Гул земли

Я поэт районного значенья.
В зелени смородиновых строк,
Тайна моего предназначенья:
Я поэт просёлочных дорог.

Загляну в глаза любому зверю.
Птичий посвист ловко повторю.
Я люблю, я слушаю, я верю,
Потому так мало говорю.

Для меня загадочней нет речи…
Но, едва они заговорят:
Сколько смысла в голосах овечьих,
Детских причитаниях ягнят.

В мареве степного озаренья
Разлеглись ложбины и бугры.
Диких трав нашептыванье, пенье,
Звон зенита, отзвуки домбры.

Неоглядны дымчатые дали:
В сонме древних возгласов и лиц,
Скрип колёс, позвякиванье стали,
Ржанье стригунков и кобылиц.

И чабан, поэт иного склада,
Словно всадник из глухих былин,
За солончаки уводит стадо,
На лиманы солнечных долин.

Там пасутся, там рожают. В знойном
Доме поднебесном их приют.
На наречье молодом привольном
О любви и верности поют.

У колодца через край ведерный
Пью взахлёб холодную, чей шум,
Коль к земле припасть, рекой подгорной
Веселит и ужасает ум.

После, повалившись на пригорке
В полыни, в прохладную межу,
Я встречаю, я вдыхаю горький
Гул земли. И в небеса гляжу.

Значит, нет причин для возраженья,
В зелени смородиновых строк,
Тайна моего преображенья:
Я поэт просёлочных дорог.