Перегуд

РОМАН В СТИХАХ*

Часть первая
  РОДНЯ

    1

Читатель мой. Со мною рядом
Прошел ты долгий-долгий путь.
После трудов, таков порядок,
Нам впору бы передохнуть.
Войти в житейские круженья
И, прошлое хоть как ценя,
Предать былые впечатленья
Заботам нынешнего дня.

Нет ничего милей на свете,
Чем отдых после важных дел.
Я ждал его. Но не посмел
Расслабиться: лишь на две трети
Воздвигнута моя гора
Стараньем дерзкого пера.

Я - снова в путь. Задача мАнит,
Цель ясно видится пока.
Глядишь, в азарте перестанет
Дрожать уставшая рука,
Или душа в пылу откроет
Известный только ей запас,
То бишь, дыхание второе...
Итак, читатель, в добрый час!

Коль благозвучна моя лира,
Ступай со мною.
              Я сверну
В края степей, где воды Чира
Скользят по илистому дну,
Туда, где мы с тобой бывали
Под Рождество в сорок шестом,
И где оставили в печали
Убогий шеверёвский дом,
Где срок длиннее полувека
Неведомо для нас промчал,
И где не сыщешь человека,
Кто б меня помнил и встречал,
Где вряд ли кто меня обнимет,
Прижавшись мокрою щекой...
И верно, кто я им такой?
Десятки лет я не был с ними.
Нужда, и впрямь, не велика
Лобзать чужого старика.

Я - без претензий.
             Врать не буду:
Когда нет речи о Посте,
Люблю опустошать посуду
В кругу хозяев и гостей.
Люблю и сам, коль есть причина,
В хозяйской шкуре побывать,
И на приёмах строгих чинно,
Если покличут, восседать.

Могу с любою предпосылкой
С друзьями выпить на бегу,
И битым быть в ватаге пылкой,
Хоть не люблю, а всё ж могу.
Я с бородой и с положеньем,
Но дерзкий нрав, что при рожденьи
От не далёких предков взял,
Во мне сильней других начал.

Таких, как я, уже видали
Везде, в любые времена.
Но у меня, как у медали,
Есть и другая сторона.
Тебе, читателю, знакома
Она, конечно, с первых встреч.
А если так, то дело с плеч!
С тобою я почти как дома,
И что задумано опять,
Не нужно долго объяснять.

          11

Вот, вкратце, нынешние планы.
О том, что раньше замышлял,
Чем жил, дышал, и чем страдал,
Уже написаны романы,
И я общением своим
С тобой - обязан только им.

В них столько разных судеб-нитей
Переплелось, скрутилось в жгут!
И отголоски тех событий
Ум будоражат, сердце жгут.
Что было дальше? В чем разгадка?
В чём сила завтрашнего дня?
Как спрессовать в оценке краткой,
Не вознося и не браня,

Казачий мир?
          Он что - химЕра?
Забава? Неизбежный рок?..
Что за народ в моих примерах?
Из жизни взял, или нарёк?
Где та земля, что их вскормила?..
Стоп!
   Вот с земли-то и начну,
Не зря же я сюда свернул,
В край, бесконечно сердцу милый,
В край малолюдья и ветров,
И солнцем выжженных бугров.

Он беден, прост, ничем не славен:
Овраги, балки, хутора...
Ребячьих грёз моих пора
Текла три года в Вещиславе**,
Где, по веленью нищеты,
Я пас колхозные гурты.

Жизнь без забав. Зато без лени.
Уж если зорьку не проспал -
Получишь массу впечатлений
Везде, куда бы ни попал.
Безлюдна степь.
         Пусть кто-то спорит,
Что кучно в ней.
              Я не скучал.
В ней вечно жизнь кипит, как море,
Стремясь, беснуясь, клокоча.

Тут свои штормы и приливы,
Водовороты, гребни, дно...
Увы, не каждому дано
Это ценить.
        Но я счастливый:
Страсть наблюдать и рассуждать
Мне, видно, Бог изволил дать.

О том я рассказал бы много,
Степная тема - мой конёк.
Но краток предисловья срок.
И я не выдумал иного,
Как полог тайны приоткрыть
И тем визит свой объяснить.

           111

Верстах в семи от Вещислава,
По ходу от Кутейников,
Увидишь близ дороги, справа,
Курганов парочку.
                Веков
От роду им, поди, полсотни.
Они без контуров крутых;
И лишь до древностей охотник
Черты могил подметит в них.
Или окажет кто-нибудь
Им честь вопросом безответным.
Они, и впрямь, едва приметны,
Как девы малолетней грудь.

А мне прелюбопытно стало:
Кто их насыпал? Как давно?..
Уже, должно быть, прорастало
Во мне историка зерно.
Уже тогда я был дотошен,
Пристал - рассказывать изволь!
Мной хутор вскоре был опрошен,
Где напрямик, где исподволь.
Ответов жители не знали,
Вопросы шутками встречали,
Или, послушав пастушка,
Вертели пальцем у виска.

И всё ж нашлась одна легенда
С избытком непонятных слов.
Мол, встарь, кутейницкого деда
К курганам ночью занесло.
Он хворым был. Но на моленья
Ходил аж в Суздаль, боль презрев...
Таким в легенде был запев,
А дальше - сказка, к сожаленью.

Паломник, ткач своей судьбы,
Свершал доступное не многим;
До дому полчаса ходьбы -
Сел поразмыслить у дороги:
Старик в родном краю был рад
Полюбоваться на закат.

Чудок - и гостем долгожданным
Войдёт он под родимый кров!
Жаль, что как прежде, нездоров...
Погодь, а чем это курганы
Его приворожили взгляд?..
Зовут, и чудится, ворчат,

Как буд-то на него в обиде,
Что за своих не признаёт...
И верно, он их с детства видел,
Но издали.
        Твердил народ
О них худое. А точней,
Мол, там, под ними - царство змей,
Крупней людского царства втрое.
Там Бог и дьявол, как у нас...
Мир потаённый,
           но на Спас***,
Глухой полночною порою
Там, не гремя и не пыля,
Вдруг разверзается земля,

И сонмы змей сплошной лавиной
С шипением чернят простор.
И длинный тамошний бугор
Спиною кажется змеиной.
И до зари зияют врата
В мир тайный.
       В нём брехнёй богато
Описаны и ад, и рай.
Тут сам, по вкусу, выбирай.

         1V

А наш ходок в места святые -
Рассудком чист и духом твёрд.
Его б не совратил сам черт
Поверить в россказни пустые.
Но вот поди ж ты!
                Межкурганье
Его навязчивым желаньем
Влечёт в объятия свои,
Как лягушонка взгляд змеи.

И он, неистово крестясь,
Не шел, а был несом теченьем.
И вот он - "в точке назначенья"!..
Земля чуть слышно затряслась,
Пошла, будто вода, кругами...
И он увидел под ногами

Далёкий свет и пустоту.
Он вниз летит! И на лету
Посох с котомкою сжимает,
За них держась.
            Но страха нет.
Его окутывает свет,
Как ватою. Он засыпает.
А что таят такие сны -
Не знают даже брехуны.

...Ходок очнулся у дороги.
Котомка, посох, всё, в чем был.
Что с ним случилось, - не забыл.
И помнил, что обетом строгим
Поклялся в тайне всё держать,
В обмен на жизнь и благодать,
Ему дарованную снизу.
При этом кованную ризу****
И крест, как прежде, целовать.

О благодати той ни слова
Не молвилось.
           Но вот ответ:
Ходок почувствовал здоровым
Себя впервой за сорок лет.
Стал молодым, упругим, крепким;
Посох в ладони смялся в щепки...

Тут видит - у ноги босой
Паук, ужаленный осой,
Предсмертно горбится, как ёж.
Не человек и не скотина,
Разбойник гнусный с паутиной,
Стервец. Но жалко его всё ж.
Ходок едва лишь прикоснулся
К несчастному, как тот очнулся,
Поднялся, ринулся стремглав
И затерялся в гуще трав.

Такой невиданной силищей
Попробуй, смертный, овладей!..
Отныне богомолец нищий
Стал чудотворцем средь людей.
Лечил, спасал, сражался в битвах,
Звездами при Дворе блистал,
Всё реже помня о молитвах,
Всё чаще видя пьедестал

В мечтах.
      От царского повыше.
И, чтоб успех предвосхитить,
Решил труп хладный воскресить.
Но дар его вдруг взял и вышел.
Пропал. Испортился. Иссяк.
Волшебные иссохли корни...
И старый, сгорбленный босяк
Предстал с котомкой перед дворней,
Терпя болезни старой нож
И смех язвительный вельмож.

            V

Я пересказу байки местной
Едва ли оказал бы честь.
Да только вот что интересно:
Исток доверья к сказке есть.
Я б умолчал.
       Но к черту скрытность!
В мою ребяческую бытность
Я много доводов имел
Для подтвержденья давних дел.

Хоть и не всех.
            Вот дед Олейник*****,
Целитель. Жил в Кутейниках.
Твердли все: он - ходока
Потомок в дальнем поколеньи.
Лечил он хвори все подряд,
Используя степные воды,
Да Слово, да змеиный яд,
Ещё не признанный в те годы.

Известный и высокочтимый,
В опале вечной у властей,
Был, как утёс, неуязвимый
Ни для врагов, ни для смертей.
Тебе, читателю, примеры
Важны?
    Что ж, есть, и не один.
Лечил он тифы и холеры,
И с флагом шел под грохот мин.

Да что там мины!
              Райсовет
Не сокрушил его твердыни!
Хотя в глубинке и поныне
Пределов произволу нет.
Его терзАли то и дело
Комиссии райфинотдела.
Он тем себя оберегал,
Что от болящих мзду не брал.

За ним следить имели право
Специалисты из райздрава,
Но те, содействуя больным,
Снимали шапки перед ним.

А власть змеёю многоглавой
Беззубо пенится, шипит,
Боясь, что лекарь доброй славой
Её величие затмит;
Боясь, что он, как исключенье,
В бунтарские умы врастёт,
И выйдет из повиновенья
Вслед за кудесником народ.
Словом, боялась власть его,
Как ещё много кой-чего.

В почете век свой прожил дедко,
Раздутой славой не гремя.
У нас явление не редко,
Описанного окромя.

У нас, посмотришь, что ни хутор,
Или станица, или юрт -
Всем миром искренне кому-то
Хвалу за что-то воздают.
Везде, если не чудо-лекарь,
То, скажем, комик, что до слёз
Проймет любого человека;
Или с гармошкой виртуоз.
А тот, глядишь, на огороде
Такое чудо сотворит!
И в агрономах не был, вроде
А урожаем восхитит.

Степняк досужий и удалый,
Хоть на пиру, хоть на войне;
Героев перечень немалый
Нам говорит о Донщине.
Дон блещет разумом.
                И, кстати,
Я лишний раз сюда вверну,
Что лучший на земле писатель
Родился тоже на Дону.

Донская степь в себя, должно быть,
Впитала божью благодать.
Её стремится передать
Своим сынам достойным, чтобы
Во все века они могли
Примером быть для всей земли.

Что за сыны? Каков критерий
Отбора их?
            В какие двери
Стучаться им, чтобы войти?
Что ожидает их в пути?

Когда примета в них созреет?
Кто им о старте говорит?
И кто успехам их радеет,
Или всяк сам себя творит?
У нас о том немало споров
Возникло бы, сдаётся мне.
И счастье в том, что нет отбора
Творцов откуда-то извне.

Степь - мать-кормилица, отрада -
Одна на всех, как ни прикинь.
Но приглядись:
             растут в ней рядом
И земляника, и полынь.
Живёт осот в ряду с пшеницей,
И с розою чертополох...
На общей пище и водице
Тут каждый вымахал, как смог.
Всё дело в видах. Тут без спора.
Весь мир обязан им одним.
Тем и сильна степная флора,
Что нет у трав сплошной родни.

Степная ширь на всех делима,
Владеть ней сам никто б не смог.
Природе всё необходимо -
И роза, и чертополох.
Просторно всем.
             Но строго меру
В числе выдерживают тут.
И люди по тому ж примеру
В степи спокон веков живут.

Вот хуторишко.
           Два десятка
В нём куреней не наберёшь.
Народу горсть.
           Но недостатка
В людском комплекте не найдёшь.
Тут все на месте: жнец и пахарь,
И комик есть, и лекарь-знахарь,
И свой мудрец, и свой дурак...
И все нужны. Без них - никак.

Или станица.
          Тыща с лишком
В ней труб дымит. Народу - тьма.
И все при деле.
            Жизнь сама
Их тут собрала, без излишка.
Всё те ж: мудрец, дурак и пахарь,
И прочие.
        Живут без страха
За своё место и ранжир,
Блюдя промеж собою мир.

Всем, как и травам, от природы
Хватает пищи и воды.
И кто какие даст плоды -
Тут всё зависит от породы.
Тут неуместен пересуд:
Что родилось - то и несут.

Сама порода, видно, тоже
Куётся в этой же степи.
Закон простой: живёшь - терпи,
Слюнявить никому негоже.
А где терпение и труд -
Туда и тропы все ведут.
 _______________
* Большинство названий, имён и событий взяты автором из окружавшего его мира,
  но они не тождественны его биографии.
**Вещислав - хутор в Милютинском районе Ростовской области.
*** Спас - православный праздник в конце лета.
**** Кованная риза - золотой оклад иконы.
***** Олейник П.И.(инициалы требуют уточнения) - народный целитель  в первой  половине ХХ в. Уроженец хутора Кутейники Селивановского (Милютинского) района Ростовской области. Известен был и личной храбростью.
Автор будет признателен местным жителям за сообщение подробностей об этом прекрасном человеке: его правильные инициалы, даты жизни и пр. Результаты и имена будут опубликованы на этой страничке.