Кентавр

Ты приходишь ко мне, милый друг,
нерешительно переступая
мой порог всей четверкой копыт,
и несмело мнешься в прихожей.
Я киваю тебе - заходи,
приглашаю в гостиную. Ты
называешься римским именем
и неловко бормочешь,
что негоже прийти без подарка.
Я со вздохом прошу тебя сесть.
Повисает неловкая пауза.
Мы молчим. Ты решаешь взглянуть
на сервизы в шкафах и картины.
Плечом задеваешь сервант,
он качается на тонких ножках.
В нем звенит запыленный хрусталь.
Ты нервически хлещешь хвостом.
"Хорошо, - говорю наконец,
не придумав, куда деть руки, -
Может, чаю?" Ты знаешь, что я
держу в чайнике гадкий коньяк.
Мы закуриваем. Ты дрожишь.
И как будто бы невзначай
говоришь, что сегодня узнал
для чего людям нужно седло.
Подливаю еще. За окном
мощный американский клен,
по которому я всю жизнь
определял смену времени года.
Я пытаюсь придумать вопрос,
но в системе понятий, центр
которой - наш стол, они
просто не будут работать.
И ты знаешь все сам. Говоришь
о цене на овес, о подковах
и детях, о травах и небе в грозу.
Но в глазах твоих вижу: "Седло.
Уберите седло!"
Мы еще говорим о многом.
Собираясь уже уходить,
разбиваешь мой чайник. И я
почему-то тебе разрешаю
самому подмести осколки.
И когда ты уже на площадке,
стучишь по бетонному полу
несравненными породистыми ногами,
"Имя! - кричу тебе вслед. - Твое римское имя!"
"Ничего, - улыбаешься ты, обернувшись.
- Я сам позабыл".