Север

                О север – некрополь моих иллюзий…
                Вместо эпиграфа


Север запомнится нам: стаями умных лаек,   
прищуром глаз, внештатным словцом «макода»,
отсутствием завиральных чукотских баек,
скрипом полозьев о наст, бликами верхней тундры,
шаманом, что камлает, моля приплода,
туземцами в совиках, обутыми в унты.

Нарты, олени, хорей, вещий ноктюрн борея.
Муштра собак на роль вожака упряжки.
Запас ворвани впрок делает нас добрее.
Злее нас делает то, что не делает нас сильнее
самих себя и содержимого фляжки,
у тундры держа в плену на правах трофея.

Север - противник толпы, скученности пейзажа.
Ничто не останавливает зеницу,
скользящую по тундре либо для шпионажа,
либо найти дурака выпить на брудершафт, и
затем под нос себе прошипеть: «Тупица,
да есть ли где-то божественнее ландшафты?»    

Шарку менять на меха, рыбу и клык моржовый,
неся культур-мультур и бухло туземцам?
Что пришлым по кайфу, а местным всегда лажово?
Знаем отгадку, но жизнь лучший, чем смерть, редактор.
Клянись хоть Буддой, духами или Зевсом,
а каждый из нас всего лишь Севера арендатор.

Тундра как будто мертва, или по крайней мере
под маской тлена холит останки рая.
Забудь телефон, не думай о парфюмерии.
Пахни оленем, открой душу ему, будь чутче,
шепни: «Прости», в артерию нож вонзая,
и тундра примет тебя, как лучшего друга чукчей.

Север маркирует всех - каждого домочадца.
Понеже мы в кухлянках, а не в велюрах,
яранга согреет лучше любых палаццо.
Чем беспощадней мороз и завыванье вьюги,
тем сладостней хмельному, зарывшись в шкурах,
ногами к огню, предаваться мечтам о юге.

Май 2014    Сиэтл


Макода – верхнее отверстие в чуме для выхода дыма.
Верхняя тундра – небо.
Совик – мужская верхняя одежда из оленьих шкур, с капюшоном.
Хорей – длинный шест для управления оленьей упряжкой.
Ворвань – жидкий жир морских обитателей: китов, тюленей, рыб.
Шарка – водка, спирт.
Кухлянка – рубаха из шкуры оленя.