Сошествие
Левину Михаилу Марковичу
и другим,погибшим вместе
с ним в 1937-1938 годах
инженерам-дорожникам.
О,наши дни! То вниз гремят лавиной,
То тихо катятся подобно колесу.
«Земную жизнь пройдя до половины,
Я оказался в сумрачном лесу...»
Не середина на моей премьере,
К концу подходит времени запас.
Чеканны строчки Данте Алигьери,
Но это вовсе,вовсе не про нас.
Там был не лес,что сумрачен и гулок,
Не смутные знаменья о судьбе.
Январский день,обычный переулок,
Приёмная московской ФСБ.
Был проводник.Ну,не по аду прямо,
А лишь по отсветам его меня вела
Галина Павловна,приветливая дама,
В авоське приносившая «дела».
И серой ниоткуда не тянуло,
И не мелькали тени чёрных крыл.
Лишь из щелей оконных сильно дуло
Студённостью ненайденных могил.
Где пламена? Где рокотанье грома?
И где ручьи,текущие свинцом?
Был стул,был стол.И два казённых тома,
И сотня строк,написанных отцом.
И вот ещё,ещё одна минута,
И я услышу безнадёжный стон
Всех тех,кто так безжалостно и круто
Уведены за Стикс и Ахерон.
И будут внятны мне шаги конвоя,
Что тащит человеческий улов.
Все тембры мата,ругани и воя,
И взвизги демонов,и скрежет их зубов.
Всё тихо.Мне не различимы лица.
Под локтем тот же канцелярский стол.
Лишь протоколов подлые страницы,
И снова-к протоколу протокол.
«Свидетели», что пуганы до смерти-
У каждого приставлен к горлу нож.
Во всякой строчке шопотом: «Не верьте!
Все, кто прочтёт, не верьте. Это ложь!!»
Всё скреплено, подшито капитально.
И вот они под маскою мужчин
Те демоны.Вполне, вполне реальны.
Фамилия и имя, должность, чин.
Глаза и руки, тулова и шеи.
И каждый брит и в форму облачён.
Володин, Абкин, лейтенант Такшеев
Лакали водку и ласкали жён.
И вонь печей, горящих негасимо,
Не различил бы самый чуткий нос.
А Ивановский, Жуков и Трофимов
Все пахли только дымом папирос.
А, может быть, не пили, не курили?
А, может быть, здоровье берегли?
И далее достойно жизнь прожили.
Кто не имел детишек -завели.
Чуть приоткрывшись, вновь сомкнулись своды,
Дочитаны страницы до конца.
Закончен том тридцать восьмого года
Безвестною могилою отца...
Но вот теперь, передохнув немножко,
Я новый том кладу перед собой.
Потолще он и поплотней обложка:
Великий год-год пятьдесят шестой.
Любой обман здесь будет уничтожен.
Здесь справедливость нанесёт удар.
Здесь ангелы рванут мечи из ножен,
А изверги обрушатся в Тартар.
Для них, небось, теперь спасенья нету.
Просвеченная молниями гроз,
Разыскана и призвана к ответу,
Доставлена вся стая на допрос.
Опять, однако, острой, острой спицей
В нагое сердце сделан мне укол.
Листаю вновь страницу за страницей,
За протоколом лживый протокол.
В них бесы так скромны и беспечальны
И за собой не чувствуют вины.
В них что-то подозрительно лойяльны
Посланцы Света к детям Сатаны.
Стараются, стараются сверх мочи,
Сверяя точность подписей и виз.
И мягко упрекают духов ночи
В отсуствии каких-то экспертиз.
А те твердят, что всё давно забыли,
Да и к тому ж потом была война.
Что никого не мучали, не били.
И что-то там ещё... Про ордена.
Строчили ангелы, кривили бесы рожи,
Припоминая давние дела.
И были все так явственно похожи
По ту и эту стороны стола.
Я том закрыл. Я поднялся со стула.
И снова предо мной была стена.
И от окна всё так же сильно дуло.
Всё той же стужей дуло от окна.
Февраль-март 2000 г.
Свидетельство о публикации №114052307614