Искажённое зеркальное я

Все укрывались от дождя большущими зонтами,
а я сквозь зеркало кривое луж стрелял глазами,
в тот силуэт, что воды мутных луж мне показали.
Курок на взвод. Дождь. Небосвод. Свой силуэт в расход.

А ливень здесь завесил всё своими зеркалами.
Мы разнесём их на осколки, и никто не станет,
так дорожить отблеском луж – кривыми образами.
И  те, кто есть мы. И лишь весть – в блике не уместишься весь…

Вся моя жизнь – набор критически тупых ошибок,
на пути, что и без того достаточно тернистый.
Но не божился жить ужимками и на отшибе,
а мира глотку обхватив, клинком прирезать быстрым.
Прирезать и испить успеха из открытой раны.
Да так чтоб багрянец кровавый по губам стекался,
и было всё равно,  по головам или обманы,
лишь чтобы светлый образ в зеркалах кривых остался.
Но небо плачет, капли топчут, капюшон упрячет
от ливня, но, а где же образ – блик мой в отраженье,
и кто его в сие чудовище переиначил,
и почему цвет глаз знаком до головокруженья.
Схватив это вертиго, я себя узнал в том блике.
И ты б себя узнал в нём. Мы с тобой ведь так похожи.
Топчем мечты чужие таких же, как мы – безликих,
и если честно, это всё меня весьма тревожит.
Тревожит то, что вторят слову, ну а в спину – копья.
Тревожит то, что руки жмутся плотно стиснув зубы.
Тревожит то, что кто - то знает лучше: где я? кто я?
Тревожит то, что до своей мечты мы так безумны.
Твои мечты чужим мечтам быть не должны помехой.
Я понял поздно это, лишь то, кем я стал, увидев.
Тебе смешно, мой друг? Ну а мне сейчас не до смеха!
Ибо себя любить – легко. Непросто ненавидеть…

В тот силуэт, что воды мутных луж мне показали,
В тот силуэт, что чужд, сквозь толщу луж стрелял глазами…
Курок на взвод. Дождь. Небосвод. Свой силуэт в расход…