Поселковый помянник

                ...так шелестит тростник, как дни проходят.
   

Поэт,
Зелёный старик в пальто на меху,
Мелькал в глубине аллеи —
Она так хорошо называлась —
Восточная…
Ходил,
Шаркая,
По населённому потомками дому.
Иногда задавал вопросы,
Но не ждал ответов.
Сутулился,
Вечерами читал
Или делал вид, что читает,
Один в комнате у лестницы,
В старинном халате,
С египетской трубкой в руке...

Жена, вторая, любимая,
Всё искала коренья для своих скульптур,
Озорно смеялась рядом,
Ждала гостей.
Но однажды она умерла.
Однажды умерла и она…
И никто в этом доме
Ничему не унаследовал,
Если рассуждать
Метафизически.

Куда исчезли деревянные кони и девушки?
Весёлые кутежи?
Запах свежих пирогов из кухни?
И даже хуже,
Горше —
Внучка поэта,
Красавица Катя,
Погибла молодой,
Ушла вслед за мужем,
Художником,
Писавшим богатые портреты архиереев.
Наркоманом, увы…
Просто ушла из дома вечером —
И всё. В никуда.

Дети остались от этого брака.
Трое.
Предоставленные давно — всему.
И вот тут,
Как в сказке,
Появилась бабка —
Мать мужа-художника.
Монахиня в миру,
А вообще-то боец, каких мало,
Лихо крестившая руль в своей Абхазии
И ездившая по серпантину,
Как заправский усатый абхаз.
Не убоявшаяся трупа под окном,
Когда пришли События.
Унесли же его потом куда-то,
Трёхдневного...

И вот она приехала,
Получив известие.
Отбилась как-то от кредиторов,
Квартиру вернуть не смогла.
Но спасла мальчишек.
Увезла всех троих:
Старшего — такого трудного,
Младших — не легче,
Под Иваново,
Ближе к монастырю.
Выбрала жизнь,
Значит, не Москву.
Дом купила им,
А дом на аллее сдала.

Теперь один — монах,
Второй — торговец при церкви,
А третий — суворовец.
Вот так и стал
Иванушка-старший
Отцом Иосифом…
А что могло бы быть?

И все декаденты,
Диссиденты
И либералы
Из писательской среды,
Не чтущие субботу
И не доверяющие в общем-то воскресенью,
Дружно кивнули головами:
Мудро!
Пусть церковь и государство,
Государство и церковь помогут.
Церковь именно что должна.
А государство и вовсе
Пусть ответит за всё!
Пусть воспитает!
Пусть!

Ведь им так спокойней
Проходить, гуляя,
Мимо
Отчуждённо молчащего
Дома поэта.
Спокойней
В глубине того, что душа.
Сам старик и не дожил
До всего этого,
Везунчик.
И дочь поэта —
мать красавицы —
иллюстратор Наталья
Не дожила.

Дожили
Потомки тех собак,
Что вечно селились при доме,
В будках на крыльце.
Там не гнали бездомных.
Ни собак,
Ни людей…
И всегда забывали
Выключать свет.

Господи, подари ушедшим
Прощение!
Покой!
И забытому поэту,
И его жене-художнице,
И его дочери,
И его зятю,
И внучке-красавице…
И Бабе* — его первой жене нелюбимой,
Но любившей старика
И на пороге гроба,
Когда все давно забыли,
Что он — поэт,
В которого была влюблена
Сама Марина…

….……

*  — домашнее имя.

Светлой памяти матушки Нины посвящается...