сбросы

НАПУТСТВИЕ

«"Мир без русских был бы слишком скуШен". –
Где такой другой! – давно чужой
и враждебный: колокольни пушек
делают воробушкам свежО...

Эй, Орлы – ну, кто вам обездолит
дармовым пожаром всю Сибирь!
Кто ещё так дерзко намозолит
глаз как не юродивый снегирь!

Кто Былым вспугнёт, как красный кочет! –
От ЯИЦ, а не от ядер – щит:
Евро(жо)па ЭЛЕГАНТНО хочет?
Мощь МудИщева её ещё страшит?..
Но... ведь и прельщает!.. – Чем арабы
и воспользовались: «...пусть сосёт
нам... экзотику!..» – Для взрослой бабы
групповая порка – это ВСЁ!
– Не смущайся, TOOL заокеанский –
вваливай и ты ПРОбабке – сшА-а-а!..
Что за чудо – геликОптер Санкций! –
даже Чайна дрочит, не спеша!..»

...От-чества похабного, квасного,
Патриот – отпетый анархист! –
стань хирургом девственности снова,
открывая Миру чистый лист
счёта с дЕбетом международным, –
и пускай доверия кредит
лишь растёт! – В век СЭКСА будь свободным! –
нАхуй – вжОпули – впizdУль... – ИДИ !

(13.06.18)


ПОСВЯЩЕНИЕ
                V.P.*

Наверняка, мы... не должны встречаться.
Ну, разве что – в стихах... Я знаю сам,
как в их бороздках жнёт колосья счастья
столь неуёмная на передок... коса...

Коса? Да нет – косатушка... Касатка...
Скажу ли пошлость, взбудоражив кровь:
«Красавица! И вся Вы, без остатка,
про пылкую
                и нежную
                любовь»?

...Ну, нет – спошлю расчётливо (за сценкой):
не говоря «за совесть всей страны»,
согласен я с Сорокина оценкой:
ВАМ ныне шведы «Нобиля» должны.
___________________________________

(...Язык всегда умел и вновь сумеет
уделать рифмой пару безрассудств.
И что же он и мы теперь имеем
на взгляд с былой «возвышенности чувств»?

(...Назначат адвоката даже Чёрту.
Тем лишь страшнее будет Страшный суд,
и Правда – ближе к точному учёту
в делах... А те, глядишь, и вновь спасут.

(...Точнее, в тексте смысла не узрим,
пока не пыхнет бунтом банда Pussy.
На первый взгляд – смешно, но даже Рим
однажды охраняли только гуси.

(...Должна озоном (бы) разить мораль,
но пар уборных не рождает молний...
И всё же газ «природный» – вряд ли враль,
пусть пламенем он и не богомольный...

(...Цена стерильных анадиомен
и щедрая среда любого лона –
вот всё, что нам залогом перемен
дано и впредь... ещё во время оно.

(...Мы платим мзду за кражу Персефоны.
То – боги, но – слезоточивую всЕ пьют...
Другое дело – пропаганды фонды:
Аид целуется с Аидой, и... – поют!

...Давид испариной лихих злодейств
на оголтелый к Богу пляс помазан.
И пусть это всего лишь полтергейст –
ни нАговором не унять, ни сглазом.

...А вот и нАш культурный авангард –
Ликующий Технолог Терминатор!
И, надо думать, этот грязный старт
почище голливудской грёзы НАТО.

(...
_____________________________
* На выбор:
VIP(-)Persona,
Vera (@) Pavlova,
Venus Pandemos,
Virtual Possibility,
Volya (&) Pokoy,
но не Vladimir Putin (?)...
Или – всё это вместе.


о так и не состоявшемся ОТКРОВЕНИИ

«...говорить, а не рассказывать
мыслить, а не придумывать
и не подсчитывать, но понимать...»

Сформулировано давно.
Прошло уже столько лет почти полного несоответствия этому тройному предписанию,
что я, пожалуй, и сам забыл, как хотя бы пытаться ему следовать.
И наррация (рассказ), и даже делириумизация (вымысел), и уж тем более калькуляция (расчёт)
давно объединились в почти безотказное самодействующее системное устройство, в машину.

Из чего только не способна она комплектовать свои бесчисленные изделия!
Иногда стоит немалого труда этот конвейер хотя бы приостановить,
хотя бы временно или частично выключить.
Порой даже сомневаешься, возможно ли это...

Но – для ЧЕГО же его включать?!!

Говорить ли о том, что практически немыслимо понять даже приблизительно...
Разве лишь что-то заподозрить ради тревоги на ближайшее тысячелетие...
Но – живут ли столько!
И – даже если живут – не все ли и такие, в конце концов, тоже смертны!

Мы всё ещё ждём некоего пафосного светопреставления?
Что ж – его и накликаем.

Так что: берегитесь паники, не потакайте деланному отчаянию и
экономьте подлинную скорбь – то ли ещё будет!

(Я, пожалуй, ещё добавил бы: «не любопытствовать, а познавать»...
Однако, это, похоже, к делу – уже ли или ещё доныне ли и впредь ли, но – так и не относится.



ПАМЯТКА

1
МУЗЕЙ БУДУЩЕГО

понятно, что ОНО же и фигурирует
серией наикурьёзнейших экспонатов

всевозможные правила нарушения правил
или права попирания прав

во всей красе – даже так называемые
альтернативные истории развития цивилизации

африканы
еврофаны
американы
могиканы
тартариаканы
тараканы
юберманы
супервуманы
ананы
бананы

как же глупо всё ещё дожидаться экскурсовода!


2
PRESENT CONTINIUS

Продолжение обоняния – вкус,
продолжение вкуса – голод,
продолжение голода – ... (это – на выбор,
однако – излишне упрямиться, право, не стоит,
это гораздо рискованнее продолжения вожделения:
1) коитус или мастурбация, 2) воздержание и сублимация)

Продолжение рук – зачастую невольный приступ ходьбы,
продолжение пешей ходьбы – езда,
продолжение езды – взлёт или погружение.

То, что жизнь – это нечто продолговатое
(то есть временность + пространственность),
окончательно установлено (и эксплицировано теоретически)
уже древними греками.
Но – кроме «если бы» виртуального или «духа» в потустороннее –
куда бы и чем бы ещё продолжиться!
И: продолжение ума – не безумие ли?
а удовольствий – не боль ли?

Таким образом, продолжение рода – это единственное, что, как было, так и остаётся.
Но: продолжение Мира – война... Это тоже неотменимо.


***

С поверхности Земли
живые всюду головами виснут вверх –
должно быть, небо их притягивает слепо.
Но корни ног, увязнув в недрах породивших глин,
напоминают о сермяжной подоплёке вер:
религиозность – это всё же несколько уже нелепо.

Небесное письмо победоносных СУ
или (быть может) брызги праздных праздничных эякуляций
оправдывает далеко уже не Страшный суд –
всего лишь саммит злобных придурей хохляцких.

И сколь ни полон восходящих звёзд Астрал –
падёт их курс в злосчастной конкуренции с крестами, –
и Глина – как исходный, так и окончательный материал –
сжуёт по маковки – суть даже ямок не оставим.


ОСТАНОВКА В ПУТИ

«...Тот проливной, но, казалось, ещё и постоянно усиливавшийся дождь, в конце концов, всё же вынудил нас отклониться от ранее выбранной дороги. Мы уже довольно долго просто блуждали в мало обнадёживающих поисках хоть какого-нибудь укрытия.
...Пробираясь в еле проницаемом взгляду сумраке – съехав, наконец, вместе с потоками воды и увлекаемых ими камней и грязи с довольно высокого и крутого косогора, а затем – опасливо продвинувшись вдоль его узкого и тоже быстро размываемого подножья – мы вдруг оказались под каким-то, местами осыпавшимся, скалистым обрывом со смутно маячившей нам прилепившейся к нему, по-видимому, недавней, но не доведённой до конца и заброшенной, деревянной постройкой.
...Она, и правда, словно лепилась одной из сторон к расселине в почти отвесно вздымавшейся над нею породе и, как будто балансируя неправильными и беспорядочно отклоняющимися от возможного плана углами, пыталась удержаться от падения, цепляясь за каменистую опору всеми выступами своих сужающихся кверху трёх ярусов.
...Наша собака потерянно жалась к нашим ногам, наша лошадь после только что проделанного спуска хромала... К тому же, мы растеряли как минимум половину бывшей на ней поклажи. Но хуже всего была та крайняя общая усталость, что, при полной неопределённости положения, допускает апатичное предчувствие ненужности уже и того багажа, который ещё остался.
...Медленно, друг за другом, мы двинулись к этому хлипко дрожавшему и вихлявшемуся сооружению, больше похожему на какую-то покорёженную пожарную каланчу или деревенскую колокольню, в ужасе словно сорвавшуюся и сбежавшую со своего места и теперь пытавшуюся чуть ли не вгрызться всеми несообразностями своей грубой конструкции в последнюю спасительную твердыню. «Вот он, наш троянский дождевой червь! – подумалось тогда, должно быть, не одному мне – В нём мы, похоже, и начнём бытие перегноем». Ибо – в какой же из педантично сухих и системно упорядоченных рассудков смогли бы мы ещё вторгнуться из нашего кромешного штормового хаоса!
...Оба моих попутчика первыми приблизились к тому, что могло бы сойти за крыльцо, если бы и его уже то и дело не заливало, пусть и прерывистым, но бешено откидывающим прочь потоком. Отдышавшись и выждав очередного спада, они, наконец, проникли внутрь, и следом двинулся я, потянув за собою лошадь и подталкивая коленями собаку, не решавшуюся проскочить мимо ревущего уже едва ли не в шаге от нас водоворота.
...В конце концов, я просто сгрёб её и, зашвырнув в проём входа, надолго завозился с хромой изнурённой клячей. И, если бы уже подмытый за нами уступ не начал осыпаться под её задними ногами, нам, верно, так и не удалось бы сдвинуться с места. Но тут она сама, захрипев и кося назад вытаращенным от страха глазом, ринулась в поток, преграждавший вход в убежище, втаскивая за собою и меня, опрокинутого в клокотавшую воду, но удержавшегося за поводья.
...Внутри, от наличия перекрытий между этажами и какой-никакой, а всё-таки крыши, лило заметно меньше; кое-где на ощупь даже попадалась древесина, если и не совсем сухая, то, по крайней мере, не сочившаяся водой, пропитавшей её насквозь. Собака, всем своим мокрым телом жестоко трясясь от холода и жалобно скуля, топталась на дощатом настиле у сильно раздолбленной крутой лестницы. Лошадь, стоя почти под брюхо в воде, понуро и кротко водила опущенной головой вдоль неровно спиленного края досок.
...Изо всех оставшихся сил ударив её кулаком в бок, я заставил её подняться-таки на него коленями передних ног, а затем, навалившись спиной на круп, попытался вытолкнуть её из воды, и на секунду не усомнившись в успехе этой затеи. "Да что же это за пародия на Ноеву эвакуацию!" – изошёл я, наконец, беспомощной злобой – в том числе и в адрес уже довольно беспечно, как мне казалось, бубнивших где-то наверху товарищей. Мне всё ещё было жаль животных – тем более, что из всех, когда-либо сопутствовавших  человеку, эти два всегда отличались наибольшими доверчивостью и преданностью. Но, чёрт возьми, думал я в окончательно обессиливающей ярости, почему же именно им теперь и недостаёт самой малой толики обезьяньих навыков!

...Теперь, когда ты, моя память, тоже стала мне чем-то вроде... измождённой подруги, могу ли я ещё помнить, как нас с тобою всё же выволокли на сухое место и даже забрали куда-то наверх... и – сквозь бред отчаяния, в полной уже темноте, сливающейся с шипением и грохотом низвергающихся вокруг вод – понять, что именно эта – нами как будто бы и непредвиденная – остановка в пути, как раз и стала последней, ибо сам он – если бы мы ещё могли о том думать и верили бы в нечто подобное – оказался ничем иным, кроме как единственно доступным и посильным для нас переходом в вечность!..»

(после экстренного ночного водосброса из переполненного затяжными дождями водохранилища руководство одного из типичных городов вполне цивильной страны обнаружило в ничем, как оказалось, не закреплённом тексте недавней переписи населения явно гидрогенный пробел в несколько сотен жителей)



ГЛАВНАЯ РОЛЬ


У него мощное и зрелое, но всё ещё спортивно подтянутое тело.
По мнению режиссёра ему прекрасно подходит амплуа извращенца-эксгибициониста,
и он должен, раздевшись догола, выходить на публику в небрежно накинутом на плечи
коротеньком и прозрачном женском пеньюаре.

Но однажды во время действа из артистической уборной крадут его одежду.
Для весёлого ли розыгрыша? И думаете – сослуживцев?
Ну, нет – ему-то уже кажется, что как минимум – всех соплеменников.
К тому же, какая-то поломка на электростанции, –
и свет гаснет уже не только в зале и на сцене, но везде
и – не по-театральному резко.

Впрочем, в наступивших потёмках его как будто бы даже заботливо ориентируют –
в некотором отдалении то тут, то там раздаётся разноголосое,
но отрепетировано слаженное:

"ТВОЯ ОДЕЖДА – В ОРКЕСТРОВОЙ ЯМЕ!"
Или: "НЕТ, ВСЁ-ТАКИ ОНА – В БУФЕТЕ!"
Или: "ДА-ДА – В АДМИНИСТРАТОРСКОЙ!"
Или: "ДА НЕТ ЖЕ! НЕТ – КОНЕЧНО ЖЕ, В БИЛЕТНОЙ КАССЕ!"
Или, наконец: "ВОЗМОЖНО, ОНА – У ДИРЕКТОРА!"

А может быть, это ему одному уже только и слышится?

В поисках хоть чего-нибудь, подходящего себе, он оказывается в зрительском гардеробе.
Столкнувшись там с охранником, и видя, как тот, уяснив ситуацию,
начинает давиться невольным смехом («ДА ВЕДЬ ВАМ ЖЕ К ЛИЦУ!..»),
он, в конце концов, не выдерживает. Двумя почти одновременными ударами
кончает и с охранником, и с его подскочившим было на помощь напарником
и, громовым голосом проревев: ПРОДОЛЖАТЬ ИГРУ! – покидает гардероб.

Уже в фойе, сокрушив своими могучими кулаками
черепа ещё примерно десятку подвернувшихся под руку случайных персонажей,
он останавливается и на некоторое время даже как бы застывает в замешательстве.
На самом деле, его внимание привлечено распахнутыми настежь дверями женского туалета.
Оцепенение спадает. И именно там, смешав с испражнениями и осколками керамики
плоть нескольких пытавшихся от него спастись, но так и не опознанных им красоток,
на скрученном из их же рваных чулков и колготок жгуте он вешается.

На электростанции уже исправили неполадки – зажигается свет.
Нашему атлету сценического искусства сегодня стукнуло 45.
И, несмотря на уже основательную заезженность спектакля, это – премьера.



ЦВЕТОВОЙ СПЕКТР ТЕКУЩЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ
(к проекту законодательства – править!)

Всех женщин (особенно «красивых») одеть в зелёное и фиолетовое;
в оттенках не ограничивать.
Всех мужчин – в чёрное, синее и серое.
Кремовое, жёлтое, оранжевое разрешить только детям.
Голубое и особенно сиреневое – лишь по праздникам или дома.
За красное – расстреливать (публично и в том же самом);
за коричневое – сажать
(исключение – только для спецодежды и
сугубо приватных сфер в пределах частных территорий –
к примеру, бельё, некоторые национальные традиции, цветы).

Украшениям – меру и вкус, функцию едва различимых акцентов;
рубин и красный янтарь полностью исключаются;
в огранках предпочтительны серебро и платина
(при затруднениях в выборе – консультации ответственных специалистов (официально)
или посещение курсов эстетики в госцентрах экзистенциального развития).
Никаких перстней, цепей, браслетов и претенциозных брелоков
(взятым с поличным – ломать кости).
И – вот ещё очень важный аспект – зубы: (– –).

Для машин, фасадов домов, иллюминации,
транспарантов, знамён, афиш, реклам, витрин и т. п. –
то же самое, что и с одеждой, но ещё строже:
перед расстрелом долго и изощрённо пытать, а если изоляция, то – пожизненно
и с максимально жёстким режимом отбывания.
(В этих случаях – никаких амнистий.)

Производство натуральных красителей
сохранить только как источник эталонов для производства синтетических
и, может быть, для художников.

Красная строка в тексте – преследуется цензурой,
за злостное использование – административное наказание: (...)
(исключение – детская и детская учебная литература;
особо оговорённые случаи в художественной).

За употребление при письме красных чернил, туши и других средств этого цвета –
пускать кровь (носом, из вен предплечья, или из ягодиц – к примеру, розгами).

Красное преследуется во всех своих проявлениях,
в пределах всего спектрального сектора, от лилового до коричневого включительно
(проявлять особую бдительность именно к нюансам
и внимание к их наименованиям).

Данному законодательству
подчиняются все достигшие совершеннолетия лица
за исключением (устанавливается экспертизой)
одиноких слепых, дальтоников, и безумных (т. е. дальтоников социальных);
в случаях нарушения порядка лицами этих категорий –
как умышленного, так и случайного или ошибочного –
полную ответственность
(за недосмотр, равнодушное или злорадное попустительство
(т. е. уже как за скрытое соучастие))
несут родственники, попечители, сослуживцы,
и пренебрегшие обязанностями сотрудники органов колористического контроля;
в отдельных случаях
ответственность возлагается на знакомых и соседей нарушителя,
а также – на свидетелей из числа посторонних,
не проявивших должного внимания к факту нарушения
и активности по его пресечению или содействия последнему.

Незнание законодательства лишь отсрочивает ответственность –
на время, необходимое для полного выяснения обстоятельств и степени нарушения.

«Но и это ещё не всё»: не вздумайте вырядиться в белое!



О МАТЕРИАЛАХ И ТЕХНОЛОГИИ ИЗГОТОВЛЕНИЯ
НЕКОТОРЫХ ОПУСОВ

Меня давно надо бы умертвить.
Я переполнен злобными демонами.
Они меня одолели и угрожают выйти наружу.
А я ведь даже не знаю сколько их.

Так для начала я жалуюсь и нахожу понимание.

Послушай, говорят мне,
скоро эта ваша совместная с солнцем зимняя спячка пройдёт.
И ещё до начала марта можно будет, при желании конечно же,
управится со всею твоей оравой.
Просто не теряй времени. Укрепляй казематы души стихосложением.
У тебя ли не хватит места! Разведи всех по одиночным камерам строф
и подвергни дознаниям.
Истязай их метафорой, символом, ассоциацией.
Терзай размером, созвучием, просодией.
Только не переусердствуй. Не замучь сам себя. Да ещё и, действительно, насмерть.
В конце концов, достаточно всего лишь выяснить их настоящие имена.
И, правильно, число.
Увидишь, после этого они станут шёлковыми.

«36 тысяч духов живут в моём теле!»

Приходится и такому верить.
И даже относиться к себе едва ли не с таким же почтением.

– Ну-ка, уроды, на утреннюю перекличку!

Всё же я решил содержать их лагерем.
На мой взгляд, у них вполне сносные условия и терпимый режим.
Тем не менее, опасаясь, что они взбунтуются
или задёргают меня нескончаемыми побегами,
я собираюсь их вообще выпустить.
Словом, обыкновенное харакири.
А как иначе, и из чего же ещё "делать стихи"!


2017 – 10



ТРИ СТАРИННЫХ ГОМЕОПАТИЧЕСКИХ РЕЦЕПТА,
выписанных «по принципу курица лапой»

1
                есенинцу

Давно ли, "следуя примеру древних",
ты смотришь на себя издалека
как в захолустье маленькой деревни,
история которой так легка,
что Мир ей кажется всего лишь мифом,
История которого важна,
опасна, велика и многолика – ?

Какого деревенщине рожна
ещё желать бы! Слушай сказку Мира,
не посягай на девственную быль,
имея веру, не твори кумира –
вот всё, что нужно, остальное – пыль!

Не купишь тёплых валенок в столице,
и мёд там только капает с усов,
кто – друг, кто – враг там не поймёшь по лицам,
и бабы там не ходят без трусов. (–?!)

Вернись в деревню! Стариков уважь там,
найди ответ в слепых глазах отца, –
история, как нижняя рубашка,
там ближе к телу своего творца.

Вернись в деревню, – спрос не будет строгим,
великий Мир и тот, на полпути
застыв, лишь ждёт, когда на пол дороге
ты всё-таки решишь, куда идти.

Иди обратно, – Мир не скажет: с Богом!
Скорей, напротив – бросит: чёрт с тобой!
Но и на том спасибо, даже много –
и чёрт в деревне нужен только свой.

Вернись! И пусть опять тебе приснится,
как в тёплую историю избы
вторгается История столицы,
и Мифы покушаются на быль.

Пусть этот Сон навязчивым измором
напоминает блудному тебе,
как, соблазнившись Миром (этим Вздором!),
едва не изменил ты сам себе.


2

Когда что-то или, тем более, всё получается,
то мир, как минимум, совершенен.
И наоборот: неудача – что же, с кем не случается! –
но всё же к дьяволу этот вшивый мир – в шею его, в шею, в шею!

Так оказываешься взаперти, «добровольным затворником»:
кажется, ни за что никогда никуда не выйдешь, –
но мир явится к тебе великолепным дворником
и поганой метлой – не ты, а он – нагонит тебя, вот увидишь.

И куда – это не вопрос,
как он, ты говоришь, ни тесен.
Тесно, холодно и темно? Не как во саду, а в аду?
И шибает в нос?
А ты ду-у-у-
                мал! Ну и дуррррррррррррррррррррррррррррррррррр-
рак же ты! А холод... Холод, он даже полезен.

Привыкают быстро к хорошему, но привычка к плохому –
это в жизни гораздо и даже несравненно важнее.
С чем рифмуется человек, ты знаешь. А homo?
Ну? И кому тут, в конце-то концов же, виднее?

Это тебе не фуки-***ки, а чистое хокку –
слышишь: понт скинь, понт скинь... и ещё раз: понт скинь.
С жалобами – это к боку, к боку и, сколько бы ни было, к боку.
А у меня для тебя – даже и не переводимое на японский.


3

Человек – сверхъестественный житель тельца...
Ведь «бессмертна душа». И как же ей тесно! –
В нём и воду толки из моря житейского,
и меси забот неизбывных тесто...

Но, однако, дай тельцу здоровье, силу,
дай к обеду рычаг и кнопку на полдник –
и уже не прогонишь красавца-верзилу,
о ничтожности бренного вряд ли и вспомнит.

Всё настолько прозрачно! – Чего прикидываться
выбирающим, коль и не предлагали:
либо – ИЗ, душой в бесконечность выбраться,
либо – В теле, тут, и отнюдь не в прогаре!

Принимается всяким лишь то, что дали.
А не нравится – что же, плакать не будем.
Взял – сумей и носить, как медали –
бубенцы для души... Вот и весь тебе... бубен.

1996


СТРАНИЦА
(пробы перьев из "гусиной кожи")

ПО ЗАВЕТУ АРТО ли,
у неё нет изнанки,
оборота, что есть де у всякого, даже фигового, листа...
Да она ведь никогда и не лист,
всегда – лишь страница.
И все выставленные на неё знаки
(если хоть чего-то да стоят!)
ведь и есть лишь сплошные срамные места, –
до какого уже задушевно-интимного только ни добралИсь!
(Что же до каких-то там других мест – то чего уж срамиться!)

Но понятно это стало лишь с помещением её в Интернет
(с «виртуализацией»). Т. е. там, где: наглость – второе счастье,
сам себя не похвалишь – никто не похвалит,
всласть греша – на десерт ещё и покаяться,
и т. д. и т. п. – это Императивы. (Т. е. если даже изнанки нет –
не одной ли командной уже только речи они полноправные части!
А двойное дно, глубина, ирония – это всё теперь уж едва ли:
оголилась Суть, обнажилась Истина – вот и пусть теперь покувыркаются.)

Если это всё ещё жизнь, то она, по-видимому, такова:
драматург ставит крест на себе лишь в финале пьесы,
но распятие происходит уже в прологе,
а холодное с огнестрельным и яды спешат промотать убойность ещё до антракта...
И о чём-кому-что ещё толковать,
если занавес вроде, в лучшем случае, рваной дымозавесы,
а вся сцена – замес буфета с уборной, – уж кого куда несут ноги,
а и публика – прёт в актёры, как танк!.. Или, по крайней мере, трактор.

Так, условностям ли театральным наперекор
(И какие ещё дистанции, рамки, вообще искусство – в таких-то порнухах!),
происходит ускоренная модернизация в жанровой парадигме:
настоящая де трагедия, как известно, губит уже не героя, а хор...
Но ведь каждый хорист-то как раз и уверен: нет, ну никак не он! – тут гибнет.
Или, может быть, стоит проверить? – А ну-ка!.. – А ну как...

*
«Он замерзает и не в состоянии отъесть
от мёрзлой туши мамонта – он голодает.
Он всё ещё пещерный человек, хотя не счесть
вещей, что, по количеству вреда им,
им нанесённого, имеют статус величин
цивилизованности и культурности разумных –
бишь, в среды понедельников почин
и лавр суббот ещё не составляют суммы,
тем более – единства. Полужив
(или, напротив, полумёртв ли?) – он лишь чадо
миров, собравших вредоносный жир
кадильницами культового чада.

*
«Я –––––––––––––––––––––

––––––––––––––––––––––––

––––––––––––––––––––––––

– словом, не тире, а бесконечный прочерк.

Он представлялся мне когда-то чем-то вроде стрелки, спицы, вертела...
Но чисел, шерсти, мяса то ли было сплошь и слишком –
нигде не удосужился перечеркнуть (тогда и был бы плюс
или, как говорится, «крест мой») – то ли
так и не завезли. – Греми теперь костями самых примитивных счётов!
Когда-нибудь прямая, не дождавшись переезда, оборвёт себя сама,
рассыплешься, и – некому уже спохватываться, где вы, рельсы.

Ж. Д., конечно, баба злая, только – «был ли мальчик!»


xx век как 1 день
(и ближе к полудню)

«Исчезнуть стремительней собственной тени –
вот это и значит найти себе Бога;
ИДЕИ – источники самозабвений:
одна Хиросима – ведь это немного...
А мало?
               Похожи ли мы на эйнштейнов?
Ein Stein – это камень, мы – пробные камни,
мозги закипят на порогах ферштейнов,
что камни уже приземляются... Там ли,
где надо?
                Попробуем выяснить с Бором
(не зря его имя в созвучии с лесом)
и – снова заблудимся... Ну, да ведь – с богом!
А тень... – Ни малейшего к ней интереса.

*
«Когда сбегу я как из-под ареста –
не под один из приземлившихся камней,
а так, что, рыская и между ними, место
ни жизнь, ни смерть указывать уже не смогут мне,
презревшему халтуру неразборчивых поминок, –
я буду, наконец-то, узнан, признан, призван –
что означает, разумеется, полнейшего забвенья признак,
но некий ветхий призрак станет примой меж новинок...
То будет странное и страстное впаденье в детство
(я повторяюсь, но – куда ж ещё мне деться!) –
в отсчёте вспять примерно с минус четырёх вперёд
меня оно родится – то есть Я умрёт.

*
«Человек и в себе не дока.
Что вообще говорить о нём, коль, едва почат,
поступает в расход он пустой и общей фигуры речи!
Впрочем, слава богу, что и не догма –
то есть видно, что всё и всегда с чужого плеча,
пусть и вскидывается модой на какие-нибудь вновь озябшие плечи.

Что ж, носи пока – делать нечего...
Если личное минус публичное или наоборот –
это логика разницы, а отнюдь не равенства, –
красота, стало быть, по необходимости переменчива, –
и однажды, возможно, не хватит уже никаких ни зеркал, ни ворот
подойти к самому себе, да ещё и понравиться.

Сторонись – и боги, и маги: да я ли не Крайний!
И горам хребтины сворачивал, и реки пучками сушил,
а уж в скольких морях-то, максимум, лишь колено выкупал!
Ну, и сами видите – лишь зияния окон на всём экране,
то есть в списках спасшихся, по обыкновению, – ни души:
ничего и никто за себя не подсунет здесь в качестве выкупа.

Пусть расчёсаны всё ещё детские цыпки,
долговыми траншеями всех лобных пядей уму вменена –
на бескостных носителях сплетен и ругани, что «между нами»,
сверх сырых форм курганной могильной присыпки –
не одна правота пандемий, но и чья-то целительнейшая вина,
обозначенная, впрочем, и существам, и предметам лишь их именами.


***

«А... мы с тобой куда-то забрели
                и, как в той фильме,
вдруг стали парой: Каином и Авелем,
или иконой двух Иеремий
                – что сексапильней:
один забегал кобелём, другой лёг кабелем...

И... кто ж из нас сбежит?
Уж я-то, ты-то – нет, отнюдь не мы...
Но кто-то ведь сказал: сбегу, –
и даже крутанул у самопала-лёта лопасти...
Мы знаем – кто-нибудь нам про него расскажет – : ЖИВ,
и всё ещё пытается обжить (театр? титр?) Артонианский мир...
Побег – по кругу ли? (Арто ли не согнул его в дугу
арены! И, конечно же, – уже сплошной жестокости.)

2013