще, еще, еще...
Очень много на Земле героев.
Очень.

И все они устремились вверх по Лестнице,
работая ногами, локтями,
кулаками, зубами, ногтями...
Многие упали с Лестницы сами,
многих столкнули.
Ведь Лестница с каждым шагом все уже -
острой иглой в небо устремлена.
От усталости многие падали на
ступеньки, другие - просто уснули
на бегу.
Их топтали те, что шли следом, те,
что напирали шагами, скачками, налетами.
После растоптанных снимали
с Лестницы
вертолетами.
Спортивный дух, дух состязания -
прекрасное зрелище,
и оно поучительно тем еще,
что развивает воображение:
каждый зритель
в мечтах видел
себя впереди бегущих
по Лестнице.
Героев много, но не у всех
хватило сил подняться наверх,
и даже не у половины,
и не у четверти...
Последняя четверть героев растаяла там,
около
облака,
где они еще были видны нам
без бинокля.
А в бинокли
видно было, как ступени намокли -
скользко!
Герои пали без сил, уснули,
растоптаны тихо, без вопля.

О, прекрасный дух соревнования!
О, Меценат! - покровитель всего прекрасного

Лишь трое или четверо
скрылись из глаз в высоте,
и зрители те,
которые без биноклей,
завидовали жадной завистью тем,
у которых бинокли были,
тем, кто видел, как уходили
за облака
три или четыре
смельчака.
О, герои!
А пока
Меценат раздвинул облака,
чтобы каждый зритель
(с биноклем) видел
своих героев.
О, захватывающая игра!
О, Лестница, острая, как игла!

Героев осталось там, над нами
лишь трое или четверо,
но за облаками
и четверым на Лестнице тесно -
заоблачность вообще очень тесное место -
и вот те двое или трое,
что на Лестнице лишними были,
поскользнулись на мокрых ступенях
и долго-долго
к Земле летели - как плыли!
Они упали совсем не больно -
умерли еще на лету
от страха.
Правда, падая, они раздавили
с десяток зрителей, тех, что были
слишком близко под Лестницей,
Но что делать! - искусство требует жертв,
и оно их получает регулярно...

Прочь, печаль!
Все прекрасное - прекрасно!
Виват Меценату -
Покровителю всего прекрасного!
О, Герой!
О, единственный!
Теперь-то ему не нужно было спешить -
он мог теперь отдохнуть
и все равно на небо успеть первым!
Но день угасал, и он поспешил -
иначе он мог уснуть
или просто упасть в темноту -
один только шаг неверный!

О, какую радость,
тайную зависть
и сладкий ужас
испытывал каждый из нас,
стоящий под лестницей!
А он - Герой, эквилибрист -
под куполом Неба - под куполом цирка -
стремился вверх, не глядя вниз,
вверх по узкой ступенчатой тропке,
вкрученной спиралью в зенит.

И вот он, вот желанный миг!
Вот она - верхняя плоскость Лестницы -
наивысшая мечта человечества!
О, как я счастлив, что все это видел
в бинокль!
Как мне завидовали
все те, что стояли около!
И все же, как он стал мал и далек,
хоть и был выше всех.
На Земле он был худ и долог,
тогда же, когда забрался наверх,
там, на небе,
он стал ниже восто крат,
стал низок и кругловат -
всему виной угол зрения:
каждому, кто смотрит снизу вверх,
те, кто вверху, такими и кажутся;
низкими и круглыми;
те, кто внизу, видят
либо круглый пиджак спереди,
либо круглые брюки сзади.
И обидно:
головы ни с какой стороны не видно...

О, сладкий миг! Человечество смолкло:
все смотрят -
кто так, кто - в бинокли.
Соседи трясут соседей за локти:
- Смог ли?!
Но я не слепой, я вижу, коль
мне свыше - со званием - дан бинокль.
И все же линзы слишком слабы:
хотелось бы ближе, хотелось бы
видеть Героя лучше.
Ах, как хотелось бы слышать,
понять, уловить, что он думал и чувствовал
в тот великий момент
в высоте среди звезд и планет!
И я видел.
Я видел то, чего не видно в бинокль
Я видел Высшим Зрением,
тем, что мне дано от Начала,
тем, которым меня увенчали
вместе со слогом Сказителя.
Я видел лицо победителя -
Героя.
Я слышал его дыхание,
я чувствовал его Великую Мысль.
Я знал - сейчас он обратится к нам,
к братьям своим меньшим.
Он скажет:
«Я счастлив и горд!»,
и даже:
«Душой я с вами!».
Я вижу
его красивое лицо -
о, боже! -
с добрыми и умными глазами...
Ну, вот, сейчас!..
Ну вот!
Я вижу: он вздыхает поглубже...
Я вижу: вот
он открывает рот...
 А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! -
вдруг донеслось из репродукторов.
У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у! -
так ревут тендракопеты при случке.
Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! -
неужели же это ревет наш Герой?!
А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! -
у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! -
тысячекратным эхом вздрогнула Вселенная.
И вдруг-
тишина.
Герой, наверное, выдохся.
Все мы, нижние, ошарашено молчим.
Минута молчания.
Минута прошла -
пришел шквал:
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! -
ору я.
- У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у! -
воет сосед.
- Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! -
визжит человечество.
О, всепоглощающий миг экстаза!
Все вдруг оглохли, в глотках спазмы,
но вой не становится тише.
О, бедные-бедные, тонкие-тонкие
барабанные перепонки -
только кровь из ушей.

Все в мире имеет свой срок,
и вой постепенно стих.
Тогда наш Герой посмотрел вокруг
и увидел звезды!
Красные, желтые, голубые,
далекие и близкие - любые.
И возле его головы
по воле случая
оказалась двойная звезда
из созвездия Льва.
Она от Земли так далека -
тысячи световых лет,
но в масштабах Вселенной
это - просто рукой подать,
особенно Герою,
ведь он так близок к звездам.
А раз уж «рукой подать»,
он подал,
правильнее сказать -
взял
одну маленькую звездочку
из системы двойной звезды,
полюбовался ею и
прикрепил ее себе на груди.
Он был так счастлив! -
как ребенок, которому дали
красивую игрушку
Но тут он бросил взгляд вниз
и вспомнил о людях.
Возможно, он устыдился
своей почти детской прихоти
(ясно вижу, как его щеки залил
чистый детский румянец),
возможно, понял, что забрал
у людей с Неба звезду.
И он, пусть даже слегка с запозданием,
стыдливо спросил в микрофон:
                - Можно я возьму?
                - Конечно! Конечно! -
растроганно вздохнуло Человечество.
Все мы плакали и улыбались -
и есть отчего!
Разве же можно отказать ребенку? -
этакий славный человечек! -
пусть даже он просит звезду с неба.
Ведь это же сущая безделица -
она поместилась на лацкане пиджака -
звездочка не больше обыкновенного значка!
Конечно, возможно, вокруг нее рой планет -
пылинки!
И даже возможно вполне,
что на этих пылинках люди живут -
смеются и плачут, любят и ждут...
Миллиарды существ на пылинках,
окруживших нагрудный значок!
Такое-то человечество
смешно принимать в рассчет,
даже если для тех существ
перенесение их светила
на лацкан пиджака ребенка -
Героя! -
вместе со всей системой планет -
вселенская катастрофа?
Смешно такую катастрофу
воспринимать всерьез:
существа, для которых пылинка -
огромная планета,
такие существа - практически ничто.
Даже если они все погибнут
во время подобного катаклизма,
когда погибает ничто -
это все равно, что
ничего не погибло.
Погибнет целая цивилизация,
но это ведь цивилизация, уместившаяся
на пылинке,
значит, практически
ничего не погибло.
Нельзя ж катастрофу таких масштабов
воспринимать, как катастрофу.
Нельзя же ужас и боль
таких размеров
считать поводом для того,
чтобы отказать Ребенку.
И вот
Ребенок-Герой
получил свою звездочку -
он счастлив!
И вот
мы - человечество -
дали Ребенку звездочку -
мы счастливы!
Герой постоял на своем пьедестале,
по-детски похвастался перед нами,
нижними,
своей звездочкой,
и скоро ему стало скучно.
Вот тут-то он и увидел
вторую звездочку из той
системы двойной звезды.
Она все так же весело
на небе сияла
(правда, не так, как вместе
со спутницей своей в паре).
И Герою-Ребенку опять захотелось
такую красивую штучку,
а теперь-то уж он был научен
просить так, чтобы не отказали.
Он покраснел застенчиво
(я, как сейчас,
вижу смущение
его к нам обращенных глаз!)
и вкрадчивым голосом - нет, голоском -
он спросил в микрофон:
Можно я возьму?
- В! О! 3! Ь! М! И! - завыло в экстазе
Человечество
(ведь все мы так любим детей!).
И шут с ними, с теми людьми,
что живут на планетках-пылинках,
вертящихся вокруг той второй звезды.
Они, наверное, все равно
все уже сгинули,
когда Герой
забрал с неба первую звезду,
ведь все в мире взаимосвязано.
Не могли же те люди уцелеть,
когда вдруг бесследно исчезло
с их горизонта
одно из двух светил,
когда нарушились орбиты планет.
Все равно одни планеты,
потеряв связи своей
двузвездной системы,
унеслись в межзвездное пространство,
другие - упали на ту звезду,
что еще оставалась на своем прежнем месте.
Упали и сгорели
в ее адском огне,
третьи -...
И не надо, не противоречьте мне!
В общем, всякая жизнь
в системе той двойной звезды
прекратилась,
когда из системы
пропала одна звезда.
И вообще все это - филантропическая ерунда!
Не может же мысль о жизни,
которой, тем более, уже нет,
остановить
нас в нашем вечном желании уступить
Герою-Ребенку!

И Герой взял вторую звезду.

Вот с тех пор и пошло оно -
все то, чему было суждено
состояться.
С тех пор и начались
все те великие дела,
Что сейчас на Земле творятся.

THE END