из цикла - Письма - по мотивам И. Бродского

Возможно, утомителен пейзаж
в моих картинках с выставки, где слово
первопричина. Им и невдомек,
тем всхолмиям унылым, что замок
письма, конверта - адресат суровый
не открывает. Что виною? Стаж

знакомства, в коем тонет новизна
приветствий и традициям вменяют
в вину любое лыко строк? Бог весть,
быть может, адресат не любит лесть?
Но кто её не любит? Я не знаю
таких. Хотя, возможно, ни хрена


уже не знаю. В тихой стороне
живя, вдали дорог и новостей,
в земле копаясь, зарываясь в книги,
не вижу дальше носа. А вериги
мои - кому нужны они? Везде
рассеянность. Судить её не мне.

Возможно ли исследовать закон
среды - посредством памяти и тяги
к единству /единению/, когда
от века остаются не года -
недели, полугодия? В итоге
все тропы зарастают. Ни о ком

не горевать? О, да. О, нет. И да,
и нет. Двойная истина. А между
вместились безразличие, война
за первенство и обладанье на
площадке, где единственной одеждой
и светом были ветер и звезда.

Я, кажется, пытаюсь говорить
пространству, ибо речи без  ответа -
двойное одиночество, и соль,
и смех ещё, что странствует Ассоль,
а Грей латает паруса. Но это -_
сомнительная, призрачная нить.

Так долго были врозь, что седина
взамен взяла виски и междометья.
Все чаще приизносится  у в ы.
Суть, впрочем, не в оттенке головы,
а в отдаленном и нелепом лете,
когда ты уезжала. Тишина

пришла не сразу. Минуло, дай Бог,
припомнить, лет полдюжины. Тогда и
я перешёл к пейзажам и цветам
из фиолетовой окраски. Там
уже мерцали бледные года и
тянулся долгий затрудненный вдох.