Цветочек

1

Те, кто сюда пригласили меня,
теперь – тишина и прах.
Они не боятся воды и огня,
и тоскуют об этих местах;

и рисуют прекрасных отцов в бородах,
чьё дыханье и мудрость – одно;
и мечтают, мечтают о том, чтобы –ах!–
я, в ответ, пригласил их разбиться о дно.

В это дно тем охотнее верится, чем
твёрже небо, стопа невесомей,
выше терем, прозрачней его купола,
и надёжно отсутствует роуминг
               « Дно – Эдем »

                Такие дела?

2

Дела таковы,
          вообще, всё таково,
что нужно куда-то поспеть;
не упустить своё
и, как в ересь, в чужое не залететь.

Спёрто ли моё дыхание,
боевое ли,
я – танк, с гитарою за плечами,
один в поле воин.

В студии – триумфаторы кастинга,
тоже танки и при орудии;
мы расчехляемся
            и, как генштаб над картой,
нависаем грудью над музыкой.

Я с чужими людьми,
рву своё дело
на ритмические лоскуты;
с профессиональным прицелом
ложим точные ноты…(цветы);

траншеи для низких, высоких;
вспышки с-форте и с-пьяно…
Война окончена на сегодня,
                танк ю.
Гитара с шеи –
                всё забываю.
                Цветов нет.

3

Цветов нет.
Сидя дома за чаем,
за водкой с лимоном, я понимаю,
что ЭТО и есть цветы.
                (Сигарета в зубах
          с ними же на паях:
          с водкой, лимоном и чаем.)

Так с чем я по этой жизни?
не иначе, как с выдумкой –
              с чучелом;
и все лоскуты – под чучело:
           война, музыка…

Можно же за уши притянуть
                на крест хоть чорта.
Или – воздух в тряпичную грудь.
Я смотрю на цветы, мне горько.

             А что не выдумка?

4

Мои любимые!
Вы знали меня цветком.
Мною ваши сады упущены:
я тёмен, не ношу бороды,
и если дышу – по-случаю.

Мудрые говорят:
                опоздать невозможно.
Разумея, что и чужого – не взять.
Будь ты танк или Хитрозадая Ложа.

Мудрость, если она не святость,
всего-лишь заточенные мозги.
Даже «Во–Имя–Любви–и–Счастья»
бывает, как поле, в котором ни зги,

особенно…
     …тем более после войны,
когда стоишь, как перст своего генштаба
на карте, схожей с ценником на штаны,
в обнимку с резиновой ряженой бабой.

                Итак, я поспел:
                Вот я. Вот моё.
                Или нет?

5

Мои любимые!
Я не свят. И как не до святости,
я заточен на то,
чтоб это пост–время и пост–пространство
именно вас не сожгло,

не утопило,
не притёрло на муки,
которые сам я, почти шутя,
                переломав ноги и руки,
      пав на брюхо, бронированное под «плашмя»,
воспринимаю, как воздух
отравленного кулича и розог:

здесь, на куличках,
чортова бабушка учит чорта
                составленью евангелий
                того ещё сорта,
когда в каждой строке есть пробел
      для каждого покупателя:
                сообщаешь хворь,
                ставишь каракулю
                и –
      вписываешься в беспредел
                святости.

             Вы – не впишетесь.
             Не по–вам благовест.

6

Зюйд–вест,
                зюйд–вест,
                зюйд–вест…
Если кто не устал от этого скрипа –
                я устал.
На эти качели
          никогда не бронировал мест,
не тренировал оскал
          ненависти, восхищенья.

Чортова грамота! –
                забирает любовников
в пожизненный дом терпенья,
где все со всеми: борщ.
                Ополовником
чортова бабка сотворяет крещенье
                в котле:
             всё у неё удалось.

                У меня – нет.
Сохраняя традицию,
             я – к прародителям,
                вечный сын и цветок.

7

Мои любимые!
Моя музыка –
            фантом примирения с этим веком,
проще сказать – не музыка.
А ведь я
            с ВАШЕЙ грядки ушёл сквозь забор –
                врата, до заноз, узкие;
да ещё и со своим саунд–треком:

Музыка Сфер,
Торквемада,
Пост–Битловская Русь…

     И…
            я знаю, что этому веку надо,
            с его-то притянутым ухом.
     Берусь –
            сбить дурака со креста,
                хохочущего от форсу…

Заплечная труженица поста!
я любил твой женственный корпус,
неприрученный гриф,
                который больше, чем я,
преданный мне только открытой струной –
и тем лучше!
            мы отпостились, подруга моя!

Смотри!
Как танк из огня и грязи,
            мы – из танка вылазим,
            бронёй примирившего нас с войной;
Смотри же!
Сегодня, сейчас – наш праздник:
            лучшая музыка наша с тобой!
                и –
                банзай!


8
ЭПИЛОГ  НА  НЕБЕ

     – Цветочек!
Те, кто тебя пригласили сюда,
                да и Сам Я,
хотели бы знать, что за драма,
            тайное действие
         увенчали твой цвет?

– Мой Господь!
Проще оперы нет.
В детстве мы называли это
                Испанским Воротником;
точка сборки смещалась при этом,
        но – не умирал никто.
Обычное дело дворовых поэтов,
        по части дуэли с врагом.

Будет жить и трефовый дурак
        с припечатанными ушами,
моей подругой
               разлучённый с крестом.

                конец