Сильвия Платт. По ежевику

Никого на тропе, ничего, кроме ежевики.
Ежевика с обеих сторон, хоть и погуще справа.
Ежевичная тропка петляет, спеша, а в конце,
Внизу, дышит море. Ежевика крупна,
как подушечки пальцев, беззвучна - глаза,
чернеющие в зарослях,
пухлые от красно-синего сока. Сок расточительно брызжет на пальцы.
Я не просила этого кровного сестринства; они, видно, любят меня,
Сплющиваются до размеров  бутылочного горла.

Над головой - какофония галок в черных стаях—
Клочки жженой бумаги ввинчиваются в небо.
Слышны их голоса, протесты, протесты
Не думаю, что море вообще когда-либо появится.
Сияет зелень высоких лугов, подсвеченная изнутри.
Я подхожу к  кусту, такому спелому, что он обернулся кустом мух,
Свесивших сине-зеленые брюшки и крылышки не толще китайской ширмы.
Медовый пир ежевики потряс их; рай существует.
Еще поворот, и  кустов с ягодами нет.


Единственное, что здесь есть, это море.
Из раздвоенья холмов дует внезапный ветер,
Хлопая по моему лицу призрачной стиркой.
Холмы эти слишком зелены и невинны, чтобы распробовать соль.
Я иду по овечьей тропе между ними. Еще поворот -
И я на северном анфасе холма, и анфас - оранжевый камень,
Выходящий в никуда,; ничего, кроме великого простора
Белых и оловянных бликов и звона, словно мастера
Бьют и бьют по неподатливому серебру.


Blackberrying

By Sylvia Plath

Nobody in the lane, and nothing, nothing but blackberries,   
Blackberries on either side, though on the right mainly,
A blackberry alley, going down in hooks, and a sea
Somewhere at the end of it, heaving. Blackberries
Big as the ball of my thumb, and dumb as eyes
Ebon in the hedges, fat
With blue-red juices. These they squander on my fingers.
I had not asked for such a blood sisterhood; they must love me.
They accommodate themselves to my milkbottle, flattening their sides.

Overhead go the choughs in black, cacophonous flocks—
Bits of burnt paper wheeling in a blown sky.
Theirs is the only voice, protesting, protesting.
I do not think the sea will appear at all.
The high, green meadows are glowing, as if lit from within.
I come to one bush of berries so ripe it is a bush of flies,
Hanging their bluegreen bellies and their wing panes in a Chinese screen.
The honey-feast of the berries has stunned them; they believe in heaven.   
One more hook, and the berries and bushes end.

The only thing to come now is the sea.
From between two hills a sudden wind funnels at me,   
Slapping its phantom laundry in my face.
These hills are too green and sweet to have tasted salt.
I follow the sheep path between them. A last hook brings me   
To the hills’ northern face, and the face is orange rock   
That looks out on nothing, nothing but a great space   
Of white and pewter lights, and a din like silversmiths   
Beating and beating at an intractable metal.