Последний герой. Поэма. Часть первая. Ивашка

               
                Здесь девы юные цветут
                Для прихоти развратного злодея.
                \ А. С. Пушкин.\
Мой прадед в молодости был
Красивый и здоровый.
Он в холуях тогда ходил
У князя при столовой
       Изрядный барину слуга
       Не баловался бражкой;
       И не была княжна строга
       С Дорогиным  Ивашкой
Да вот однажды сплоховал
И провинился в чём-то.
В солдаты князь его отдал,
И сбрили Ваньке чёлку.
       У князя был рогатый лоб,
       А сам был злее гнуса.
       И пожелал он, чтоб холоп
       Отныне звался трусом.
В народе князя звали как?
Да так: плешивый рак.
А дело было так:
       Однажды под вечер привёз
       Во флигель на отлёте
       Девчонку мокрую от слёз
       И поселил в почёте.
Конечно были и князья
Страны Российской гордость,
Но этот, извини меня:
Распущенность и чёрствость.
       Задумал сразу уломать,
       Да не на ту нарвался:
       На утро- глаз перевязать,
       От кофе отказался.
А чуть под вечер  - снова к ней.
Зовёт к себе Ивана.
Давай сермяга, пей скорей
Вот эти два стакана.
       Коньяк французский с ног валил,
       Хоть крепок был детина.
       Князь дверь ногою отворил,
       И перед ним картина:
Забившись в угол, к стеллажу,
От страха чуть живая,
Твердила: руки наложу
Девчонка молодая.
       Дрожит ошпаренный Иван:
       Не гоже пан, не гоже,
       А тот: держи её болван
       И кулаком по роже.
Ну что,  не я -так ко другой,
Но барину поможет.
И волосы одной рукой
Прижал холоп на ложе.
       Со страхом близко видит он
       Глаза черней могилы.
       В них был беззвучный смерти стон,
       В них было столько силы
Как может человека глаз
Такое выражать
И словно зеркало не вас,
А смерть изображать?
       Нет барин, барин погоди
       убивицы мы что ли?
       Меня на плаху отведи,
       А от греха- уволь.
Она без памяти лежит,
Ты, дурень мне не нужен.
Скорей трусишка поспеши
В конюшеньку на "ужин ".
       Недели две на животе
       Лежал Иван на сене.
       Его отхаживали те,
       Кто бил потея в пене.
Потом Ивана под венец,
На ком женили-ясно;
Ну и в рекруты под конец,
Инструкции согласно.
       Иваша в крымскую погиб,
       Далёко от села,
       А Марфа в этот год, поди,
       Мне деда родила.
Дела давно минувших дней я перенёс бы стойко,
Когда бы не свершили то же с Россией в перестройку! 

                Часть вторая.

                Последний редут.
                Лихая им досталась доля:
                Не многие вернулись с поля.
                \ М. Ю. Лермонтов.\
Сей край великих полководцев:
Румянцев здесь водил полки,
Потёмкин и его питомцы,
Суворов и его птенцы.
     Стяжал здесь славу и Нахимов,
     Великий Фёдор Ушаков;
     Тут друг отца погиб-Налимов
     И тёткин муж Вадим Пашков.
В Тавриду вход-Луки обитель,
Наш Семфирополь дорогой.
Святой здесь мученик-целитель
Окончил жизни подвиг свой.
     Никита и его витии
     Сорвали с Крыма флаг России,
     И сотни, тысячи семей
     Лишились родины своей.
В Европе так была нарушена
Её незыбленнасть границ.
Петрову вспомнил я подушную
И рокировочку Столиц.
                *****
     Над головой ночное небо,
     Шумит внизу морской прибой,
     В мешках ни пороха , ни хлеба
     И вся Россия за спиной.
В руинах дымных Севастополь.
Редут последний пуст и сир.
Прилёг израненный под тополь,
Да у лафета бомбардир.
     Терпите ваше благородие,
     К утру из ада прямо в рай.
     Заряда два осталось вроде,
     А там не думай, не гадай.
Жаль, не успел с роднёй проститься,
Собороваться, причаститься,
Авось успею помолиться,
Послать прости своей семье.
     Да Богу душу, плоть-земле.
Ну, что, последняя атака?
Пожалуй так, мой капитан.
И завязалась эта драка:
Тесак, кулак да ятаган.
     Он так и умер на лафете,
     А рядом старый капитан;
     И увезли их на рассвете
     С почётом за степной курган.
Не увидать им пораженья,
Не увидать и не признать,
Того России униженья,
Повинна в коем только знать,
     Та, у которой есть уменье
     С бабёнкой слабой совладать.
В деревне бают все и вся:
Мол взорвали они себя.
     Цыган залётный проходил...
     Циганску пошту обронил.
Прости Создатель и Творец:
Однако, это не конец.
     А мы заглянем во " Дворец"
     Туда, где жил дед-сорванец.
                Часть третья.
                Дед.
                Душу в ад не отдать,
                Так и богатым не бывать.
                \В.В.Личутин.\
В Боговилове мой дед
Потихоньку рос без бед.
     Пораженье иль победа
     Наш герой тогда не ведал
Как не ведал ни отца,
Ни княжины-подлеца.
     Ну не ведал, так не ведал,
     Но детина вырос в деда.
Если деда кто видал
Ахал:это генерал.!
     К сожалению и к печали
     Дюже все мы измельчали.
Дед неспешно лес валил,
Водку пил да баб любил.
Видно, княжьи доминанты
Передали секс-таланты.
     Летом по лесу гулял,
     А зимой во пруд нырял;
     Но однажды во церквуне
     Повстречал свою Манюню.
Невзмрамчай -то повстречал
Их пресвитер обвенчал.
Венчал при полном при пораде.
Родня по жёнке-жёнкен дядя.
      Звали деда Васильяном.
      Зажил он не хуже пана:
      Пятистенный ставит дом;
      В нём живёт вдесятером.
Я когда-то жил в том доме.
Спал в конюшне на соломе,
И конюшеный Кобылин
Мне поведал много былей.
     Да, фамилия-то князя...
     Не приснися к ночи-Грязев.
Можно мне и попинять:
Что уж предков так склонять.
                *****
               
      
Сейчас мы переменем тон.
Зовёт меня  к работе ДРОН.
Кривые на экране.
Хотя я мог бы описать
И о себе в том плане.
Пока не будем продолжать,
Как Пушкин о Татьяне
                Часть четвёртая.
                Отец.
                Какая щука ты не есть,
                Ерша с хвоста тебе не съесть.
               
                \ поморская от В.В.Личутина./
Осилю, может быть итог,
Как жизнь прожил мой отче,
Не чтоб свою и сына смог,
Уверен я не очень.
     Все три канатом сплетены,
     И были общие в ней дни.
Весьма не просто начинать
Писать о бате ныне;
Труднее будет продолжать
Мне о себе и сыне.
     Период жизни у отца
     В России нет сложнее
     За правду честного борца
     С прилипшими " пигмеями".
Всегда и всюду прилипали
К здоровому пиявки,
Всегда и всюду гниды знали,
Какие будут ставки.
     Не может быть страшнее сон-
     Шептал отец,чем "тройка".
     Не знал, да и не мог он знать,
     Что будет перестройка.
                *****
Отец мой третьим  был ребёнком.
Всего и было восемь душ:
Четыре парня плюс девчонки.
И всяк тянул крестьянский гуж.
     Приноровились ребятишки
     Сапожным делом промышлять.
     Не до учёбы,не до книжки:
     Детей и взрослых обувать.
В Москве открыли мастерскую,
На Сыромятниках- подвал.
И в полутьме, почти вслепую
Сапожки каждый брат точал.
     И дружно пели хором:
     Я частник без мотора.
Пришла пора, и добровольцем
В Зайсан отправился отец.
Вернулся строгим комсомольцем
И по механосборке спец.
     На ЗИС направили в райкоме.
     Туда устроилась и мать.
     Коморку дали в старом доме.
     Сыр в масле, что ещё сказать?
Крестьянский сын--хороший воин,
А на заводе он творец.
Всех благ он в обществе достоин,
Как моя мать и мой отец.
     Отец стал зрелым коммунистом,
     Мать-райсовета депутат,
     Я в клубе хоровым солистам,
     И к счастью не было преград.
Возможно, что была бы иная
Моя судьба и мой удел,
Когда бы сам того не зная,
Скорее сам причин не зная,
Отец в зека не залетел.
     А с Лихачёвым ведь дружил,
     И тот до дома подвозил
     Его в машине ныне ЗИЛ.
Вторично побывал в Зайсане,
Иркутске, Канске-Аченске;
Работал на подъёмном кране,
Бульдозерил на Неченске.
     Расконвоировали батю
     И приписали к органам
     Вернулся он к жене и братьям.
     Не сломленный, не дёрганый.
Перед войною года три
Прожили мы не плохо;
Нормально, что ни говори,
Пока война не грохнула.
     И снова мой отец попал
     В Сибирь, но близко,на Урал.
В Миассе ставили станки ,
Пока без стен, без крыши
И принимали воронки
По указанию свыше.
И в каждом воронке при сдачи
Металл и десять душ в придачу.
     Отец мне как-то говорил,
     Что коменданта местного
     Недели две вином поил:
     Отправь на фронт по-честному.
Но их директор генерал
Отправку строго запрещал...
А то и к зекам отправлял:
В окопах без патронов
Значительны уроны.
     При том Васильич был тогда
     Незаменимый человек:
     К нему при случае всегда
     Любой мог обратиться зэк
А зэки за пехотой следом
Ковали тоже тут победу.
     Я в это время жил в том доме,
     Где спал в конюшне на соломе,
     И мне поведал много былей
     Мой дальний родственник Кобылин.
Тогда-то он и рассказал,
Как сам в Кобылины попал.
     А я лежу и внемлю
     В прифронтовой деревне.
Не до лирического тут
Товарищ отступления.
За десять вёрст бои идут,
И нас берут сомнения:
Не здесь ли снова тот редут?
     В день моего рождения
     Пошли мы в наступление.
                Часть пятая.
                Большие перемены.
                Выйди к Волге,
                Чей стон раздаётся
                \Н.А.Некрасов.\
Сейчас повременить чуток
Придётся нам немного:
Сбираться надо на восток-
На Волгу мне дорога.
     Путёвку дали наконец,
     Там и сплетём стишку венец.
О, Волга, Волга, как я рад,
Что скоро вновь тебя увижу.
Второй счастливый год подряд
Я благодать твою предвижу.
     Не в мутных ериках Оля,
     Не в камышах густых Судачья
     А в Конаково буду я
     Писать стишата и рыбачить.
Я вспоминаю твой исток,
Где ныне памятник из Миры:
И хоть далёк от нас восток,
Никола стал моим кумиром.
     О,Волга, Волга твой исток
     И далей чудные картины.
     Незабываем твой мосток
     Над заболоченной пучиной.
Как протекаешь ты сквозь Тверь!
Вдоль этой набережной славной
\Никитой называется и куполом венчается.\
Тверь, гордая России твердь,
Так возжелавшая быть главной.
     А твой Саратовский разлив!
     То чудо может только сниться.
     И океанский лишь прилив
     С ним может только лишь сравниться.
Но тут турбаза "Конаково."
Турбаза отдыха ВИАМ.
И Волга тут всему основа;
Приветы шлёт по берегам.
     Ну, здравствуй, снова мы с тобой,
     Ладони мне водой омой.
                *****
Мне часто дарят вдохновенье
Поля, луга, леса, цветы,
И эти чудные мгновенья
Подаришь Волга мне и ты.
     Здесь тишина, отдохновенье
     И вечера в лесу тихи.
     Ну как же в чудные мгновенья
     Мне не сидеть, писать стихи!
Однако, сидя без движения
Под древом замерзаю в тени я.
                *****
Как же всё изменилось тут скоро:
Дураков не видать, но заборы!?
Бережком с бичевой не пройдёшь
Посмотреть на родные просторы?
Если дачку знакомца найдёшь.
Но какой там знакомец: свой брат,
Побывавший разочек в Бостоне,
По мобильничку встречи не рад,
Так как стал бизнесменом в законе.
               Без припева нельзя
               Дорогие друзья.
А дачи здесь повымерли.
Бомжей котов повымели.
Похожи на бараки.
Лишь крыши-ни души.
Ни кошки, ни собаки
В пустой глуши.
     Здесь деньги в домик вложены
     В дефолте не сгорят.
     Здесь чистенько, не хожено,
     Заборчики хранят.
Не вернулся ль , однако, наш князь?
Здесь он где-то мне кажется рядом...
Надо с Колькой наладить мне связь:
Поучиться охотиться скрадом.
     Тот посетовал раз: не могу
     Я в небесные силы поверить.
     Мне, ответил я просьбой к нему,
     Объясни мне, как можно не верить.
Как не верить в Россию, скажи?.
После света конца она будет.
Раз над храмом летают стрижи,
Значит веру ничто не остудит.
     Впрочем, может он тоже сейчас
     Новый русский и тоже в Бостоне?
     Но об этом особый рассказ.
     Эта песня в другом уже тоне.
     Часть пятая.
                Камо грядеши ?
                И вот конь вороной,
   
                И на нём всадник,
                И в руке его мера.
                \Иоанн Богослов\
Мы все зажили в сорок пятом
Одною общею мечтой,
Что будем жить на небе пятом;
Неважен нам этаж седьмой седьмой.
     Пусть будет пятый,не седьмой,
     Поскольку все пришли домой.
     Братки отца отвоевались
     И живы все, как есть остались
Тем паче нам пообещали,
Что скоро будет коммунизм;
При этом, правда, не сказали
На что похож сей катаклизм.
     Потом вот точно так же бойко
     Наврали и про перестройку.
Повсюду дружно говорили:
Была последняя война;
Но что потом наворотили!
Не наша вроде та вина.
     Чуждо русскому народу
     По чужим по огородам
     Лазать:здесь не только стыд,
     А товарищи в лампасах
     Были чуть ли не в пампасах.
     Натворили столько бед!
     Только не было побед.
После сорок пятого
Только повторение
Всё того проклятого
Крымского падения.
     А дальше-больше.Год за годом
     Ещё не выйдя из воды,
     Мы окунались снова в воду,
     Не чуя в том большой беды.
Мы прямо двигались и стойко
До той Афганской до войны
И лбом упёрлись в перестройку,
Во апокалипсис страны.
     Шёл от могилы отца я не стойко,
     Всё повторяя на глине скользя:
     Нет, всё же тройку и перестройку
     Спутать ребята нельзя.
Скончалась мать,скончался папа,
Я потерял работу, клуб.
Так крепко воровская лапа
Взяла за горло и за пуп.
     Я России всё теперь красиво:
     Вокруг ВОЛьВО да МЕРСЕДЕС.
     А сколько нищих, сколько вшивых?
     Взгляни вокруг-дремучий лес.
Мы дети тридцатых,
Мы дети войны.
Мы все виноваты
И все без вины.
               
                Часть  шестая.
               
                Сын.
                Печально я гляжу
                На наше поколение.
                \М.Ю.Лермонтов.\
Мне было ровно сорок лет,
Когда Серёжка мой родился.
В тот день на "Спутнике",в обед
С друзьями крепко я напился.
     Он был на деда подбородком,
     Ушами, лобиком похож.
     Слыл шаловливеньким подростком,
     И симпатичен и пригож.   
Учился рукава спустя.
Хоть мама в школе-партгруппоргом.
И в музыкальной-середняк,
Зато стихи читал с восторгом.
     Однажды преподнёс сюрприз:
     Принёс за чтенье первый приз.
     Не в классе, школе, а в районе,    
     У нас,в Нагатинском затоне.
Окончил техникум речфлота,
Служил на Тихом, под водой,
Привёз Советский флаг морфлота.
Снимал с кормы своей рукой.
     О, дэмбиль, дэмбиль я домой!
     Но я уже в стране иной.
     Как будто снова под водой.
Ни разу в спусках не терялся,
А здесь темно, куда идти?
И дело стало обостряться,
Но рифы надо обойти.
     И чем вопрос стоит труднее,
     Его почётней разрешить.
     Здесь только самому виднее
     И самому тебе вершить.
Да, кстати помнить,что Россия
Всего главнее,как Христос,
Ты будешь сам себе Мессия,
И лёгким будет всяк вопрос.
                Часть  седьмая
                Память.
                Иных уж нет,
                А те-далече.
И коли оборвётся нить
Фамилий в этом веке,
Себя придётся в том винить,
Иного нет в ответе.
     Как жизнь проходит, как живут
     Последние герои?
     Пожалуй лучшего не ждут,
     Крепятся и не ноют.
Но семью заводить не хотят
\лишь щенков да котят\
Не ровен час работы лишишься,
Что ещё там в Кремле натворят.
Что в умах у ворюг-нуворишей.
                *****
Начать писать казалось просто,
КАК кончить, вот теперь вопрос?
Вопрос конечно  и не острый,
С себя какой быть может спрос.?
     Писал де ради упражнения,
     Не разучиться чтоб писать. 
     И чтобы не было сомнения:
     Россия мне- Святая Мать.
Опять же и воспоминания
Таких счастливых, светлых дней,
Дадут ли погасить в сознании
Мгновенья прожитых страстей.?
     Мы ставили любительскую оперу
     И были счастливы, как дети возле ёлки.
     Великий Мамаджанов был нам стоппером,
     А впереди-наш Бекбулатов стойкий.
Ведомые армянином , татарином ,
Мы русские, евреи и хохлы
Играли и паяца и боярина.
И в этом помогали нам волхвы.
     Давно уж нет ни Гердта, ни Каспара,
     Забыт шампанского по кругу куб,
     И в диком перестроечном кошмаре
     Украден наш любимый, старый клуб.   
Мы будем жить будь праздник или тризна,
Мы будем есть шашлык и пить вино.
Какие ни нагрянут катаклизмы,
Ничто нас не сломает всё равно.
                ***
     Воспоминаньям дай лишь волю,
     Согнут тебя в бараний рог,
     Охота пуще чай неволи,
     А, впрочем, это ли порок?
Была та жизнь или приснилась,
Или мечтали мы о ней.
В каком дворе всё вспомнить силюсь
Мы целовались ночью с ней.
     Зимой вдоль стен Кремля гуляли,
     Мартыновский читали стих
     И отпечатки оставляли
     На стенах пальчиков твоих.
Тебя впервые целовал я,
Тебе был самый первый стих
И до последнего дыханья
Весь белый свет для нас двоих.
     Кирпич стены не белый-красный,
     Пыльцой покрытый снеговой.
     И отпечаток тот же страстный
     стоит в глазах передо мной.
                ***
Нельзя же, право, не сказать
О тех, кто жил со мною рядом,
Кого друзьями мог назвать,
Своим полком, своим отрядом.
     Во первых, Модин, однополк,
     Гитарных песен исполнитель
     Сосед по строю, кличко "волк".
     Большущий выпивке любитель.
Студент-геолог Малюков.
Друг, стихотворный теоретик.
На Воробьёвке есть альков,
В нём наши росписи на веки.
     Мошков,художник из Худграфа,
     Был третий друг, наш лучший друг,
     За то и звали его графом,
     Хотя не сразу и не вдруг.
Я имя полюбил-Серёжа.
Был друг, Серёжка Соловьёв.
Нельзя быть вежливей и строже.
Ушёл с зарёй и был таков.
     Живёт вдали теперь Набатов,
     Дали поклонник, гобоист.
     Скупил все книги на Арбате.
     Был у Светланова солист.
Ах, Нина Николаевна!А ты...
Навеки НЛО моей мечты.
     Ушли и Гришин и Бабанов,
     Умнейший Дробышев Борис.
     Ух, сколько выпито стаканов!
     Иди теперь за всех молись
Не видел Фунта со Струвою
Примерно год, а то и два,
А ощущение такое:
Не расстовался никогда
     Вблизи остался только Саша.
     Вдвоём справляли новый год.
     Напились спорили и вот:
     В мозгах осталась только каша.
Но всё равно я был так рад.
В наш век нормальный результат.
     А о друзьях по опере, по сцене:
     Гуляеве, Рогозиной, Стоклицком,
     О Ячменёве, яне Городницкой,
     В отдельной надо написать поэме.
Всё вспоминаю, вспоминаю.
О всех-то вряд ли написать.
Кого не помню-всех прощаю.
Лишь стукачей нельзя прощать,
     Но в Храме Бога, у причастии,
     Хоть это трудно в одночасье,
     Молю за всех Святую Мать.
                ***
И пару слов для окончания,
А впрочем, это ли конец?
Ещё ведь будет завещание
     Я не последний ведь герой,
     Там есть ещё наследник мой.
И всё же други на прощанье:
Поклон Вам низкий.Ваш "Стрелец".


       Георгий руку приложил
       Москвы Великой старожил.