Марусина пристань

Далеко-далеко среди сибирских кочей и болот, средь безымянных речушек затерялась Марусина деревенька. Вы спросите – почему Марусина, ведь у неё есть название Аистинка? Да, есть название, но все, кто хоть раз бывал в этих местах, называли её именно Марусина. Марусина, и никак по-другому. На большую землю, в райцентр, добраться можно было только по воде, на пароме, а в зимнюю пору по проторенной дорожке на конных упряжках. Деревушка состояла из двух улиц, из четырех десятков домишек. Это сельцо было одним из тех, которые надолго остаются в памяти благодаря людям, которые там живут. Аистинке было уже почти сто лет, каждый из которых запоминался светлым событием: то богатым урожаем, то грибной порой, то свадьбой, то строительством нового дома. Однако и беды случались в Марусиной деревеньке. Самым большим горем были сороковые годы, ознаменованные голодом, потерей родных мужчин, похоронками, слезами. Но все радости и горести переживали аистинцы вместе, не бросали никого в беде, делились последним, благодаря чему и выжили,  все друг другу были родными. Никогда не запирались их двери на засовы, каждый зашедший был дорогим гостем. Новое имя деревушка получила лет тридцать назад, когда стали прилетать из года в год туда аисты, которых селяне любили, оберегали. Да и птицы не скупились на добро: каждый год дарили людям урожай новых девчушек да ребяток.
Красиво было в тех местах. Зимой деревушка щебетала с воробьями, перекликалась со снегирями, пускала игривые кольца печного дыма, потрескивала удалым морозцем, каталась с ледяных гор с ребятишками. Весной журчала ручейками, пускала кораблики, звенела капелью, делилась отпускными впечатлениями с птахами, ждала в гости великолепных аистов. Летом ходила с бабами по ягоды, по лечебные травы, по вечерам затягивала с деревенскими старушками песни, жужжала комарами да мошками на рассвете на речном берегу. Осенью пахла грибами, хлюпала сыростью дождей, переливалась на ядреном солнышке золотом. Жила, жила деревушка…
Много хороших людей жило в тех краях, многими гордилась деревня. В то время старость была в почёте, молодость в уважении. Любили люди друг друга. Тогда-то, в семидесятые годы, жила в той деревне баба Маруся, было ей тогда семьдесят шесть лет. Много повидала она на своем веку: тяжёлую, изнуряющую работу, рождение детей и внуков, смерть мужа, голод, переезд в город и возвращение в родные места, каждое событие в её жизни было отмечено на лице новой доброй морщинкой. Марьино лицо так густо было осыпано ими, что походило на лучистое солнышко. Глаза её в молодости были словно бирюзовые камушки, а сейчас хоть и потускнели, но выражали столько милосердия и добра к людям,  что когда её взгляд устремлялся на тебя, становилось спокойно и хорошо. Руки бабушки были темно- коричневого цвета, сухие на ощупь, шершавые, но от того еще более родные и ласковые. Каждого приголубит и пожалеет Маруся по-своему. Верующей была Маруся, Бога почитала, людям о нем рассказывала. В её доме было много образов, доставшихся ей от родителей в наследство. Любила она их, ухаживала как за живыми. Самый нарядный угол в доме её был предназначен для них. Все святые праздники наперечет знала Марья, про них по вечерам сказывала она деревенским ребятишкам, забегавшим к ней поздороваться. Спасение рода человеческого, считала Марья, в молитвах да в вере. Молилась она каждый день за семью свою, за односельчан, за хороших да за плохих людей, за весь свет; селян учила благодарить отца небесного за каждый прожитый день. Еще баба Маша в почете у деревенских была, потому что умела она хвори заговаривать: пупки ребяткам зашёптывать, натруженные спины старикам залечивать, мысли плохие спроваживать, надежду вселять. Люди говорили, что Бог в руках Машиных, что за Марью снизошла на деревню благодать аистова. А баба Маша лишь тихонько посмеивалась да заливалась густой краской от смущения.
Пришлось побывать и мне в этой деревне. Сама-то я из города. Случилось, что познакомилась я с Наденькой, белокурой девушкой с вечной улыбкой на лице. Сдружились мы с ней. Она часто рассказывала удивительные вещи про свои родные места, про свою любимую бабу Машу, про аистов, про старинные песни…Я всегда представляла в тот момент местность, где все рады друг другу, где до сих пор сохранилась общинная жизнь. Я никогда не была в деревне, мои родители, бабушки, дедушки были коренными горожанами. Мне казалось, что за пределами нашего города Щомска жизнь едва теплится. Очень любила я свой город с его узкими улочками, старым театром, набережной. Но после рассказов Надюши я будто открыла для себя границы: уж очень мне захотелось побывать в настоящей деревне.
Стоял июнь, а это значит, что все студенты разъедутся: кто на практику, кто домой, кто в гости. Вот и моя Надежда засобиралась в Аистинку за семьсот километров от моего города.
- Надь! Оставайся у меня на лето, будем на танцплощадку ходить, на каруселях кататься!
- Спасибо, Настя! Но…я к бабуле. Соскучилась я по ней, по речушке, по аистам. Поеду..
-Поедешь…
-Да.
Я расстроилась: уж очень я к ней привязалась – мы с ней стали словно сёстры.
- А поехали со мной,- вдруг выпалила Надя. – Бабушка обрадуется.
- А..Можно?
-Конечно. Наши всем рады. Особенно гостям.
- А поехали, - вдруг сказала я, обрадованная долгожданной возможности посетить те места.
Так я и попала в Марусину деревню.
Семьсот с лишним километров пробежали весело и быстро. Тогда я первый раз села на паром, увидела неописуемые сибирские красоты: тайгу, рыбаков, глинистые высокие берега, заливные луга..Ах! Как же ты красива, Россия-матушка!
На пристани нас встречала, казалось, вся деревня. Только мы спустились на берег - нас подхватили, стали обнимать, приветствовать, спрашивать. Я очутилась в круговороте ласки, надежды, добра. Но тут толпа расступилась, и я увидела её..её..бабу Марусю. Я никогда более не видела в своей жизни таких красивых людей, но красота её была не внешняя, видимая, а внутренняя: от неё будто исходило солнышко – захотелось её обнять, поцеловать, заплакать.
- Приехали, кровинушки…Наконец-то…
Меня так удивили её слова, она будто знала, что нас двое, хотя мы не сообщали когда приедем, сколько нас.
Мы поплелись, наслаждаясь воздухом, наполненным черёмуховым ароматом, по берегу. Очутившись у бабы Маши в доме, я почувствовала себя хорошо: ушла боль в спине,  которая с детства  всегда сопровождала меня после травмы. Пахло мятой, свежей крапивой, окрошкой, парным молоком, сеном. Я никогда не ощущала такую богатую палитру запахов.
После ужина, состоявшего из свежих огурчиков, печеной картошечки, молочка, редисочки, зеленого озорного лучка, доброй окрошечки, мы с Надей засобирались в баню. Тут ко мне подошла бабушка:
- Настасья, вот возьми мазь целебную, спину погреешь в бане камушками, потом мазью натрись, да в тепле посиди чуток, надолго забудешь про спинушку.
-Откуда вы знаете?
-Столько лет живу на свете,  вижу и хворого, и здорового. Все под Богом ходим, а он велит нам помогать друг дружке. Возьми…
- Спасибо, бабушка. – Вдруг выпалила я, сама не ожидая от себя такого такого быстрого перехода на «ты».
Никогда ранее не была я в бане, а что это такое слышала только от Надюшки. Оказавшись в самой настоящей бане, я чуть не потеряла дар речи, потому что меня обдало таким ласковым паром, берёзовым духом, жаром каменки. Вот Россия-то где! Мне на ум пошли названия песен, о которых с любовью рассказывала подруга, и хоть я их не знала, но мне всё равно хотелось петь.
…Баба Маруся была права: спина моя стала как новая. К ночи мы напились липового чаю, посекретничали втроем о женской доле и, счастливые, легли спать.
Наутро, ощутив на своём лице солнечный зайчик, я открыла глаза, потянулась, про себя вновь отметив, что спина до сих пор не болит. Надюшка и бабушка уже не спали, а заканчивали прополку огуречной гряды. Увидев меня, баба Маша встрепенулась:
- Проснулась, голубка? Вишь, как на тебя чаёк-то целебный подействовал: часов двенадцать проспала…Давайте трапезничать, чай голодные?
Перед нами, как по волшебству, появились чудесные продукты: облепиховое варенье, печёные пироги с судаком, чай со смородиновым листом, толчёная картошечка – и всё с пылу с жару…
До сих пор помню, как бабушка Маруся радовалась, когда её стряпню с удовольствием ели.
Прогостила я у бабушки в Аистинке две недели, которые пролетели одним днём. Видела, как приходили к Марусе за помощью – и никому она не отказывала. Видела, как она каждый денёк радовала свет божий своей работой мирной, как оберегала окружающих от невзгод, как советы дельные давала, как с соседскими малышами нянчилась, как молодых девиц вязать учила, как со старушками на лавочке пела те самые старинные песни, как мази смешивала, да травки сушила, как мир любила.
А за два дня до моего отъезда случилось чудо: пошли мы с Надюшей на реку искупаться, покупались, решили домой возвращаться огородами, чтобы на берёзку-красавицу полюбоваться, нарадовались на деревцо, свернули к избе, а тут…тут…аисты – птицы божьи на крыше Марусиного дома сидят,  как ни чем не бывало. Я словно окостенела – никогда я не видела таких красивых мощных птиц.  А Надя говорит:
- Аисты бабушкины прилетели!
- Бабушкины?
-Да! Они всегда на нашей крыше гнездятся.
- Господи, красота-то какая!
Оставшиеся два дня я почти не заходила в дом: любовалась каждым кустиком, травкой, камушком Аистинки. Я не хотела уезжать в город, мне казалось, что деревня – дом мой.
Когда баба Маша и Надя провожали меня на берегу, то у меня так сильно щемило сердце, что я даже не могла вымолвить слова. Бабушка обняла меня:
- Счастливая будешь, Настя! И замуж выйдешь, двум дочкам жизнь дашь, муж работящий будет! Спину-то мазью натирай, что в сумку положила.
- До свидания, бабушка Маня! Спасибо тебе…Спасибо тебе.
Я взбиралась на высокий уступ парома, думала, как же я раньше жила без этого, без настоящего, живого, хрупкого. Наденька и бабушка махали мне белыми платочками, крестили вслед. Вдруг над моей головой пролетели быстрой стрелой два аиста, словно желая мне счастья в пути. Я не смогла сдержать слез, разрыдалась.
Тем же летом, вернувшись в Щомск, я узнала от родителей, что мы уезжаем на Украину навсегда. С тех пор я больше не видела ни бабу Марусю, ни Наденьку, но каждый день из года в год я мысленно возвращалась в Машину деревню. Судьба меня занесла за несколько тысяч километров от Аистинки, которая затерялась где-то там, в Сибири.
Сейчас я часто думаю о том, что такое родина для человека. Где это место, в котором он чувствует себя счастливым ребёнком?  До встречи с Марусиной деревней я думала, что родина – земля, где ты родился. А сейчас я могу смело сказать, что родина там, куда ты хочешь возвращаться снова и снова, то место, которое ты часто видишь во сне, о котором думаешь, за которое переживаешь. Для меня родина- это Аистинка, сердцем я всегда там, с Марьей, аистами, баней, со стареньким домиком.
У каждого из нас в памяти и сердце всегда должна оставаться такая Аистинка, поскольку мы должны знать и помнить место, где спокойно и радостно.
А я ,каждый вечер засыпая, вновь и вновь вижу тихую Марусину пристань