Галоперидол для капитана 3 ранга

Мы познакомились с ним в онкодиспансере. Там люди либо замыкаются перед лицом страшного диагноза, либо наоборот открываются, как дети, «чуя с гибельным восторгом» необходимость высказаться. Нас объединила общая флотская биография. Я был капитаном 2 ранга и военным журналистом, а он был капитаном 3 ранга, бывшим флотским политработником. Его короткий взволнованный рассказ я записал и излагаю здесь от первого  лица почти дословно.

«Был май 1985 года. Москва оделась первой яркой зеленью. В военно-политической академии имени Ленина, где я имел честь проучиться три года, мы, выпускники, готовились к государственным экзаменам. Эти экзамены были более похожи на важный ритуал, чем на серьёзную проверку знаний, тем более, что все выпускники уже знали свои предстоящие должности и места службы, которые им сообщили на недавнем заседании кадровой комиссии.
Именно это обстоятельство и не давало мне покоя. Председатель этой кадровой комиссии - генерал с непроницаемым лицом, объявил мне мою должность, на которую я буду назначен по окончании академии – заместитель командира по политчасти  большого десантного корабля, того самого, на котором я молодым лейтенантом служил в самом начале своей офицерской карьеры, нёс на нём боевую службу в Индийском океане, пройдя  дальним походом по Балтике, Атлантике, Средиземному морю, Индийскому и Тихому океанам более 16 тысяч морских миль.
Потом, получив очередное звание старшего лейтенанта, я был выдвинут на должность старшего инспектора политотдела по организационно-партийной работе бригады десантных кораблей. Быстро освоил эту хлопотную должность и в дополнение к ней был избран на нештатную должность секретаря парткомиссии соединения кораблей. При досрочном представлении к званию капитан-лейтенанта я был уже назначен на высокую должность заместителя начальника политотдела бригады кораблей охраны водного района. Освоился и в этой ответственной должности, которая давала мне право подписи за секретаря райкома партии при оформлении партийного билета и в отсутствие начальника политотдела я вручал партийные документы вновь принимаемым в кандидаты и в члены КПСС.
 И вот теперь после окончания академии в звании капитана 3 ранга, имея за плечами такой послужной список, меня назначают на корабль, с которого начиналась моя офицерская карьера. Это было и унизительно, и  совершенно несправедливо, ибо причиной такого кадрового понижения были не мои личные деловые и морально-политические, как тогда говорили, качества, а  моя семейная ситуация, вернее, распад семьи за время учебы в академии. Виновным в этой ситуации всегда был сам офицер, коммунист, политработник, какой бы ни была истинная причина развода.
Я был честолюбив и искренне верил, что за справедливость можно и должно бороться. И не изобретя ничего более разумного, я направился в Главное политическое управление СА и ВМФ, рассчитывая на аудиенцию Начальника Главпура адмирала флота А.И.Сорокина. К уважаемому на флоте главному политработнику я, естественно, не попал, потому что после принятого кадрового решения кадровики костьми лягут, отстаивая его незыблемость, но моё стремление защитить свои права не осталось незамеченным. И уже на следующий день я был удостоен исключительного внимания к своей персоне со стороны лично начальника академии, члена ЦК КПСС, генерал-полковника Средина Геннадия Васильевича, которого я за три года обучения в академии видел в президиумах из глубины зала не более трёх раз. А тут такая честь: приглашение в его кабинет на личную аудиенцию. В кабинете начальника академии  рядом с ним сидел наш начальник военно-морского факультета контр-адмирал Лукин, который всегда назидательно говорил нам, что мы, слушатели военно-политической академии имени Ленина, должны быть и делами, и помыслами чище ошелушенного «яичечка» без пятнышка и помарочки.
Начальник академии предложил мне присесть. Начальник факультета зачитал обо мне короткую «объективку», отметив, что я назначаюсь уже не замполитом командира БДК,  как мне было доведено ранее, а на эсминец (тоже корабль второго ранга), но в другое соединение флота. Начальник академии почти по-отечески стал расспрашивать  о том, что меня волнует в настоящее время. Я же в свою очередь откровенно рассказал  о своих тревогах и о том, что моё предыдущее прохождение службы и полученные в академии  знания, могли бы быть с большей отдачей использованы по назначению. Хозяин высокого кабинета не возражал и, как мне показалось, по-отечески напутствовал меня, пообещав помочь в достойном кадровом назначении.
Выйдя из кабинета начальника академии, я направился к выходу из здания, но меня любезно и вместе с тем настойчиво пригласил  в помещение санчасти двухметрового роста молодец в белом халате, возникший на моём пути. Он проявил неподдельный интерес к моему здоровью и предложил пройти небольшой курс оздоровительных процедур, направленных на релаксацию и успокоение нервной системы. Перед государственными экзаменами и после нервных предшествующих дней мне показалось это совсем нелишним. И я, повинуясь ситуации, переступил порог санчасти.
Оказавшись в отдельной палате, я расслабился, прилёг на койку и задремал. Перед этим, как припоминаю, принял, предложенное эскулапом какое-то успокоительное.  Но сон мой оказался недолгим. Через час-полтора в палату вошли два  санитара и предложили  следовать за ними. Мне в тот момент было уже  всё равно, куда меня ведут и везут.
Поездка в карете скорой помощи закончилась в приёмном отделении психиатрической больницы имени Кащенко (помните у Высоцкого – «Канальчикова дача»). Мои возражения и объяснения по поводу нежелания ложиться в психбольницу никто не слушал.
И так, через три часа после «отеческой» беседы с членом ЦК КПСС начальником военно-политической академии  имени Ленина для меня начался новый этап жизни и состоялось непосредственное знакомство с психиатрической больницей имени Кащенко.
Диагноз «вялотекущая шизофрения» был довольно распространенным в то время для тех, кто выбивался из общего строя, особенно такого примечательного, как военно-политическая академия. Такого диагноза мог удостоиться в те времена каждый, кто по каким либо причинам не принимал правила идеологической или политико-экономической игры или заигрывался, как я, в расчете на «человеческое» понимание со стороны больших партийных начальников.
Пребывание в психиатрической больнице для психически здорового человека – это и наказание, и суровое испытание, ибо грань осознания, что ты психически здоров, может быстро стереться, так как тебя круглосуточно окружают психи, явные уголовники или просто несчастные люди. При этом тебя с первого дня атакуют санитары со шприцами, полными сильнодействующих психотропных веществ, таких, как Галоперидол, аминозин и т.д. и т.п. К тому же чем больше ты будешь пытаться доказать свою «нормальность», тем большую дозу этой заразы будут тебе вкалывать в зад. Я не герой и не ортодоксальный диссидент, каким был, например, генерал П.Г.Григоренко, «залеченный» советской психиатрией, и лишенный генеральского звания за инакомыслие. Поэтому я следовал простому принципу: «если изнасилование неизбежно, расслабься и получи удовольствие».
Не буду здесь живописать  все «прелести» жизни в Кащенко, хотя бы для того, чтобы снова мысленно не переживать эти часы и дни полного морального и физического бессилия и унижения.
После трёх месяцев психиатрического заточения меня признали неопасным для общества, влепив, как клеймо, диагноз «вялотекущая шизофрения». Я покинул психбольницу выжатым, как лимон, заторможенным и разбитым.
Мои сокурсники по академии разъехались по флотам. Я же был комиссован, как инвалид 3 группы. При этом мне любезно предоставили возможность сдать государственные экзамены в академии, от которых после психбольницы «крыша могла съехать окончательно».
Госкомиссия из трех человек собиралась ради ритуала сдачи мною трёх госэкзаменов, два из которых я сдал на  «отлично», а научный коммунизм  на «хорошо» (неплохой результат для недавнего пациента психбольницы).
Потом получив вещевой аттестат, приказ об отчислении из Вооруженных Сил по состоянию здоровья и справку для обеспечения жильём по месту нового жительства, я убыл из Москвы к родителям в свой родной северный город. Но это уже сюжет для другого рассказа.
А курс Галоперидола, прописанный для капитана 3 ранга, поставил жирную точку на офицерской и на партийной карьере, и навсегда оставил в душе горький осадок от несбывшихся коммунистических идеалов и нереализованного юношеского максимализма. Впрочем, через несколько лет подобное разочарование от несбывшихся коммунистических идеалов испытает уже вся страна.
Но, как говорится, не бывает худа без добра: малая родина приняла и оценила меня не по выписанному в Москве диагнозу, а по моему таланту и уму, позволившими стать полезным обществу специалистом и человеком; здесь я встретил настоящих друзей, и судьба подарили мне любимую женщину, родившую дочку и сына, которые сегодня уже вышли в самостоятельную жизнь.
Галоперидол полностью «излечил» меня тогда от карьеризма и излишнего честолюбия. Кто-то на моём месте, может быть, использовал бы факт карательной психиатрии в своей биографии, как рычаг для продвижения наверх в постсоветской России. Мне это было не надо. И сейчас я рассказываю об этом, когда уже давно стал пенсионером, и мною движет только одно – вспомнить, как это было, в надежде на то, что подобного уже никогда не случится ни с моими близкими, ни с кем другим в нашей стране, когда партком или другой подобный орган, мог копаться в твоём семейном нижнем белье и вершить твою судьбу подобно Всевышнему. Хочется надеяться, что люди в белых халатах будут вызывать у сограждан только  добрые эмоции, даже если у них в руках шприц, скальпель или зубная бормашина».

Обследование в онкодиспансере, которое проходил мой новый знакомый, и результатов которого он с нетерпением ждал и вместе с тем откровенно опасался, закончилось для него положительным образом – обнаруженная опухоль оказалась незлокачественной и требовала незначительного хирургического вмешательства.
На прощанье Иван Николаевич, так звали моего нового знакомого, представил меня своей жене и дочке, приехавшими за ним на красивой белой иномарке, управляемой красавицей-дочкой. По всему было видно, что ветеран флота счастлив своей  жизнью, в которой было много хорошего и разного, и которая, не смотря ни на что, продолжается! Подавая по-флотски «краба» (рукопожатие моряков), он поделился планами о предстоящей поездке на Северный флот, где проходит службу на атомной субмарине его сын, капитан-лейтенант, у которого недавно жена родила мальчика. В глазах у капитана 3 ранга блеснула непрошенная  слеза, и он с гордостью сообщил, что внука назвали его именем – Иван, а на Иванах, как известно, вся Россия держится!