Апология Диониса 1

Или

В ПОИСКАХ МАНДРОГОРЫ

(рукопись из моего архива)

 1.Когда убиты Бонасье и Миледи


Двадцать лет назад ( со времени написания этого эссе прошло ещё почти столько же- прим 2014 г.) студенты –гуманитарии  запоем заглатывали добытого в закрытых фондах  Ницше, слепли, читая перефотографированный роман  «Мастер и Маргарита». Библию можно было прочитать только по большому блату. Попавшие в руки  Фрейд или Камю вызывали интеллектуальный  эффект,  психоаналитически соответсвующий  сложной борьбе мотивов, сопряженных с неодолимым желанием переспать со своей матерью и необоримыми позывами убить своего отца. Пятнадцать лет тому, уже переварившие выборочно полузапрещенных  поэтов серебряного века не очень–то многочисленные студенты филфаков, истфаков,  журфаков и какая-то гораздо меньшая часть технарей воодушевлялась, почувствовав, что переспать с Музами, засадив по самые помидоры матери-Литературе,  убить отца –Классика, прорваться к сияющим вершинам  Харизмы—дело вполне посильное. Ну а уж производимые на свет  фабрикой  имени ницшеусого Алексея  Пешкова «инженеры человеческих душ» прямо-таки по долгу службы и записи в дипломе, принуждавшей их пожизненно заниматься какой ни какой , а «литературной работой», обязаны были становиться Несторами Летописцами и Баянами монашествующей в коммунизме нации.   Всего лишь два десятка лет назад чтение эзотерических откровений минувших веков преследовалось, как недопустимое для советского, а тем более партийного человека инакомыслие.   Поэт и религиозный мыслитель из томских филологов Юрий Ключников за такое отступничество   подвергался  травле, был вынужден сменить работу в журналистике на труды грузчика.  Примерно тогда же поэт, философ и вузовский преподаватель Анатолий Соколов,  имея неосторожность опубликовать в факультетской стенгазете стишок Иосифа Бродского,  удостоился  оргвыводовской порке и был взят на учет   «литературоведами в штатском»… 
 Каких-нибудь десять лет назад в Новосибирской картинной  галерее можно было увидеть читающего стих, вдохновенно раздувающим ноздри Володю Берязева  и бурно реагирующую уничтожающим смехом на ужимки шаманящего Марию Бушуеву. Позже ее с успехом  заменила  молодосибирская  Лаврова(ныне отбывшая в столицы), впрочем, ей уже пришлось тяжелее—эпичесикие пантюркистские поэмы - это еще та каменюка–не укусишь, за них акыны ближнего зарубежья могут встать чингизидовой стеной. В ту же пору еще не вошедший в антологии  Александр Денисенко, про которого  еще не написала в американской газете Таня Коньякова, сидел в келье телеграфиста на 12 этаже издательства «Советская Сибирь» и, «держа удар» творческого раздвоения личности,   метафизически выражаясь, вдохновенно водил гусиным пером на обратной стороне не читанных им «тассовок», принимая по «беспроволочному»  через расстояния и времена одному ему ведомые сигналы  от тезки,  высиживаивающему свои изгнанничества в  Михайловском и Болдино…В это время  нынешнего Кришну  союзписательской  словесности  Колю Шипилова  можно было  наблюдать в ипостасях-аватарах  рубаки-парня кряжисто-антивиртуознической дланью хватающего за  удила гитарного скакуна на пьянке у  Тисленко , (художника мастерски  изображающего  женские крупы и лошадиные головы), выступленца-трибуна на одной из бесчисленных встреч с бесконечными друзьями и читателями, оторвы-богемщика  в общаговской куралесице Литинститута, глубокомысленного  почвенника–хранителя заветов старины в редакции журнала «Литературная учеба», а так же  под обложками его многочисленных книг, успешно упаковывающих в аккуратные кирпичи  мифопоэтической непредсказуемости, непризнанности, гонимости, андерграундности и т. д. и т. п.

Что же происходит с нашими, готовыми  темпераментно ввязываться в словесные дуэли литературными мушкетерами сейчас, когда уже убиты мадам Буанасье—в виде аудитории «самой читающей страны» и Миледи— социального заказа. Что происходило с нами все эти  годы?  Куда вели формальные и неформальные лидеры ? Куда вывела кривая  большие и малые  тусовки -– будь то  кучкующиеся вокруг  Кати Гольдиной  -- академгородковцы , прилепляющиеся к  Володе Назанскому   «настоящие сумасшедшие»  с невписывающимся в  эту культурологему  слишком благополучным и в  тетражизме,  и в  школьнопедагогическом мучиничестве аккуратным стихотворцем  Владимиром Светлосановым,  и  выпирающим в интернетовскую сеть лингвистическим бодибилдером Лощиловым или московские окологандлевцы, мезотерический круг Парщикова, экзотерический круг букеровцев, и эзотерический – нас. Что накомлали «фестивальщики», кидающиеся в объятия всего уже обкушавшейся-обчитавшейся  публики  с тремя аккордами или даже многоваттными  колонками, брошюркой, местечковым толстеньким журнальчиком, где вчерашние кореша- литобъединенцы  подсиживают друг друга  под неусыпным присмотром вечных жидов новосибирской уродливо-неизящной словесности пустого как горшок Горшенина и поросшего зеленым мхом экс-публициста Зеленского?  Каких цыплят навысиживали  из своих яиц одиночки-затворники? Чего набезумствовали издательства, устроив нам маленький серенький провинциальный  «голливудик» с  прокруткой денег и цветных «корочек»  с привычным набором—пистолет, тетка в нижнем белье, а то и без,  суперменистый  мачо, продавившийся из текстовых глубин на  обложку?
 
 Как  эта «страна» ( Слава Михайлов сказанул: « Я создал свою страну»)  географически соотносится с  мистикой и практикой всего, что вываливается на прилавки в виде упакованных в картон прямоугольничков, под названием «книга», в газетные киоски и переоборудованные под них иконные лавки, на экраны телевизоров и в радиоэфир? Как  почувствует  себя эта Страна Ос, если ее вмести с ее девочкой Элли(Новосибирск город поэтесс, начни считать, со счету собъешься), Железными Дровосеками( Берязев тупо вырубает из изящной словесности журналюг, интеллигентов, филологов, Назанский «самородков», журналюг, Берязева), Страшилами, Гудвинами, Летающими Обезьянами, если  перенести ее  в  дали зауралья и даже забугорья?
   Как все-таки разложился за эти два десятка лет пасьянс имен, потерь и обретений в играх и гаданиях насчет «коньюнктурности» и «элитарности»? Что возобладало? Слоновая кость? Бульварщина? Поэзия? Проза? Насколько все-таки  овладел нами выстраивающий геометрию  купи-продажи, превращающий  все и вся в товар и продукт рациональный  Апполон, а насколько не отпустил из своих мохнато-козлиных объятий  растворяющийся в непредсказуемости  экстаза и медитации Дионис?