Почти забытые поэты. Григорий Дашевский

 Поэт Григорий Дашевский
Фотография: страница Дашевского в Facebook
17.12.2013, 19:48 | Отдел культуры
Поэт, переводчик, журналист и критик Григорий Дашевский скончался после тяжелой болезни на 50-м году жизни. «Газета.Ru» попросила поэтов, писателей и литературных критиков рассказать о своем современнике.
В биографии Григория Дашевского практически нет неожиданных поворотов: выпускник классического отделения филфака МГУ, читал лекции на родном факультете, потом перешел в РГГУ, где преподавал до последнего времени. Дашевский был известен как замечательный переводчик — в его переводах вышли в России произведения Трумана Капоте, Роберта Пенна Уоррена, Олдоса Хаксли, а также произведения Владимира Набокова и эссе Иосифа Бродского, написанные на английском. Сам писал стихи — в 2000 году сборник «Генрих и Семен» вошел в шорт-лист поэтической номинации премии Андрея Белого. Также работал в газете «Коммерсантъ», редактировал журнал «Неприкосновенный запас» издательства «НЛО», сотрудничал с «Коммерсантъ-Weekend» — и успевал всё.
Григорий Дашевский родился в 1964 году в Москве, учился в Московском государственном университете на филологическом факультете. В начале 1990-х годов Дашевский жил во Франции, после вернулся в Россию, где стал преподавать латинский язык в школе и древнеримскую литературу в МГУ. С 1993 по 2013 год работал на кафедре классической филологии РГГУ. Дашевский также занимался переводами, несколько лет работал литературным критиком в «Коммерсанте». Кроме того, как критик он сотрудничал с журналами «Неприкосновенный запас» и «Citizen K».
Первый поэтический сборник «Папье-маше» Дашевский выпустил в 1989 году. После он опубликовал еще три книги: в 1997 году вышла «Перемена поз», в 2000-м — «Генрих и Семен», а спустя еще год — «Дума иван-чая».
Григорий Дашевский занимался переводами философской и художественной литературы. В частности, среди его переводов есть книги французского философа Рене Жирара — «Насилие и священное» и «Козел отпущения». За перевод последней работы Дашевский в 2010 году удостоился премии Мориса Ваксмахера. Спустя год ему присудили премию Андрея Белого в номинации «Перевод».
Одним из последних стихов, который переводил Дашевский, стал перевод стихотворения «Остановившись у леса снежным вечером» Роберта Фроста. Перевод Дашевского появился в номере журнала «Коммерсантъ Weekend» от 4 ноября. Согласно рейтингу радиопередачи «Poetry Please», стих Фроста является самым популярным в Великобритании — за 35 лет, что идет передача, это произведение заказывали чаще других.

* * *
Никогда не коснусь
виденного во сне.
И опять засыпаю.
Волосам тяжек груз
рук и воздуха. Падает снег.
Я наружу гляжу из сарая.
Сквозь проем мне видна
белая и без окон стена,
и в ней есть
ниша, чья глубина
неясна зрителю сна,
потому что для зрячего света
плоскими стали предметы.
В этой нише висит вверх ногами
мальчик. Мальчика твердое тело
слито с известью белой,
будто слабое пламя –
с воздухом. Рот и глаза
оторочены черной каймой.
Рассекает мне руки обрез золотой
книги тонкостраничной, откуда им взят
образец его казни. Я знаю:
через час,
этим мальчиком став, закрывая
умирающий глаз,
ты исчезнешь. И не уклониться
от рисунка на острой странице,
если только я сам
не раскрашу его. Волосам
тяжек груз посветлевшего воздуха. Блюдце
с высохшей кожурой мандарина
потускнело. Проснуться
и увидеть: окно не светлей
смятых простынь и делится длинной
полосой населенных камней.
Бледный блеск их неровных отверстий
неподвижен под утренней твердью.
Осыпается снег с ее белого края.
И опять засыпаю.
И, по пояс в реке
теплой стоя,
наклонившись туда, где река,
в темных складках песка
тебя вижу живую
и такую же кожу плеча своего я,
просыпаясь, целую.
Декабрь 1984
  *     *     *     *
ОДИССЕЙ У КАЛИПСО (1)
Близкий голос во мгле: Одиссей.
          Он кивает, молчит.
Его руки как будто слабей
          темноты. Он укрыт
темнотою, текущей из глаз
          чьих-то вниз, из глазниц
в узкий и поддающийся паз
          там, поблизости. Лиц
не видать, незаметен пробел
          между нею и им,
словно издали кто-то глядел
          на стан статуи, грим
света снявшей и спящей в тоске
          с тенью, с тенью своей.
И наутро, когда вдалеке –
          моря шум, Одиссей
клонит голову вниз, потому
          что вчера зачерпнул
утлым черепом мглы и ему
          скучен пристальный гул.
Январь 1983
  *     *     *     *
ОДИССЕЙ У КАЛИПСО (2)
Он шел, влача сухою пылью
останки тонкой тени, кроме
которой только холод тыльный
остался утром от проема
ночного в пустоту, как будто
в укрытую от света смерти
плоть, застланную телом, гнутым
согласно снившимся отверстьям
уст, лона, бедрам, ребрам, шее,
ключицам, – так и тень хромая
к суставам праха льнула млея,
души лишь контур сохраняя.Август 1983
  *     *     *     *
НЕСКУЧНЫЙ САД (1)
Справа невидимая река.
Улицы гул по левую руку.
И муравей проползает по буквам
фразы: и царь, объезжая войска,
видел... Кленовая тень легла,
прорези неба легли на страницу.
Шелест послышится, и шевелится
плоский узор добра и зла,
спрятанный в книгу, если сквозь строк
поступь проникнет сандалий узких
в чередованье прозрачной и тусклой,
в шорох листвы о жесткий песок.
Лето 1986
  *     *     *     *
НЕСКУЧНЫЙ САД (2)
Пододеяльник всё светлее,
всё громче голоса ворон.
Очередной пропущен сон,
и тонкий утренний огонь
по краю белой рамы тлеет.
Сны, незамеченные ночью,
как позапрошлый год, могли
быть чем угодно. Пыли, мглы
и сна еще полны углы.
О раковину била звонче
застенная вода до света,
дыханье близкое слышней
ловило темноту, и в ней
сквозили звезды, чьих огней
во вдохах освещенных нету.
Лето 1986
  *     *     *     *
И комната поблекла
под взглядом темноты,
которая на стекла
легла ничком, но ты
по направленью тени
пойми, откуда свет,
который на колени
твои упал и пред
тобою на колени
упал, потупив взгляд,
раскаявшись в измене
тебе, родной закат
забыв, тебе доверясь
и липы осветив
как траурные перья
не видящих пути
коней, что вереницей
ступают под землей,
которым только снится
закат, а нам с тобой
сияющий из окон
все виден он, пока
им освещен твой локон
или моя рука,
но к брошенной отчизне
мы не вернемся впредь,
по направленью жизни
поняв, откуда смерть.
Март 1983

    *     *     *     *

Склоненный к ограде стеклянной
не знает: останки ли зданий,
кусты, пустота ли глазам
его не видны. Из тумана
сгущаются клинья сиянья
и тянутся к фонарям.
Незримые вещи покорны
тому, кто тоскует по ним,
тумана оконною гранью
в кресте переплета храним.
Их облика скрытые корни
туда протянулись, где рано
раздавшийся стон заглушен,
к зарытому в воздух покою,
который и им все родней.
Но тает тайник и с собою
тот клад, что в нем был заключен,
уносит за ряд огней.
Найти бы, сиянию вторя,
источник и счастья и горя.
Но жизнью всегда загражден
взгляд встречный, страданье чужое —
прозрачною, прочной, своей.
Ноябрь 1984

    *     *     *     *

«Остановившись у леса снежным вечером» Роберта Фроста. Перевод Г.Дашевского

Остановившись у леса снежным вечером
Чей лес, мне кажется, я знаю:
в селе живет его хозяин.
Он не увидит, как на снежный
я лес его стою взираю.
В недоуменье конь, конечно,
зачем в ночи за год темнейшей
мы стали там, где нет жилья,
у леса с озером замерзшим.
Он, бубенцом слегка звеня,
как будто бы корит меня,
да веет слабый ветерок,
пушистым снегом шелестя.
Лес сладок, темен и глубок,
но в путь пора мне — долг есть долг.
И ехать долго — сон далек,
и ехать долго — сон далек.