Водосвятие

Хатор кувыркалась в бассейне, то шаловливо играя с водою, то томно отдаваясь власти созданных ею же волн.
А Гормахис сладострастно на это водосвятие медитировал, ощущая, как никогда, не только красоту, но и истинность выбранной им религии.
Уже накопленный опыт богообщения с Золотою властно указывал, что наш герой никогда не сможет привыкнуть, или охладеть к её безмерно опьяняющему присутствию.
Ему же восхотелось, чтобы было не только опьянение, но и осознание.
Взбрело связать искусство любви с техникой аскезы.
Как опытный жрец-мистик, он знал, что для настоящего экстаза слияния с божеством нужна постепенность, важно сосредоточение на каждом новом шаге пути ведущем к горнему просветлению, или, в данном случае, дольнему совокуплению.
Он, затая восторг, дерзко и твёрдо стоял на первой ступени  лествицы наслаждений.
Зрение - вот первая ступень: созерцать ослепительную красавицу, до головокружения благословить свой взгляд формами её безупречного тела, украшенного, как драгоценностями, сверкающими каплями воды.Следить за чудными линиями, находящимися в процессе постоянного изменения, и остающимися, всё же, неизменно завораживающими. С любого ракурса прекрасны эти нежные плечи, восхитительны упругие груди, в любой изогнутости изящна спина, искушают длинные ножки.
Плод созерцания открывает возможность для следующей ступени - слуха, но не обычного, а трансцедентного: вроде бы и слышишь и всплески, и милый хохоток, и фырканье-но эти звуки проникают гораздо глубже, чем в уши, и даруют его хилому телу и могучему духу желанную гармонию таинственного оксюморона: святую похоть к возлюбленному божеству.
Возростает до непреодолимости желание приблизиться…
Достать кадило…
- И не думай!- обломила ему литургию Хатор, освобождаясь из волшебного плена воды.
- Ты считаешь, что я не могу одновременно соединить секс, любовь, поэзию и молитву?
- Попробуй. Никому ещё не удавалось.
- Я к ним ещё и смысл добавлю.
И, походкою учёного павлина, подошёл к ней:

- Скитаясь по мирам,
  Познал я свет и тень.
  Повсюду видя храм:
  Служил в нём ночь и день.

  Я, раб твоих чудес
  Привратник красоты.
  Бежал найти словес
  От коих млеешь ты.

  Весь свет я исходил
  Все книги я прочёл.
  Нигде не находил.
  В самом себе - нашёл.

  Нашёл! Постиг, горю
  Слова сии сказать:
  О, как тебя люблю!
  Могу и доказать:

  Отдайся, божество
  Коварному жрецу!

Она, звонко рассмеявшись, легко взяла его на руки, и торжественно понесла к кровати.
И там, на пышном ложе, в ошеломляющей истоме внимая чуду близости, они доверили друг другу судьбу своей наготы.
На него упали длинные, благоухающие тяжёлые локоны её лазурных волос: обвивая изумительный лик богини, они касаются  его  плеч, щекочат ресницы, запутавшись в драгоценном ожерелье, едва не душат – и, когда он  кончиками своих пальцев освобождает свои губы и глаза от ароматных  прядей, а шею-от верной погибели, это пробуждает в нём готовность к третьей ступени.
Слова и мысли становятся излишними.
Ибо третья ступень – это соединение.
Оставив слова, губы его медлят: сближаются, сначала неуверенно, целомудренно, едва касаются её уст. Затем, удостоверившись, что не опалятся в жарком дыхании её страсти, осторожно проникают в преддверие пещеры глаголов так, чтобы создать поцелуй: сначала опасливый и короткий, а затем- долгий, но всё ещё тихий и скромный, невинный, как первый эротический сон подростка.
Внезапно и молниеносно свершился переворот.
Религиозный переворот!
Хоть и в Нутжерте, но, слава богам, в отдельно взятой кровати: богиня лежит на спине,
и лишь теперь влажные, сильные Гормахисовы уста сотворили могучий алчный засос, длящийся невероятно долго,  имеющий столько вкусов и оттенков, ловко использующий бесконечное разнообразие положений и возможностей языка и губ.
Руки иерофанта, непомерно наслаждаясь жадным прикосновением к тонкой талии и широкими бёдрам богини, к её упругому округлому животу, руководимые соблазном священного любопытства, медленно поднимаются всё выше, нежно приникая к упругим грудям, слегка сжимая то одну, то другую.
Возбуждённые груди красавицы коронуются поцелуями, долина между ними, живот млеют от горячих лобзаний. Лоно оживлено сладострастными причмокиваниями и лёгкими покусываниями. То есть, истинно религиозным поклонением. Всею силою поэтического таланта. Неодолимой фантазией любви и неутомимостью сексуального рвения.
И без того одуревая от магии золотисто-смуглого тела царицы, его уста вернулись к её устам.
А Хатор, вся трепеща, отдаваясь мечте, крепко обнимает любимого, грациозно сплетает свои ноги за его спиною, и, в короткую цезуру между поцелуями, задыхаясь, нетерпеливо шепчет:
- Воистину, ты покорил всё, что ещё во мне осталось тобою не взятого…Покорил - властвуй!