Помани меня именем

Помани меня именем, самым тайным из данных мне.
Остальные забыты, и не по моей вине...
Позвучней, те, которые, сбыли - грошик за два мешка,
а поблекшие выцвели, были пущены с молотка.

Иже с ними. С нежнейшими. Ибо все они - ширпотреб.
Ослабевшие прутики поржавевших старинных скреп
еле держат у самого края, торчат дугой.
Только дунь, рассыпается ветошь, летит к другой...

Помани меня именем (если любишь, и не гордец),
тем давнишним, и детским, которым прозвал отец
кучерявую бестию, демонёнка и егозу
с перебитой коленкой и полоской беды в глазу.

Ненаглядных и милых так много, а я одна.
Ты же знаешь, Адам, как рождаются имена
для звезды и для музыки, для семи семицветных нот.
Ты же помнишь, как в горле течёт первобытный мёд,

как в гортани першит первозданный солёный ком,
а на нёбе - горошина солнца под языком...
Ты же помнишь, что воздух "авир", а вода - "маим"?
Помани меня моим именем! Первым моим! Моим

самым тихим и тайным, где найдётся любви приют,
а не тем громогласным, которое воспоют
после смерти моей, воскрешая мою строку.
Я на то, на посмертное, и откликнуться не смогу...

Тем что в святцах, меня называют и ты, и он.
Только выдохнешь горькое, в дом потянется легион
непорочных, святых, светлых праведниц, и блудниц,
станет душно от тел на постели, пестро от лиц!

Вспомни, вспомни его, пусть звучит, как лесной манок,
женихов других отгоняет, как злой чеснок,
И тогда оживу и отвечу, и буду я
тихо ночью шептать, задыхаясь:
- Твоя! Твоя!

Помани... А иначе я - невозможная темнота.
И бесплотная, довселенская, чёрная пустота.
И пролившийся, упомянутый всуе, бесцельный звук
в безответность вотру, словно масло в ладони рук.

Помани меня именем, тем, которым других не звал.
Ты увидишь, как тихо светлеет ночной провал,
как на кухне стою, зажигаю во мгле плиту.
А на прочие я не отвечу, и не приду.