Никогда не сдавайся

«Никогда не сдавайся».
Он брёл по неровным дорожкам неизменно пульсирующих музыкальных волн.
«Никогда не сдавайся».
Их становилось всё больше: то связанных вместе в пучок постоянно расплетающихся кос, то в скупые объедки оркестровых истерзанных ям, то в комки недостаточно выдержанных обертонов.
«Никогда».
Он почти потерял это всё: драгоценные звуки настроили против, расстроили многих.
Он почти потерял это всё.
Ради полной нелепости жизни и красочных слов.
Ради пары глотков обезумевших губ и незрелой иллюзии счастья.
«Никогда не сдавайся».
Нет обратных путей.
Обходных тоже нет.
Только чёрный.
Но там нет тебя такого, какой ты есть здесь.
«Никогда не сдавайся».
Отовсюду тебя слепят глянцем. Ослепили настолько, что сам глянцевать захотел всё подряд.
Вдруг попался на рельсы. Как поезд – никак не сойти.
Катастрофа – единственный выход. Сорвалось – случилось.
И теперь бесполезно казаться другим.
«Никогда не сдавайся».
Дайте мне барабан. Поиграться.
Подуть в микрофон.
Помахать рукавом и пером помарать.
Удалить отпечатки на пальцах.
И паспорт.
Почти как прыщи.
«Никогда не сдавайся».
Если хочешь кричать – то кричи.
Так, что все вокруг разом оглохнут.
Кричи.
Кто не нужен – тот сдохнет.
Кто нужен – тот должен услышать.
А кому всё равно – всё равно.
«Никогда не сдавайся».
Он, с точки зрения обычного человека, не представлял интереса для этого мира.
Для государства.
Для привыкших к жизни по привычке.
Для привыкших к полам и гробам, что коляски.
С точки зрения человека в его распространённом понимании, он был бесполезен.
С точки зрения человека в его расширенном восприятии, он был бесом.
Часто помногу и многих бесил.
«Никогда не сдавайся».
Он почти потерял это всё.
Если бы потерял, что ж, тогда без вопросов – морите.
Я бы сам его взял – и убил.
Но и он меня – тоже.
А теперь мы друзья.
«Никогда не сдавайся».
Пустим шхуну по неровным волнам неизменно пульсирующих музыкальных дорожек.
Ты. Я.