Арабелла капитана Блада

Посвящается памяти
моего брата Андрея…


Отодвинув рукой штору, мальчик вышел на крыльцо, расправил плечи и удовлетворённо вздохнул. Летний день кончался, тёплый шар солнца уходил за горизонт, освещая ласковыми лучами верхушку сосны, которая росла прямо в саду.
Мальчик потянулся, сел на тёплую ещё ступеньку, смакуя во рту вкус только что съеденного ужина: молодой картошки, душистого укропа, помидора и редьки с подсолнечным маслом.
Только что кончился дождь, и мальчик жадно вдыхал запах мокрой земли, горьковатый аромат георгинов, росших вдоль дорожки от крыльца до калитки, свежесть сосен и зовущую сладость готовых лопнуть от спелости яблок.
Но долго так сидеть он не мог. Неутомимая внутренняя пружина, доставшаяся ему от предков, заставила спрыгнуть его со ступеньки.

- Люсельман! – громко позвал он и, не услышав ответа, позвал строже:
- Люсельман! Иди-ка сюда!

На крик, держа в ладони жменю крупной красной черешни, вышел его брат, появившийся на свет мальчиком, несмотря на горячее желание родителей иметь дочку. Обидную кличку «Люсельман» старший брат придумал, объединив имя предполагаемой сестры – «Людмила» и контрреволюционера Ли Сын Мана, карикатуры на которого часто печатались в журнале «Крокодил».
 

Толстые губки «контрреволюционера» двигались, отделяя вкусную мякоть ягод от бесполезных и опасных косточек. Наконец, закончив с очередной порцией и выпустив из сложенных трубочкой губ салют круглых блестящих от влаги ядрышек, он недовольный спросил:
- Ну что кричишь-то? Поесть-то можно спокойно, что ли? – и уселся на то самое место, где только что сидел брат.
- Нечего рассиживаться, пошли-ка в бад поиграем, пока светло ещё.


Они взяли ракетки, волан и вышли со двора на пыльную полосу дороги, пружинившую под ногами после дождя.
Братья играли на удержание, стараясь как можно дольше не дать волану упасть на землю. Старший принимал волан то снизу, то сверху, хлёстким ударом посылал его по высокой дуге, стараясь, чтобы он приходил к младшему сверху. Младший, боясь промахнуться, ждал, когда волан подлетит совсем близко и только тогда, коротким ударом, неуклюже подпрыгивая, посылал его старшему.
В их игре не было и тени той ленивой дачной праздности, которая лишает всякое занятие живой сути. Они шли на побитие собственного рекорда мира равного трёмстам четырём ударам. Старший принимал волан, выкрикивая очередную цифру, младший возбуждённо сопел, изредка разряжаясь междометиями.
Когда белый парашютик волана стал совсем незаметен в потемневшем небе, они пошли спать.

 
В это лето они отдыхали вдвоём – старший и младший. Старшему было тринадцать, младшему – семь с половиной. Старший был скрытен, суров и упрям. Младший – болтлив, мягок и хитёр.
В это лето они отдыхали без родителей у доброй знакомой по имени тётя Нина. Они прекрасно проводили время: днём –   водоём, вечером – карты.

Старший был неспокоен: образы из прочитанных книг, всплывая в его памяти, превращали его то в меткого стрелка Соколиного Глаза, то в отважного капитана Блада, то в непобедимого Ричарда-Львиное Сердце. Младший с готовностью подыгрывал, стойко перенося свою судьбу – быть вторым.

- Мы будем делать «Арабеллу», настоящую «Арабеллу» - сказал как-то утром старший. Первая пластилиновая «Арабелла» пылилась в игрушечном ящике их большой уютной квартиры далеко на Севере. Это был огромный галион, вмещавший до тридцати пластилиновых матросов. На капитанском мостике, сверкая доспехами, стоял сам капитан Блад, рядом, навсегда сжав в крепких руках штурвал, стоял верный друг – штурман Пит. На пушечной палубе бесновался рыжий верзила – канонир Вулверхемптон.

- Снаряжается экспедиция к Большим соснам – сказал Старший.

- Есть, сэр! – отозвался младший.

И они вышли со двора, громко хлопнув калиткой.
 

- Хлопцы! К обеду вертайтесь! – проводил их крик тёти Нины…
Через неделю красавица «Арабелла» была готова. Корпус был вырезан из пахучего куска сосновой коры. Борта, палуба, киль покрыты ровным слоем горячего вара, от чего блестели на солнце и не пропускали воды. Фок, грот и бизань, оснащённые белыми парусами, чуть кренились к корме, создавая иллюзию движения. И, наконец, гордость старшего брата – удивительный парус кливер всегда держал «Арабеллу» по ветру.
«Арабелла» была так велика, что не умещалась в ладонях и так прекрасна, что даже взрослые останавливались поглядеть на неё.
Испытания в ванной, стоявшей в саду, прошли успешно – парусник не кренился и отлично чувствовал ветер. Было решено пойти с ним на водоём.
 
Они шли туда привычной дорогой. Два года назад отец назвал её «тропой оверкильдов» и вырезал стрелки на деревьях, которые указывали путь. Ноги по щиколотку утопали в горячей пыли. Первым, сердито поджав губы, шёл смуглый и поджарый старший брат. Он был неразговорчив и лишь изредка бросал младшему: «Ну что ты там тащишься?! Можно быстрее, Толстопузина!»
Толстопузина тащился в облаке пыли, поднятой ногами брата. Струйки пота, стекая по его лицу, оставляли рыжие полоски.
«Эй, ты, полосатый!» - подгонял его неугомонный Старший – «Давай, быстрей, а то к обеду не успеем!»
Водоём встретил братьев прохладой. Они с удовольствием пошлёпали по мокрому песку к лодочной станции, и Младший всё время пытался наступить на след Старшего так, чтобы закрыть его целиком, но не мог.
Всё это время ладонь Старшего ласкала крутые бока «Арабеллы». Ему чудились крики матросов, звон якорных цепей, а когда ветер ударял в её паруса – мальчику казалось, что его корабль живой.
 
Они заплатили деньги, взяли лодку и добрались до середины водоёма: Старший – на вёслах, Младший, сияя от счастья, - на корме - в его руках белой птицей лежала «Арабелла»…
«Пускай, давай!» - скомандовал Старший, и Младший, перегнувшись через борт, поставил корабль на воду. «Арабелла» слегка накренилась на сильной волне, вздрогнула, поймав ветер, и понеслась, оставляя за собой ровный след кильватерной струи, подгоняемая двумя парами мальчишеских глаз, – карими с прищуром – Старшего и голубыми колёсиками – Младшего…
Она мчалась по волнам навстречу беде, хуже и позорней которой, не было на свете! Чужие сильные руки схватили её за мачты, смяв паруса, и выдернув из воды, кинули на грязное дно лодки. Двое парней, взрослее и сильней старшего брата, решили взять «Арабеллу» в плен… Грабители направили свою лодку к берегу и скрылись в прибрежном лесу.
Младший рыдал, размазывая слёзы кулаками «Ну, зачем они так!» - горевал он. «Не плачь, ну не плачь, пожалуйста!» - утешал его Старший, налегая на вёсла.
Когда лодка уткнулась носом в мягкий песок, Старший сказал: «Сиди здесь, никуда не ходи… Я скоро буду!» Он быстро и легко побежал в лес, куда скрылись гады.
… Они шли медленно, уверенные в своей победе… тупые и злые, посмевшие посягнуть на мечту…
Услышав нагнавшего их Старшего, они остановились и свысока посмотрели на него. Широкоплечий с бычьей шеей, держа «Арабеллу» за мачту, отчего та беспомощно болталась в воздухе, сделал шаг вперёд и, глядя в сторону, начал злобно цедить: «Ну чего ты? В ухо надо?»
«Послушайте!» - голос Старшего набирал силу, глаза горели… «Послушайте! Знаете ли вы, что совершаете сейчас самое чудовищное из всех преступлений – отбираете у человека работу его рук, мозга, сердца! Из куска коры, сосновой дощечки и тряпок мы сделали этот корабль! Мы любим его! И вы должны его вернуть, обязательно вернуть – иначе вы станете противны сами себе! И не будет у вас ни счастья, ни радости!...
Широкоплечий потупился: «Да иди ты со своей дрянью!» - он бросил кораблик в пыль. «Пошли отсюда! Ну, их! Что мы – маленькие что ли?» - сказал он второму, долговязому… И они ушли… А Старший ещё долго плакал…
Всю дорогу обратно братья шли молча.
«Арабеллу» принесли, бросили под кровать и больше не вспоминали.  Это было единственное неприятное впечатление того лета, когда они отдыхали вдвоём…