Крохи юности. Избранное

              Я крохи юности собрал. Что ж, птицам их швырнуть?
                Юлиан Тувим


ПОСВЯЩЕНИЕ ИЗ НАСТОЯЩЕГО

Судьба мне подавала знаки,
не собираясь всё прощать;
а я пытался совмещать
стихи — с учёбой на физфаке.

Верней, вначале был физфак,
и вдруг — стихи; да так настырно,
что завершиться тихо-мирно
борьба их не могла б никак.

Но в этом мире биполярном
я подрастал, взрослел, мужал,
чего-то там соображал,
и оставался благодарным
всему, что не валило с ног.
И в этом — главный был итог.

22 марта 2014



ТРИАДА

Искусство есть жизнь с улыбкой божественной,
А жизнь есть искусство. Но в мир их удобный
Является смерть — настолько естественна,
Что кажется просто неправдоподобной.

1969



* * *

Выстрел наемника. Бархатный немчик!
День уходил и гасил свою свечку,
Выронив душу поэта, как жемчуг,
В Черную речку.

Царь в это время — с видом усталым —
В кресле сидел, предвкушая свой ужин.
В царской казне — и российской — не стало
Меньше жемчужин.

январь 1970



СТУДЕНЧЕСКОЕ

Автобус, издерганный за день,
Тащится с грехом пополам.
Развозит он тетей и дядей
По теплым уютным домам.

Уныло, как будто в дремоте,
Автобус ползет и ползет.
Солидные дяди и тети
Зевают в ладонь во весь рот.

1970



* * *

Миниатюры — как-то не...
Но всё же — истины не скрою —
Я был им рад, когда порою
О чем-то грезил в тишине.

Я наслаждался в них игрою
Ума мгновенного. Вполне
Тогда хватало искры мне,
Чтоб дать возвышенному строю

Ума и чувств — излиться в речь
Возможность, и на миг извлечь
Крупицу истины из шлака.

Мгновенье счастья. Есть — и нет.
Не удержать его. Однако
Ему обязан мой сонет.

1970



ПИР

Когда померкнет дня сиянье,
И в звездной мгле задремлет мир,
Через века и расстоянья
Поэты сходятся на пир.

Сперва метафоры сверкают
Под звон бокалов, брызги вин,
Но постепенно все смолкают,
И вот тогда — встает один,

И вдохновенными словами,
То строго, то на голоса,
Поет о Трое, о Приаме,
Прикрыв незрячие глаза.

Слова, что Муза диктовала,
Пока земля была нова;
Они — исток, они — начало,
И молча слушает братва.

1970



НАШЕСТВИЕ (Отрывок)

                1

Не спи, о, древний мир, не спи!
Раскинувшись на полстепи,
Грозя смятением Европе,
Идут монголы. В конском топе
Чугунно-грозный зреет рок.
Услышь его — он недалек!..
Но это воинство пока
Видали только облака.

                2

Видали только облака,
Как мчалась конница, легка,
Навстречу смерти или славе...
А что дозорный! На заставе
В набат ударить он не мог —
Стрела ему вонзилась в бок,
И он лежал лицом в пыли
На рубеже родной земли.

                3

На рубеже родной земли
Над ним сомкнулись ковыли,
Меж тем, как враг в степи просторной
Летел, как вихрь смерти черной,
Зловещий вихрь — налетел
И только груды мертвых тел,
В угОлья втоптанных копытом,
Оставил воронам несытым...

1970



ПЕРЕД ГРОЗОЙ

Распятая на бархате своем,
Ночь задыхалась за моим окном.
О, сад дурманящий! О, сладкие цветы! —
Как этот запах ощутимо точен!..
Ночные бабочки — уродцы летней ночи —
В окно летели. Грозные кусты
Подобно древним воинам молчали,
В засаде стоя, вглядываясь в тьму —
И что-то вечное, казалось, защищали,
Противясь мимолетному всему.
Но из всего, чему есть только имя,
Сочилось время каплями тугими...
И капли хлынули.

1970



ГОВОРИТ ДЕМОН

Мотаюсь издавна по свету.
Меня — хочу иль не хочу —
Как бы десятую планету,
Вот — запустили, и лечу.

И нет покоя. Версты, версты!..
Пути не смерить моего.
А смысла разве что с наперсток,
И даже менее того.

Везде за мной дурная слава...
Эх, темнота! Туман веков! —
Тут он сощурился лукаво,
Махнул рукой — и был таков.

1970



АВГУСТ

Последний день им был навеки прожит.
И все же, собираясь на покой,
Он не спешил, чего-то ждал... Чего же?
И прижимался к яблоне щекой.

А сад стоял задумчивый и строгий,
Как будто видел, что невдалеке
Уже томится осень на пороге —
С карандашами желтыми в руке.

В ночи он слышал вечный гул Вселенной
И — изредка, сквозь сон — глухой удар.
Все было просто и обыкновенно:
Упало яблоко. А, может быть, звезда.

1970



СЦЕНЫ РЫЦАРСКИХ ВРЕМЕН

Проделки милые, невинные забавы,
Ристалища, сраженья, жажда славы —
Прекрасны сцены рыцарских времен.
Но для меня, увы, все это сон!

Уж мне свою не проявить отвагу,
За честь свою не обнажить клинок,
Не гнать коня, не приютить бродягу,
Зашедшего ко мне на огонек!

А то бы сели, преломили хлеб,
И — винные — мы б осушали реки,
Пока в окне, как говорили греки,
Не засиял бы лучезарный Феб.

Тогда б мы захрапели у стола —
Нечесаной башкой на грязном блюде.
— Я завтра подарю ему осла.
Пускай моим оруженосцем будет! —

Так я б успел подумать перед сном.
Но, что сказал бы мне мой Санчо Панса?
— Для рыцаря, к тому ж еще испанца,
Негоже, чтоб слуга владел ослом.

— Ну, что ж, милейший, я безмерно рад,
Что так за честь мою стоишь ты. Жди награды! —
И тут я б дал ему такой пинок под зад,
Что он катился б от Севильи до Гранады.

И возвестил бы колокольный звон
О подвиге моем — для вящей славы.
Да! Это в духе рыцарских времен!
Проделки милые, невинные забавы...

1970



* * *

Может, этого не было вовсе,
Может, было — в минувшую осень.
Я кричал им: — Оставьте, бросьте!
Отвечали они: — Не бросим.

То ли это падали листья,
То ли дни мои ускользали...
Я очнулся в концертном зале,
Вдруг узнав себя в пианисте.

Во вселенной царила текучесть.
Звуки пели про сладкую участь,
Увлекая людские души...
Я ушел, до конца не дослушав.

1970



КАМЕНЬ

Заметь его в ночи бессонным взором.
Неужто брел он от звезды к звезде
Лишь для того, чтоб вспыхнуть метеором
И разойтись кругами по воде!

1970



ПОДРАЖАНИЕ ВИЙОНУ

                От жажды умираю над ручьем...
                Ф. Вийон

Во всякой встрече вижу я разлуку,
Чудес не жду — и всё ж грущу о них,
В ночной тиши на слух не верю звуку,
Одна лишь смерть найдет меня в живых.

Своей тоской я прогоняю скуку.
Мне весело — и голос мой затих.
Сам неуч, говорю другим в науку:
— Одна лишь смерть найдет меня в живых.

1970



О ПОТЕРПЕВШЕМ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

Риф в бурлящей воде, как скорлупку, разнес наше судно.
Я один уцелел. Волны дико швыряли меня;
Ими на берег выброшен, долго я спал беспробудно,
И проснулся, разбужен сияньем и щебетом дня.

Усмиренное море ласкалось к ступням моим с плеском —
Я не верил ему и, последние силы собрав,
На коленях отполз, и — поднявшись — побрел перелеском,
Где трава и деревья — сочней и темней наших трав.

        ------------------

Кто я, странник? Улисс? Безымянный ли некто?
Чем заполнены были отсеки и трюмы ковчега?
Золотое руно или амбру, иль светлый элЕктрон
Там везли мы?.. Не помню. Устал я от долгого бега.

Был я встречен людьми. Жил у них, обучился их речи.
Рассказал им, как долго в далеких морях я скитался.
Предлагали мне лодку, и парус, и весла покрепче —
Я ж просил о другом, о немногом — и с ними остался.

        ------------------

Ловят рыбу они, собирают и жемчуг, кораллы...
Поклоняются духам и чтут темноликого бога.
Жгут смолистые ветви и с ними, взбираясь на скалы,
Там становятся в круг, и поют — величаво и строго.

А внизу океан мерно вторит торжественным звукам,
Там ночами не спят погребенные в безднах скитальцы.
Но суровы певцы и бесстрастно, привычные к мукам,
Держат факелы все — и смола обжигает им пальцы.

1970



ПОЭТ И ГРАЖДАНИН

                Поэт, не дорожи...
                А. С. Пушкин

             Гражданин:

Гражданский долг я в юности отдАл —
С тех пор его я больше не видал.
Томительно проходит день за днем.
Пошли, сосед, приляжем и вздремнем.

             Поэт:

Да, времена свинцово-тяжелы,
Не светит солнце, не парят орлы.
В моем окне давно погашен свет.
Вы говорите: "Здесь уснул Поэт".

Вы говорите: "Он сомкнул уста.
Его уста сковала немота.
Пусть он рычит, сжимая кулаки, —
Он не напишет больше ни строки".

А я смеюсь, хоть это и грешно —
От ваших слов мне сделалось смешно.
Вам не понять, живущим в полусне,
Что не уста — сковало душу мне.

В моей душе — заоблачный простор,
И холод, и снега высоких гор.
Любое слово в звонкой тишине
Служанка-эхо возвращает мне.

Я не могу ни слова вам отдать —
И не хочу! — здесь нечего вам ждать.
Я за собой разрушил все мосты.
Мои вершИны ждут. Они чисты.

1970



СУМЕРКИ

                И призрачна моя свобода...
                О. Мандельштам

Когда покой разлит в природе
И ночь спешит коснуться глаз,
Что делать призрачной свободе
В благословенный этот час?

К чему стремить свои усилья?
Словесной вязью увлечен,
Тяжелых фолиантов пылью
Ты наглотаешься еще!

... А в неподвижном полумраке
Творилось что-то с тишиной,
И небо посылало знаки,
Непостигаемые мной.

И — непонятная затея —
Как пыльных магов чудеса,
Светилась, медленно желтея,
Меж туч заката полоса.

1970



ПРИВИДЕНИЯ

Я впадал в заблужденья,
И порою воочью
Зрел в ночи привиденья,
Всё же веря, что ночью

Петухи и собаки
Воспоют и облают
Этот мир — и во мраке
Привиденья растают.

Было жутко немного —
Привиденья дрожали
Перед дальней дорогой,
И бывало мне жаль их.

1970



ЖАЛОБА

В ветре колючем, пробравшем до самых костей,
В колком, сыпучем снегу — ни врагов, ни друзей! —
Холодно, холодно, холодно, холодно мне
В петле болтаться на этой скрипучей сосне.

1970



СЛОВО О ПОЛКУ...

"Расседлать бы кОней молодецких!
Место, князь, для стана укажи нам."
Стала станом в землях половецких
Храбра князя Игоря дружина.

"Ветер буйный не кружит над нами,
Вечер место для ночлега ищет,
Полночь распевает соловьями,
Утро вольным жаворонком свищет."

Что за сон! То воинам лишь снится! —
Вечер кожаном кружит над станом,
Полночь брешет рыжею лисицей,
Утро низким стелется туманом.

Нынче — день великой грозной сечи,
И храпят, и тесно жмутся кони.
Что за конь горящий там далече
Всходит в окровавленной попоне?

1970



В ДОРОГЕ

Шлагбаум, домики, мосток...
В купе дымится папироса.
Неугомонные колеса
Везут нас дальше на восток.

Уже исчерпаны все темы —
И разговоры не слышны,
И все важнейшие  проблемы,
Все до единой, решены.

Попутчик дремлет. На столе
Покачивает чай в стаканах.
И вновь какой-то полустанок,
Мелькнув, теряется во мгле.

1970



         ЙОРИК

         Я с смехом беспричинным
         Сошел на берег.
         На кладбище старинном
         Нашел твой череп.

         Твой потемневший череп —
         Не в клетке склепа —
         И можно видеть через
         Глазницы небо.

Я стоял на коленях, держал его череп в руках
и спрашивал, спрашивал — уж не помню, о чем.

         Где каламбуры, фразы?
         Где песни, шутки?
         Где все твои проказы
         И прибаутки?

И долго так спрашивал я его, стоя коленями
на песке...

         Песок. Кулак разжался.
         Не двор, а дворик —
         Он на тебе держался,
         Бедняга Йорик.

         Твоя печаль уснула,
         Средневековый Чаплин.
         Беззубость скалит скулы,
         А дождик каплет.

19 октября 1970



МИСТИФИКСАЦИИ

В ночь — по заданной программе —
Бьют часы — и кровь клокочет.
Инфернальными кругами
Время катит бочку ночи.

Бьют часы. Удары — всхлипы.
На кого они в обиде?
Видят что? А вы могли бы
Сны чужие не увидеть,

Если бродит, неприкаян,
Сон чужой — аллеей сада?
Упустил его хозяин —
Или сам прогнал: — Не надо!..

Ходит в белой сон рубахе,
На земле не видно тени.
Кто ни встретит — никнет в страхе:
Все боятся привидений.

Бьют часы. Пошли кошмары —
Сны и плачут, и смеются.
Ждут последнего удара,
Чтоб уйти и не вернуться.

1970



* * *

Едва заметно губы дрогнули,
Чуть приоткрылись невзначай,
А где-то — пыльными дорогами —
Уже брело твое "Прощай!".

Ни слова больше. Без движения
Стоим у мертвой колеи.
И только пыль, и унижение,
И губы сжатые твои.

1970



СКОРОГОВОРКА

Надо выглянуть в окно!
Надо выглянуть в окно!
Эти горькие кончины
В суматохе — без причины —
Наших дней... А что там выйдет,
Мы увидим. Решено!
Надо выглянуть в окно!
И увидеть?.. — и увидеть
То, что видели давно,
То, что видим каждый день,
Но успели позабыть
(А забыв, нам вспомнить лень!
Это долго — вспоминать).
И гадаем: — Как тут быть,
Как увидеть нам опять —
Да чтоб так, а не иначе! —
Как мы видели давно.
Потому что видит зрячий,
А у нас в глазах темно...
— Перестаньте! Кто там плачет!..
— Вы о чем?.. Айда в кино!..
— Я однажды... — Не смешно!..
— Двадцать пять... Копейка сдачи...
— Я в восторге от удачи!..
— Раз, два, три... — Уже темно!..
— Перестаньте! Кто там плачет!
Завтра выглянем в окно.

1970



ХОР

Я онемел — я потрясен игрой,
Волшбой моей Трагедии Актера!
Он — богоборец, человек-герой.
Есть монолог — и места нет для хора.

Но, если ослабеет хоть на миг
Огонь речей — герой забыл о цели —
И действие — живительный родник
Трагедии, пульсирующий в теле —

Грозит иссякнуть, я смету... клопа!
Тогда я — хор — не только буду к месту,
Но стану много большим, чем толпа.
Гляди — народ выходит на орхестру!

январь 1971



СЧАСТЬЕ

Вариации на темы Лермонтова

                1

        "За все, за все тебя благодарю я"

Перечислить все страданья?
Перечислить все мученья?
В память первого признанья
Выразить свое презренье?

Ты, быть может, и простила
Мне мои живые раны —
Я, их помня, выражаю
Благодарность без обмана.

Ты простила — я ударил.
Значит, счастливы мы оба:
Тот, кто  счастлив, благодарен,
Счастье — быть благодаримой.


                2

        "Белеет парус одинокий"

Ты куда, мой белый парус!
Ты куда, мой снежный парус!
Твой порыв, твое стремленье
Не поймет седое море.

Твой порыв, твое стремленье:
Быть — не сбыться! Быть — не сбыться!
Этих звуков сладких пенье
Не поймет седое море.

Дерзость радости бесцельной,
Радость жизни беспредельной
Не полюбит, не оценит,
Не поймет седое море.


                3

        "Выхожу один я на дорогу"

Когда над моею могилой —
Могилой недвижного тела
Взойдут высокие травы,
Я больше всего хотел бы,

Чтоб в полдень и ночью темной
Своим зеленым нарядом
Мне дуб шелестел огромный
О счастье, что где-то рядом.

И чтоб над равниной голой,
Когда б в моей было власти,
Мне пел одинокий голос,
И руки ронял от счастья.

18 января 1971



* * *

Был день не до конца осознан.
Но канул он. Пропал в веках.
И ночь поддерживала звезды
На черных сморщенных руках.

Оно висело — мирозданье,
Покачиваясь и кружась,
Храня, как древнее преданье,
Забытых слов живую вязь,

Весомо неизбывной тайной
Миров, созвездий и светил...
И только редкий луч случайный
В пространстве Землю находил.

1969, 19 января 1971



ИСПОВЕДЬ

               А душу можно ль рассказать?
                М. Лермонтов, Мцыри

Я — в лихорадочном бреду.
Я вижу смерть. Она не ждет.
Но прежде, чем за ней пойду,
Меня услышит и поймет...
Послушай, старец, я не пьян.
Я видел дальний океан,
Куда мечты моей река
Меня влекла издалека.

Цвели там дивные цветы —
И в темной зелени глубин
Светился каждый, как рубин
Бесценный, редкой красоты.
Скользили рыбы в тишине
И плыли медленно ко мне.

Из них запомнилась одна —
Скользя среди цветов, у дна,
Чуть плавниками шевеля...
Она царицею была!
Нет, наша скудная земля
Ни сотворить бы не могла
Такой красы, ни осознать!
За ней еще рыбешек с пять,
Подобно свитам королев,
Ее поддерживали шлейф.

Послушай дальше! Я не зря
За стенами монастыря
Всю жизнь свою — короткий сон —
Провел... Постой! Ты слышишь звон?
Еще удар, еще... Плывет.
Он на молитву всех зовет.
Тебе заутреню стоять.
Иди и приходи опять!

Ушел. Боюсь, не дотяну
До службы долгого конца.
И, как свинец, пойду ко дну?
Ну нет! Еще быстрей свинца.
Иду! Я слышу. Лик твой строг.
И только легкий пузырек
Взовьется кверху... Нет беды!
Вода не сохранит следы.

А жаль, что нету никого,
Кто б взвесил тяжесть моего
Больного тела — и мечты
Паренье... Дивные цветы!

Возвратившись, монах видит мертвое тело.

20 января 1971



ОБМАНЧИВОСТИ

Движенья нет. Погоня — миф.
Войди в горячие ладони
Событий, голову склонив,
И ты забудешь о погоне.

Не сознает себя прилив,
Свой бег — звезда на небосклоне.
Секунды — память оскопив —
Умрут у времени в загоне.

Но кто — в пучинах мировых —
Кто говорит, что видел их —
Секунд бесчисленные рати?

Течет вода, огонь горит...
И только чистый созерцатель
Нам о движенье говорит.

21 января 1971



ИДЕТ ВОЙНА

Он крепко стиснул автомат,
Идет с другими ровным строем.
Он — не убийца, он — солдат.
Теперь он должен стать героем!

Пусть кровь! Его ли здесь вина?
Идет война!
Идет война!

Там кто — ребенок иль старик
Своею захлебнулся кровью?
Он думал, это — только миг.
А дальше — смерть глаза прикроет.

Но смерть — еще не тишина.
Идет война!
Идет война!

Идет война сквозь кровь и дым —
Дымят сожженные деревни.
И на планете нашей древней
Так трудно выжить молодым!

Твоя судьба предрешена —
Идет война!
Идет война!..

         -----------------

Война, война, война, война!
Зачем? Кому она нужна?
Какого, черт возьми, рожна
Идет война!
Идет война!

И нашей жизни — грош цена,
Пока идет война.

январь 1971



СОБАКИ

Потянуло вечерним холодом,
Звезды в небе — ледышки синие.
Желтый месяц повис над городом,
Окруженный лучистым инеем.

С обращенными к небу мордами,
К желтой плошке над головой,
Под заборами псы голодные
Поднимают голодный вой.

А глаза загораются искрами —
Золотыми, упрямыми, частыми.
Тянет их обернуться быстрыми
Молодыми волками клыкастыми.

Гнать лосиху полночью лунной,
Завывать на холодном ветру,
Чтоб луна с улыбкой латунной
Освещала упавший труп,

Чтобы после, с мордой в крови,
Затрусить по снежной равнине.
— Вольность дикая, призови!
Мы пойдем за тобой отныне!

Но швырнули им жирную кость,
Но луна затерялась во мраке,
И, ворча, отступает злость,
И виляют хвостами собаки.

1971



МАРТ

Под темнеющим небом — город
Возжигает светильники окон.
Возжигает — и ловит блики,
Электрическим светом полнясь.

И тогда становится желтым
Сумрак в свете стеклянной груши,
И тогда становится ясным
То, что ночь за городом глуше.

Город вызов бросает ночи,
Раздвигает свои пределы,
И до самых дальних окраин
Рассылает не лампы — стрелы.

Стрелы в тело бредущей ночи,
Ночи, холод в себе несущей,
Приносящей с холодом запах —
Острый запах полей весенних.

1971



ЧАС БЫКА

Ночь сомнений глубока
Чернотой беззвёздной.
Это время — час Быка —
Дышит силой грозной.

...Лижет небо языком
И — могучий — шею
Пригибая — напролом,
С ночью толком не знаком,
Бык идет за нею.

Точит рога острие,
А затем — обманом
Завлекает он ее
И плывет в небытие
Чёрным океаном.

1971



ДВА ГОЛОСА

   Не слышат друг друга

          Первый:

Полюбил бы я дорогу,
Неба синего разлет!
Полюбил бы я тревогу —
Ту, что медлить не дает!
И в какие-то минуты,
Всех привычек сбросив путы,
Я б в дорогу взял тревогу —
Ту, что медлить не дает.

Но со мною каждый вечер,
Разрушая эти сны,
Только горечь размышленья
О судьбе, прошедших тенью,
Не нашедших в новых встречах
Столь желанной новизны.

Где они, которых утро
Настигало вдалеке?
Где, горевшие любовью
К ветру, к звездам в изголовье,
Что затем в тумане смутном
Уплывали по реке?

Те, что верно так любили,
Не воротятся назад.
Приходили, уходили...
Ветер, звезды, пыль в глаза.


          Второй:

Когда во всем своею долей
Доволен робкий человек,
Он мирно доживает век,
И незачем ему — с неволей,
С тюрьмой — равнять свое житье...
Но так я мог назвать свое.

Меня до срока истомила
Та жизнь. Остался крайний шаг —
Задуть домашний свой очаг,
Навек оставив всё, что было
Мне до недавних пор родным...
Так променял я дом на дым.

Дым беспорядочных скитаний,
Дым перепутанных дорог...
Бродяга злится. Он продрог —
В степи ночуя — утром ранним.
Но все ж он верит в естество —
И всходит солнце для него.


          Снова первый:

Да, пред ними — в полном блеске —
Мир предстанет наяву.
Но сверкающие грани
Промелькнут, как на экране:
Витражи, соборы, фрески,
Шпиль, пронзивший синеву,
Анфилады темных комнат
Или что-то поновей...
Что — спеша — они запомнят?
Что найдут в потоке дней?


          Второй, годы спустя:

Так возвращается он, понукаемый чувством тревоги,
После долгого странствия — так возвращается он,
Опираясь на посох, срезанный где-то в дороге, —
Неразлучного друга, свидетеля лучших времен...


          Первый:

Я скрепил свои дни неустанным трудом,
И живу, утешаясь не только вчерашним.
Если ж странник в ночи постучится в мой дом,
Так скажу, всполошенным тревогой, домашним:

— Пусть пришедший войдет. Со скамьи у огня
Пусть рассказ поведет о неведомых странах,
О горах, о степях, о морях, океанах...
Пусть уйдет на заре, не дождавшись меня!

1971



БЕСЫ

                Крики за сценой:

— Пролог!  Пролог! Куда он  подевался!
Пролог!..
                — Иду, иду!..

Выходит Пролог в черном бархате. Он явно навеселе.

                Пролог:

Да, я — Пролог! Я вышел для того,
Чтоб в пьесе было больше интереса.
А интерес, я вам скажу, — Ого! —
На интересе держится вся пьеса.

Но я сейчас здесь вовсе не затем,
Чтоб услаждать ваш слух изящным слогом.
Уйти я должен. Но — не насовсем.
Я выйду вновь на сцену Эпилогом.

Как, преданный душою, старый друг,
О том поговорю я с вами всеми,
Чему вы посвятили свой досуг,
И не напрасно ль потеряли время.

Так, в нашей пьесе о судьбе Певца
Я буду вновь началом, но — конца!


Кланяется и, дождавшись аплодисментов, уходит.
Открывается занавес.


    ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ (И ПОСЛЕДНЕЕ)


Смеркается. Поэт сидит на камне у дороги.

                Поэт:

Поэзия рождается... Сперва
Лишь крохотный росток внезапно всходит
В груди у человека. Но затем,
Не торопясь и очень осторожно,
Его взрастить настойчивостью можно...

Когда-то в ночь росток в груди моей
Пробил себе дорогу. Бледный, хилый,
Он мне казался чудом из чудес.
И песню я сложил. И только утром
Увидел, как нестройна эта песнь,
Несовершенна. Мой язык, бедняжка,
Как пьяный по земле, в той песне тяжко
Ступал, покачиваясь на ходу,
Своей походки не стыдясь нимало...

И я решил, во что бы то ни стало,
Добиться совершенной красоты —
И вскачь рванул!..
                Что было? Годы страстной,
Нетерпеливой жажды идеала.
Во мне как будто бесы завелись.
Нет, подлинно! Постой, постой! Когда-то
Уже писал я что-то в этом роде.
Конечно. Дай-ка вспомнить этот день!
Еще я помню музыка играла
Тогда в окне... и ритмы подсказала.

Пытается подобрать мелодию.

Ну вот, припомнил.

Глухим голосом читает:

        Поэт — я грезил в тишине.
        Но в день, по смыслу равный чуду,
        Вдруг стало так понятно мне,
        Что я — не  тОт  и им не буду.

        И душу охватила лень —
        Нет смысла жить трудом привычным.
        Как будто вора в черный день
        Поймали за руку с поличным.

        И знает он, что будет суд,
        И ничего уж не поможет,
        Когда грехи его внесут
        И в папках по столам разложат.

Как дико голос мой звучит. Тогда
Забыл о песни я своей, едва лишь
Домой пришел. О, если б этот день
Я мог вернуть!.. А страсть меня кружила,
И в ритме властном звуков колдовских
Я упивался стройностью конструкций,
Не замечая, как закрался холод
В скольженье безупречных строк моих...

Холодные и стройные, как числа,
Лишенные — пустяк! — живого смысла,
Лишенные — всего лишь! — той мечты,
Той искренности, а, порою, злобы,
Которой имя — жизнь, они пусты!
Кружили головы другим? Эстеты, снобы!
Глухи и слепы! Слепы и глухи!
Полны бессмыслиц, вздора, чепухи.
Надуются и ходят, как павлины,
Что истина, что ложь, для них едино!
В строке поэта видят только шансы,
Один другому — подчеркнуть "нюансы".
Но я-то, я — ничтожество, злодей! —
Как мог я так обманывать людей!..

Пора кончать. Мне дольше невтерпеж...
На  волю бесов! Вот он — острый нож.
Смелей! Удар!.. Ого, совсем не плох!
У, скачут — будто из стручка горох!
Их ждет, быть может, новый дуралей,
Они ему — и матери милей
Пребудут. Я... Мой взор уже потух.
Я — вместе с ними — испускаю дух...
Пусть он к какой-то звездочке далекой
Взлетит фанфарой смерти одинокой!
Слабеет голос мой...

Умирает. Появившиеся бесы начинают водить хоровод вокруг него.

                1-й бес:

А что, не спеть ли нам о старом графе?

                Все:

Споем, споем! Когда, как не сейчас!

                Хор бесов:

          В темную ночь
          Зарезал он дочь,
                Чтоб приданого ей не  давать.
          За это был взят
          Он бесами в ад,
                Им крови в вино подливать.

          И каждую ночь
          Невинную дочь
                Свою — убивает он вновь.
          Ужасный конец!
          Жестокий отец,
                Пей дочери алую кровь!

                1-й бес:

Довольно, братцы!

2-му бесу, указывая на лежащее тело:

                Слушай, Бен Джабар,
Когда себе он наносил удар,
Ты знаешь, что в мозгу его прочесть
Успел я? — Недостаточна, мол, честь,
Что воздают ему, его твореньям,
И, что, с каким завидным он терпеньем
Не дожидайся почестей людских,
Ему вовеки не дождаться их.
Ну, что ты скажешь?

                2-й бес:

                Вот мокрица, слизь!..
Которая... которая взбесилась!..

                3-й бес:

Глядите, братцы! Тучи собрались.
Уйдем, пока гроза не разразилась.

                1-й бес:

А тело — в землю! Все равно ему
Не место средь живых. Когда б ехидна
Вдруг от шакала принесла щенят —
И выродков гиена бы вскормила,
И то вся свора морды б воротила
От этой мрази. Жрать бы не смогли!

                Все:

Сюда, сюда — со всех концов земли —
Сползайтесь, черви!

Хоронят тело и исчезают. Начинается гроза.

Появившйся было в глубине сцены Эпилог (бывший Пролог),
смотрит в небо и, безнадежно махнув рукой, исчезает.

1971



* * *

Пытливому уму послужит пищей
И мёд столетий, и незрелый плод.
А чья рука тебе его сорвёт?
Не замыкайся в сумрачном жилище.

Ты ощутишь торжественней и чище
И краткий миг, и полновесный год,
Не станет дух твой пятиться и нище
Искать опоры вне своих щедрот.

И будут внятны радость и беда
Твоей душе — отныне навсегда,
И ты отринешь гнёт благоразумий...

Чтоб ты в обратном убедиться мог,
Не вздумай никогда — в часы раздумий,
Стряхнув печаль, переступить порог.

1971



ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ

А время уходит. Уносится. Тает.
И в нашем пространстве — сегодня, сейчас —
Возможно, пространства ему не хватает,
Чтоб здесь задержаться, остаться при нас.

1971



НЕШУТОЧНОЕ

Вопрос такой не колебал мне духа:
Природа — с нами или против нас?
Но в сказочной избе сидит старуха
И надвое гадает битый час.

А рядом лес шумит. Скрипят деревья.
И леший где-то скачет меж ветвей,
Крича о вековой обиде древней,
О ненасытной жадности людей.

Затем русалка выплыла речная,
Моля от рыбаков ее спасти.
И кутерьма тут поднялась такая,
Что только дай бог ноги унести!

И долго б так они еще шумели,
Как новобранцев свежие полки,
Но три седых богатыря — три ели —
Уже глядели вдаль из-под руки.

И все затихли. Молча ждут сигнала.
Его — условный знак на бересте,
В котором все, что бабка нагадала,
Им принесет сорока на хвосте.

1971



* * *

Ночь прошла бессонно, беспокойно,
Ночь с ознобом и слипаньем глаз.
Я тянулся к простыням рукой, но
Отводил ее в который раз.

За окном, до самого рассвета
Ночь всю ночь вздыхала тяжело
И, как птица, прятала от света
Голову под черное крыло.

И к окошку моему прильнула,
Не хотела никуда лететь...
Стало жаль ее. Я встал со стула:
— Может спеть тебе о чем-то? Спеть?

Я запел. Звучал мой голос дико,
Только я храбрился до конца.
Пел я: "В саду ягода... клубника"
И про ножницы загадку: "Два кольца,

Два конца, посередине — гвоздик".
И от этой песенки простой
Заоконный непрозрачный воздух,
Как вино старинное, густой,

Как-то дрогнул и пришел в движенье,
Заструился, обретая цвет.
Это ночь ответила на пенье —
Расступилась, пропустив рассвет.

1971



РЯДОМ С ВЕРГИЛИЕМ

— Как много растерзанных тушек! —
Сказал я попутчику устно.
— Здесь ночь пожирает лягушек, —
Ответил он, кашляя грустно.

— И, все-таки, все-таки, где мы?
Откуда доносятся крики?
— Мы будем заманчиво немы.
Как феи, как лунные блики.

— А правда, что птица — не в клетке?
Легки ее лунные перья!
— Нет, нас пригласят на объедки, —
Вздохнул он с оттенком доверья.

1971



* * *

Был в щепы руль разбит — и якорным канатом,
Дрожавшим, как струна, и лопнувшим со звоном,
Был сброшен наш фонарь — и смерть дышала рядом,
Преследуя наш барк с безумьем непреклонным.

... Над нами облака безмолвные нависли,
Нет отклика на зов в тягучих ватных безднах —
И мы уходим в ночь. Коснеют наши мысли,
Потеют наши лбы в потугах бесполезных.

И судно наших бед, как призрак над волнами,
И только пенный след, мгновенный след — за нами.

1971



* * *

Не оставляйте ремесла,
Как будто для перерожденья.
Затем, что нас творят дела —
И нас, и наши убежденья.

Затем, что будешь сам не рад
Разрыву с внешним миром спайки.
Затем, что ты — не автомат,
Который нарезает гайки.

1971



ОПЫТ НЕОКОНЧЕННОЙ ПОЭМЫ О ЛЮБВИ

                1

Понедельник был вчера.
А сегодня — вторник.
На рассвете пыль двора
Подметает дворник.

Я иду к себе домой,
Подойду с фасада.
Я здоровый, не больной,
Ничего не надо.

        Думай, думай! Но о чем?
        Понедельник, вторник...
        Всё как надо, дом как дом
        И на месте дворник.

                2

День проходит, как всегда,
В мелочах случайных.
Кран откроешь — и вода
Набегает в чайник.

Ставишь чайник на огонь,
Трогаешь от  скуки,
Закипит — уже не тронь,
Обжигает руки.

        Думай, думай! Вот беда!
        Даже непривычно.
        День проходит как всегда
        В мелочах обычных.

                3

Я возврата не хочу,
Я перескучаю.
Перед сном тоску лечу —
Выпью чашку чаю.

Все мечтаю об одном,
Терпеливый кафр —
Сочинить бы перед сном
Парочку метафор.

        Думай, думай! Всё-то зло
        Уместилось в малом.
        Укрываюсь я тепло —
        Красным одеялом.

                4

Вместе делали долги,
Вместе ели булки.
Наши гулкие шаги
Ночью в переулке...

Ночи снова, что ни зги,
Да не те, что прежде.
Не беги и не лги.
Пребывай в надежде.

        Думай, думай...

29 октября 1971



СТРЕЛА

Пасется тур в цветах полян —
Стрела покинула колчан.

Слетевшей только что, едва,
Стрелы не помнит тетива.

Стрела забудет тетиву,
Когда, преодолев испуг,
Вонзится в зверя, чью главу
Венчает круторогий лук.

31 октября 1971



ОФЕЛИЯ

                1

Приходила с цветами, нежная,
Приносила запах весны.
В замке жизнь была прежняя-прежняя,
Замок видел старинные сны.

Околдованный темным видением,
Он стоял на высокой горе.
Там, не понята гибнущим гением,
Оставалась одна на заре.

В переходах завистливым шепотом
Говорилось много чего.
Там, угрюмым научена опытом,
Не узнала отца своего.

                2

И к ночи земля холодела,
Недели и месяцы зла
Тянулись... А речка звенела.
Томили... А речка ждала.

                3

Зачем паутина и плесень?
Зачем эту муку я пью?
Есть много веселья и песен —
Хотите, про иву спою?

Меня целовали без счета
И речка бежала, звеня.
Я там повстречала кого-то —
И он не окликнул меня.

2 ноября 1971



* * *

Вот сумерки. Лучи небес играют,
Пока не сгинут в сгустках темноты,
И вместе с ними тихо умирают
В провалах ночи нежные цветы.

Но вот рассвет теснит ночные тени,
И капли влажных рос, светло горя,
Дрожат в лучах, в соцветиях растений,
Каких еще не видела заря.

2 ноября 1971



НА ЗВЕЗДЕ

Я живу на звезде,
где всегда тишина
и в спокойной воде —
отражение сна.

Я поставил свой дом
у холма над рекой,
добрый гном под окном
сторожит мой покой.

На звезде в тишине
я бы песню сложил...
Что я видел во сне,
неужели забыл?

Я сбегаю к воде
и ловлю отраже...
Я живу на звезде
две недели уже.

...ние.

3 ноября 1971



ЗЕМНУЮ ЖИЗНЬ ПРОЙДЯ...

С бессмертными другими в веренице,
Минуя злобных монстров и химер,
К ядру Земли, к ядру небесных сфер
Душа моя, избранница, стремится.

На птичий, на естественный манер
Спускается широкими кругами
Туда, где смертный был бы сжат тисками
Гигантских сил — в Ничто без всяких мер.

Как на стене святилища в Пергаме,
Живой для греков, Зевс — в пылу борьбы
С восставшими — кричит им: "Эй, рабы!"
И мечет молнии могучими руками,

Так вездесущей Тяжести столбы
Земное, если близко центр Вселенной,
Сжимают, давят — и огонь мгновенный
Испепеляет нить его судьбы.

14 ноября 1971



О ПРЕВРАЩЕНИЯХ

         Как мир меняется! И как я сам меняюсь!
                Н. Заболоцкий

В какой-то вечер — пережив
Очередной метаморфозы
Игру и муку — чудом жив,
Лежу — и не меняю позы.

Волнуюсь — темя теребя —
А нет ли скрытого изьяна?
И жаль мне прежнего себя,
И нового мне видеть странно.

Метаморфоз прошедших зуд
В своем затишье вспоминая,
Я сам себе, как самосуд,
Но суть моя уже иная.

И всё же — пусть не мал процент
Благополучных разрешений —
Есть в превращениях момент,
Когда не нужно превращений.

16 ноября 1971



I ДЕНЬ IДЕ, I НIЧ IДЕ...

О, как он выглядит старо!
Как тяжело и хрипло дышит!
Рука, зажавшая перо,
Скрипит и рвет, и снова пишет.

Какой сейчас над миром век?
В чьем сердце отзовется слово?
И в ночь глухую человек
Глядит печально и сурово...

       Нет, он — не ангел, не святой,
       Не корчил из себя пророка.
       Писал, обманутый жестоко
       Своей надеждой и мечтой:

       И день идет, и ночь идет.
       И, голову схвативши в руки,
       Даешься диву, что ж нейдет
       Апостол правды и науки? *

И нет ни бога, ни царя,
И мысль — пекучая, как рана,
И поднимается заря
Из предрассветного тумана,

А он не видит. Вот чудной!
— Что ж ты заснул нетерпеливо?
И образ матери родной
Над ним склонился сиротливо.

19 ноября 1971


-----------------------------------------
* І день іде, і ніч іде.
   І, голову схопивши в руки,
   Дивуєшся, чому не йде
   Апостол правди і науки?

Тарас Шевченко
Петербург, 5 ноября 1860 -
за неполных четыре месяца до смерти.
-----------------------------------------



ЦВЕТЫ

                1

Пусть в эти последние дни листопада
Цветов обреченных не счесть,
Ты видишь — за частой резьбой палисада
Две розы сумели расцвесть.

Дни, прежде игравшие весело, щедро,
Теперь лишь пробудят тоску —
И то ли от холода, то ли от ветра
Цветок потянулся к цветку.

                2

                ... осенние розы
                мне снятся...
                А. Блок

Я был накануне чего-то иного,
Когда этот сон мой затих.
Цветы отзвучали — и вот они снова!
Ты помнишь? Ты видела их?

Цветов обреченных немые вопросы
Поймешь ли хотя бы слегка?..
Мне снятся две грёзы, две песни, две розы —
Два гордых и нежных цветка.

19 ноября 1971



К РОССИИ

      "Мой Пушкин, простой коренной россиянин..."
              Из стихов, адресованных мне неким пиитом

Цветок! Ни татарские кони,
Ни танки в крестах и в пыли,
Ни свора безумцев на троне
Тебя растоптать не смогли.

...И в час испытаний кровавый
Не срезал предательский нож —
Ты в свете немеркнущей славы
Победно над миром плывешь.

Воспетая Пушкиным, Блоком,
Достигшая звездных высот,
Паришь в ореоле высоком!..
А беды и горе не в счет.

Но светлый твой лик затуманен
И в облаке неразличим,
Когда "коренной россиянин"
Кичится рожденьем своим.

Откуда он? Что он за птица —
Грибок из породы людей?
Чем может по праву гордиться?
Что сделал для славы твоей?

Он брызжет слюной от бессилья,
Ручонкой грозит, осердясь...
Такая вот плесень, Россия.
Такая вот мелкая мразь.

1971



ТРАГЕДИЯ

Забывшись, спит величие трагедии
На пыльных плитах греческих театров.
Театром жили, умирали, бредили...
Бред нынче — под надзором психиатров.

Земля убита каменными плитами,
Живет одной немыслимой утробой.
Войди в нее, трагедия, с убитыми
И выйти через тьму веков попробуй!

Судьба для нас — плевок трагикомедии,
Судьбу переиграл самоанализ.
А греки не томились и не медлили.
Их РОК давил. Они оборонялись.

28 ноября 1971



* * *

           На свете счастья нет, но есть покой и воля.
                А. С. Пушкин

Когда я пушкинской строкой
Тебя прервал, в надежде зыбкой,
"Дам волю — и найдешь покой." —
Ты мне ответила с улыбкой.

Что ж, остроумие ценя,
Хвалю. Но я-то знал прекрасно,
Что нет исхода для меня,
Что ты мне воли дать не властна.

ноябрь 1971



К СОНЕТУ

Четырнадцать всего — чеканных строк сонета.
Сонет, ты надо мной и ты во мне, как страсть!
Окуда этот плен? Скажи, откуда эта
Четырнадцати строк магическая власть?

Вот ты берешь разбег — все предпосылки где-то
Остались позади — и смерть раскрыла пасть!..
Трагический финал. Но прежде, чем попасть
В глухую ночь, во мрак, — мы видим лучик света.

И это не мираж, и не самообман.
Поистине — вот свет пробился сквозь туман.
Он был в самом тебе и ты его заметил...

Тебе солгать нельзя — ты не приемлешь ложь,
И на пределе сил, высокой правдой светел,
Последнею строкой надежду подаешь.

1971



ЧИТАЯ ГРЕКОВ

       "Старик Державин..."

Наша участь решена.
Одиссей, воскресни!
Коль уж пить, так пить до дна —
До последней песни.

Нам нацежена давно
Золотая мера —
Искрометное вино
Старика Гомера.


          Прогулка

Под смолистою сосной,
Под зеленым лавром
Древнегреческой весной
Я иду с кентавром.

В стороне для нас чуднОй
Проводник отличный,
Ходит рядышком со мной
Спутник необычный.


          Поход

Снаряжали — а куда,
Я от вас не скрою —
Крутобокие суда
За Еленой в Трою.

Будет пенистый прибой
Братии отважной
И могилой, и судьбой,
И дорогой влажной.


          Рассвет

Этим строчкам тыщи лет —
Мед хмельной, веселый.
И летят за ними вслед
Золотые пчелы.

Занимается рассвет.
— Пчелы, пчелы, в улей!..
Искры гаснут, пепла  нет.
Груда книг на стуле.

1 декабря 1971



ОСЕНЬ

             Люблю я пышное природы увяданье...
                А. С. Пушкин

Природе не до наших смутных грез.
Она сама себе — апофеоз
Весны — в разливе жизни изначальной,
И реквием — по осени печальной.

Я это осознал как боль свою
В осеннем замирающем краю.
Я там бродил по царственным равнинам,
Входил в леса, пылавшие багряно,
К — безмолвствовавшим гордо — исполинам,
Хоть каждый лист им был живая рана...

Но даже в эти горестные дни,
В их самый чуткий миг, сознаньем светел,
Я был природе не совсем сродни —
И полного слиянья  не отметил
Ее труда с трудом души моей.
И эти строки не совсем о ней.

Мне в них дано лишь миг ее сберечь,
Ей — увядать под тихий ропот мира.
Сухой листвы шуршащая порфира
Да ниспадет с ее державных плеч.

1971



ДУША

Весь день она вертелась, как юла,
То зажигала, то гасила свечи...
В чем истина? В чем суть добра и зла?
В чем корень, смысл?.. И так подкрался вечер.

Погаснет мысль, как воздух за окном,
Ненужные затихнут разговоры...
А в чаще смыслов корень мандрагоры
Окутает сознанье вечным сном.

1971



ИЗ ЛАО-ЦЗЫ

Кто может верить именам?
Путь в слове суетном не прям.
Хочу, чтоб истинная сущность
В неназванном открылась вам.

Когда открылась Красота,
Все стали видеть и Уродство.
Так Низость есть для Благородства,
И для Богатства — Нищета.

Познавший истину не спорит,
Не говорит красивых слов,
Но Пустота — его улов —
Небесному закону вторит.

1971



ПОЛУЧАЯ В ПОДАРОК КНИГУ СТИXОВ БО ЦЗЮЙ-И

      Надпись на книге

Подо мной течет река.
Гладь — с изящной простотой —
Серебрится, глубока
Отраженной высотой.


       Размышление

Друг мне оставил прощальный подарок —
Книгу поэта Бо.

Всё хорошо бы — но библиотечной
Книжка эта была.

Да, эстетическим взглядом на вещи
Друг мой не обладал...

Все же он друг мне! Поэтому, книгу
Разве могу я вернуть?

1971



* * *

Зачем мне книг твоих туман, подумай!
Я за стаканом пью стакан — подумай!
Ответь мне, друг, что — нашей жизни сон?
Но прежде, чем сказать "обман", — подумай!

1971



БЕГСТВО

Я считал, что эти прожиты недели,
Но за мной они, как птицы, полетели,
И тянулись журавлиным острым клином,
Вслед за поездом — изогнутым и длинным.

То грозили, то рыдали, как сирены,
Вдоль дороги оставляли клочья пены —
Вместе с кровью, вместе с криками из горла —
И страдание их было непритворно.

Их старался, их пытался отогнать я —
Не попасть опять в их прежние объятья,
Не платить опять им ежедневной дани,
Но они уже очнулись от рыданий...

В полдесятого — во Львове на вокзале —
По рукам и по ногам меня связали.

1971



* * *

А ночь за окнами черна,
Как сгусток твоего молчанья.
Но есть пространства глубина —
И если звезд незамечанье
С тобой останется и впредь,
То  это значит — больше нечем
Ответить, призванным гореть
В ответ дерзаньям человечьим.

9 января 1972



* * *

Огонь погас — и дым стал редок,
В печурке теплится зола,
И призрак ночи — напоследок —
Шепнул из темного угла:

— Будь осмотрителен и скромен.
Живи почерпнутым из книг.
Для сердца этот мир и тёмен,
И неоправданно велик.

январь 1972



ДОМ

Мне дом говорит: — Понимаешь, вся трудность
Работы моей и ее безупречность
Лишь в том состоит, чтобы вечно уютность
Тебе предлагать. Дать уютную вечность.

Я дому ответствую: — Ваша Оконность,
Надежная Крышесть и Прочная Стенность,
Я чту Ваших прав и стремлений законность,
Но вижу за ними и ветхость, и бренность.

А ночью глухой и беззвездной я слышу,
Как птица стучится в холодную крышу.

5 июня 1972