Тихая песенка

 

Ну что же ты, голубчик мой, притих?
На весь забег дыханья не хватило?
А кажется, молва не раз хулила
твой хулиганский эректильный стих.

Неужто шелест листьев и цветов
и пенье птиц тебе важнее стали
раскатов грома и сверканья стали,
и воплей жалостных поверженных врагов?

Куда же делся голос твой, дружок?
Ведь раньше в нём движение кипело!
В нём всё играло, пенилось и пело,
казалось - это в небеса шажок...

В нём был порыв, в строфе жило движенье,
и трепет мышц, и духа напряженье.
Да, он был прост, но зверски напряжён,
через запреты лез он на рожон...

Стих был суров, отважен, прямодушен,
как вызов резок и по-русски прям,
но не убит, не стоптан, не задушен,
по-горски честен, как ишак упрям...

Но - однобок и плоск, как блин печёный,
и кисл, как забродившее вино,
и горек, как шашлык переперчёный,
и глуп, как дубль стонадцатый в кино...

Всё то, что так шумело - замолчало.
Вдруг чуждо стало сердцу и уму:
смолчать в конце или промолчать сначала,
сказать про "что", смолочав про "почему".

Уж лучше бы ты, муза, замолчала.
Честнее было б просто промолчать,
чем закричать и словом поперхнуться,
и правильнее было б не кричать,
остановиться, тихо оглянуться,
присесть, подумать...
и с конца начать...
Раз уж нельзя всего начать сначала.