Простыми рисую тебя словами

Он рисовал её образ словами.
лучшие все слова он подарил ей -
той, что зажечь его сердце одна лишь
в целой Вселенной смогла и любимой

стала. И он шёл за ней по планете.
Он не хотел упустить ни детали
в памяти, что он хранил долго, верно,
и обнимал её нежно стихами.

Дни проходили, снега под лучами
солнца уже в ручейки превращались,
но он не мог примириться с печалью -
с тем, что расстались они, и стихами

соединял их сердца навсегда он,
в них они были вдвоём во Вселенной...
Падал на землю и дождь музыкально,
и молодые грома громыхали,
но позабыть её так не сумел он,

он не сумел всё оставить в минувшем...
Молнии небо пронзали наотмашь...
Муза была лишь одна - в каждой ноте,
в каждом мазке на портрете, коснувшись

его души, - и с тех пор в каждом звуке
голоса был её след, оставлявший
тот отпечаток, что сглажен не будет,
хотя текли, как песчинки, минуты
в нёдра пустыни, цветами украшенной:

пусть ему было порой в одиночку
пусто, но он всё раскрасил в оттенки,
что навевали глаза её точно,
кожа и волосы, как луга летом,

как серебристые горы в вершинах,
что покрывают снега на просторе, -
и словно эти сквозили картины
в строках его, покорить чтобы гору...

Он всё пытался успеть ей промолвить,
все не ушли поезда пока в рейсы.
Он её лица писал на полотнах,
чтобы уйти не могла - хоть из песен...

Он проводил так размашисто кистью,
чтоб она помнила тоже мгновения
в его глазах восхищённых так близко,
в его глазах истого живописца,
чтобы забыть их она не сумела.

Он был готов с ней отправиться в горы,
к морю и мир с ней увидеть совместно,
с сердцем своим уже больше не споря,
чистой душой, как бывает лишь в детстве.

Он создавал её образ в палитре,
в каждом наброске и в каждой молитве,
чтобы она там хотела остаться,
в его глазах, распахнувшихся настежь,
там, где лишь ей было место, пространство...

В каждой черте её, словно в рельефе,
он заблуждался, бродил бы часами
и изучал эту местность шагами,
чтобы однажды её только встретить.

В каждой бы складке горы, океана
он облака её локонов видел.
В каждом этюде - слова о желанной,
в каждом синеющем на снегу блике

лунного диска, что так наблюдал он
в ночи бессонные снова без глаз тех,
что он писал на портрете, как ласка
солнца на небе безоблачном в мае, -

так он писал её в молнии залпах,
звуках морского прибоя, чей шёпот
напоминал бы любому кого-то,
кто его ждёт, кого ждал он часами...
Может, как гром, распахнётся внезапно,

дверь, словно небо разрезано вихрем
молнии первой весны оголтелой...
Может, она его строки увидит
и её контур проступит, как стрелы

грома на бархатном том небосводе,
что разразится, как буря морская.
Может, печаль за собою уводит
каждый февраль понемногу, стихают

вьюги его, он спускается
с трона,
и его холод не скроет за шторами
и не догонит весну, не затронет
хрупкие стебли подснежников белых.
Может, проступит на том небосклоне
её портрет в летней ночи несмело.

Может, расчистится небо лазурью,
в воздухе тёплом - десятки открыток,
как самолётов бумажных, ей в руки
он ей отправит, чтоб отыскать выход

своей тоски из тягучего плена,
и не сойдёт она с его мольбертов,
и навсегда не сумеет оставить.
Может, они совпадут во Вселенной,
созданы лишь друг для друга штрихами...

Магда Зима   12.05.2025 00:00   •   Заявить о нарушении