Сборник 10 поэтических переводов с английского

------------------------------------------------------

          Goody O’Grumpity
When goody O’Grumpity baked a cake
The tall reeds danced by the mournful lake,
The pigs came nuzzling out of their pens,
The dogs ran sniffing and so did the hens,
And the children flocked by dozens and tens.
They came from the north, the east and the south
With wishful eyes and watering mouth.
And stood in a crowd about Goody’s door,
Their muddy feet on her sanded floor.
And what do you s’pose they came to do!
Why, to lick the dish when Goody was through!
And throughout the land went such a smell
Of citron and spice – no words can tell   
How cinnamon bark and lemon rind,
And round, brown nutmegs grated fine
A wonderful haunting perfume wove,
Together with allspice, ginger and clove, 
When Goody but opened the door on her stove.
The children moved close in a narrowing ring,
They were hungry – as hungry as bears in the spring;
They said not a word, just breathed in spice,
And at last when the cake was all golden and nice,
Goody took a great knife and cut each a slice.
          Carol Ryrie Brink

     Добрая тетя О’Грампити

Когда тетя О’Грампити пекла пирог,
Камыш в пруду плясать бы мог.
Собаки, кошки, поросята,
Цыплята, малые ребята -
Те, кто ароматом был прельщен,
Сбежались к ней со всех сторон,
Стояли у двери, не вытирая ног,
Не смея перейти порог.
Им не хватало одной безделки -
Лишь только вылизать тарелки.
Вот дверка сдвинута в печи,
Тут от восторга хоть кричи:
Цукат, гвоздика и корица -
Всё благоуханием струится
И молотый орех готов.
В округе аромат таков,
Что выразить его не хватит слов.   
Ребята двинулись толпой,
Голодные, как волк зимой,
Молча вдыхая сильный аромат.
Когда пирог стал золотист на взгляд,
Кусок получил от тети каждый из ребят.

     Кэрол Райри Бринк (1895 - 1981),
американская поэтесса, автор более 30 книг для детей и юношества.

       A Dream

Troubled, wildered, and forlorn,
Dark, benighted, travel-worn,
Over many a tangled spray,
All heart-broke I heard her say.
      William Blake

     Мечта
Мрачный, дикий, возбужденный,
Жалкий,  хмурый, изможденный,
С больным сердцем, в трудный час,
Я услышал ее глас.
     Вильям Блейк

As learned commentators view
In Homer more than Homer knew.
       Swift "On Poetry"
       
Найдя в Гомере больше, чем сам он знал,
Ученые мужи льют на него поток похвал.
        Свифт «О поэзии» 

Hobbs really proves that every creature
Is in a state of war by nature.
     Swift "On Poetry"

Гоббс доказал: все существа всегда должны
Быть по своей природе в состоянии войны.
      Свифт «О поэзии»

Poem without a Main Verb

Watching oneself
being clever, being clever:
keeping the keen equipose between always and never;

delicately divining
(the gambler’s sick art)
which of the strands must hold, and which must part;

plying off, plying off
with pointless cunning 
the risk of remaining against the risk of running;

balancing, balancing
(alert and knowing)
the carelessly hidden with carefully left showing;

endlessly, endlessly
finely elaborating
the filigree threads in the web and the bars in the grating;

at last minutely
and thoroughly lost
in the delta where profit fans into cost;

with suburb navigation
afloat on that darkening, deepening sea,
helplessly, helplessly.
        John Wain
 
   Поэма без глагола в личной форме

Взглянув в себя
(умен! умен!)
от «никогда» и от «всегда» равновелико удален;

и осторожно рассчитав,
какую нить
держать, какую – отпустить,

с ненужной хитростью
для себя решать -
остановиться или продолжать;

смешав со знаньем дела,
(искусство игрока) что напоказ,
а что предназначено для отвода глаз,

и бесконечно изучая
все причины,
плести, плести нить паутины;

в конце поменять местами
прибыль и расход,
попав нечаянно в водоворот;

беспомощно, беспомощно
держаться на плаву в ночи,
отличным кормчим будучи.
      Джон Уэйн

       Boating
Gently the river bore us
Beneath the morning sky,
Singing, singing, singing
Its reedy quiet tune
     As we went floating by;
And all the afternoon
     In our small boat we lay
Rocking, rocking, rocking
     Under the willow gray.

When into bed that evening
I climbed, it seemed a boat
Was softly rocking, rocking,
Rocking me to sleep.
     And I was still afloat.
I heard the gray leaves weep
     And whisper round my bed,
The river singing, singing,
     Singing through my head.
    James Reeves

    В лодке

Река поутру нежно
Несла вниз нас двоих,
И тростники нам песни,
Качаясь, напевали,
Был тих напев тот их.
Мы в лодочке лежали
Весь день лучисто чистый,
Качало нас, качало
Под ивой серебристой.

Когда же я в тот вечер
Лег, наконец, в кровать,
Казалось, лодка стала
Под ивы тихий ропот
Меня качать, качать.
Я слышал плач и шепот
Серебряных ветвей.
Река все пела, пела
Песнь в голове моей. 
     Джеймс Ривз

      In Memoriam
      (fragment)
Ring out, wild bells, to the wild sky,
The flying cloud, the frosty light:
The year is dying in the night;
Ring out, wild bells, and let him die. 

Ring out the old, ring in the new,
Ring, happy bells, across the snow:
The year is going, let him go;
Ring out the false, ring in the new.

Ring out old shapes of foul decease;
Ring out the narrowing lust of gold;
Ring out the thousand wars of old,
Ring in the thousand years of peace.
       Alfred Tennyson
 
        In Memoriam
        (фрагмент)
Колокола, в ночь непогодную
Гоните облака и очищайте небосвод.
Морозной ночью умирает год,
Пусть по нему поют отходную.

В ночную тьму снежных порош
Гоните старое и новь зовите.
Уходит год, по нем звоните,
Зовите правду и гоните ложь.

Гоните прочь с глаз золотой кумир,
Гоните прочь телесные страдания,
Гоните прочь о сотнях войн предания
И возвестите тысячелетний мир.
     Альфред Теннисон

        The Barn

Rain-sunken roof, grown green and thin
For sparrows’ nests and starlings’ nests;
Dishevelled eaves; unwieldy doors,
Cracked rusty pump, and oaken floors,
And idly-pencilled names and jests
        Upon the posts within.

The light pales at the spider’s lust,
The wind tangs through the shattered pane:
An empty hop-poke spreads across
The gaping frame to mend the loss
And keeps out sun as well as rain,
       Mildewed with clammy dust.

The smell of apples stored in hay
And homely cattle-cake is there.
Use and disuse have come in terms,
The walls are hollowed out by worms,
But men’s feet keep the mid-floor bare
       And free from worse decay.
       Edmund Blunden

          Сарай
Крыша гнилая, тонкая, во мхе она -
Приют скворцов и воробьев,
С расшатанными свесами, массивными дверями,
Ржавым насосом и дубовыми полами,
С рядами служащих опорой стояков,
     Где шутки пишут и имена.

Сквозь паутину тусклый свет идет,
Ветер со ставнем сломанным играет;
Закрыт окна пустой проем
Для хмеля предназначенным мешком,
Который ни лучи, ни дождь не пропускает;
     На нем лежит липкий налет.

Яблоки в сене издают приятный аромат,
Здесь же лежит макуха кормовая,
Следы работы рядом с запустением;
Здесь древоточцы заняты сверлением.
Но чьи-то ноги центр сарая
     От худшей участи хранят. 
        Эдмунд Бланден

      La Fleur

Fleur charmante et solitaire,
Qui fus l’orgueil du vallon,
Tes debris jonchent la terre,
Dispers;s par l’aquilon.

La meme faux nous moissonne;
Nous cedons au meme dieu;
Une feuille t’abandonne,
Un plesir nous dit adieu.

L’homme, perdant sa chimere,
Se demande avec douleur,
Quelle est la plus ephemere,
De la vie ou  de la fleur?

Charle-Hubert Millevoye

Цветок
Цветок милый, одинокий,
Что долину украшал,
Смял осенний ветр жестокий,
Оторвал и растерзал.

Бог всевышний нами правит,
Он садовник наш и жнец:
Там – листочки поубавит,
Здесь – приблизит к нам конец.

С грустной ноткою, наверно,
Человек спросить бы мог:
Что же больше эфемерно -
Его жизнь или цветок?
      Шарль Мильвуа

   Barcarolle

Dite, la jeune belle,
Ou voulez-vous allez?
La voile ouvre son aile,
La brise va souffler !

Est-ce dans la Baltique,
Sur la mer Pacifique,
Dans l’;le Java ?
Ou bien dans la Norvege,
Queiller la fleur de neige
Ou la fleur d’Angksoka ?

Dites, la jeune belle...

Menez-moi, dit la belle,
A la rive fidele,
Ou l’on aime toujours.
- Cette rive, ma ch;re,
On ne la connait guerre
Au pays des amours.
Theophile Gautier

      Баркарола

Ты скажи мне, краса,
Какой выберем путь?
Ведь уже в паруса
Свежий ветер стал дуть!

К берегам ближних стран?
Или вдаль, в океан?
Или знойную Яву избрать?
Иль в Норвегию плыть,
Чтоб под снегом цветы
Можно было бы в тундре нарвать?

Отвечает краса:
-Есть река, говорят,
Там, где верность хранят.
Вот туда ты меня отвези.
-Ту реку, дорогая,
Конечно, не знает
Тот, кто шел по любовной стези.
      Теофил Готье

After Reading the Reviews of “Finnegan Wake”

Nothing has been quite the same
Since I heard your liquid name,
Since it cast a magic spell,
Anna Livia Plurabelle.

Maid or river, bird or beast,
Doesn’t matter in the least;
Quite enough that tongue may tell
Anna Livia Plurabelle.
 
What you’ve done, you’ll never guess,
To my stream of conscientiousness!
Hang the meaning! What the hell!
Anna Livia Plurabelle.
Melville Cane

После прочтения обзоров, посвященных «Пробуждению Финненгана»

Рушит мирное житье
Имя звучное твое.
Это магии предел:
Анна Ливия Плюрабелл.

Море, дева, птица, зверь –
Это все равно теперь.
И в восторге я лишь пел:
Анна Ливия Плюрабелл.

О, какие ты терзания
Вносишь в мой поток сознания!
К черту смысл! Я смысл презрел:
Анна Ливия Плюрабелл.
      Мелвилл Кейн

    Les Matelots

Sur l’eau bleue et profond
Nous allons voyageant
Environnant le mond
D’une sillage d’argent
Les iles de la Sonde
De l’Inde au ciel br;l;,
Jusqu’au p;le gel;...

Les petites etoiles
Montrent de leur doigt d’or
De quel cote les voiles
Doivent prendre l’essor ;
Sur nos aile de toiles,
Comme de blancs oiseaux,
Nous effleurons les eaux. 

Nous pensons
; la terre
Que nous fuyons toujours,
A notre vieille m;re,
A nos jeunes amours ;
Mais la vague legere
Avec son doux refrain
Endort notre chagrin.

La labourer dechire
Un sol avare et dure ;
L’eperon du navir
Ouvre nos champs d’azure ;
Et la mer sait produir ,
Sans peine ni travaille,
La perle et corail.
    Theophile Gautier

      Матросы

От индийских широт
До полярного льда
Вслед за нами идет
За кормой борозда.
Вокруг света плывет
Наше судно везде
По лазурной воде.

И все звезды над нами,
Когда ветр станет дуть,
Золотыми перстами
Направляют наш путь.
Дружно вместе с волнами
Летит бриг над водой
Белой птицей большой.

Вспоминаем любимых
И старую мать,
И о землях родимых,
Убегающих вспять.
Но волна, несясь мимо,
Поет нежный напев,
Наши души согрев.

Твердь сухая, земля –
Тяжкий труд, одно горе.
Для нас нос корабля
Пашет сам бойко в море
Голубые поля.
Коралл, жемчуг ведь тут
Без ухода растут. 
    Теофил Готье


     Out of Sight, out of Mind

The oftener seen, the more I lust,
The more I lust, the more I smart,
The more I smart, the more I trust,
The more I trust, the heavier heart,
The heavy heart breeds mind unrest;
The rarer seen, the less in mind,
The less in mind, the less pain,
The lesser pain, the less grief I find,
The lesser grief, the greater gain,
The greater gain, the merrier I,
Therefore I wish thy sight to fly.
The further off, the more I joy,
The more I joy, the happier life,
The happier life, less hurts annoy,
The lesser hurts, pleasure most rife;
Such pleasure rife I obtain
When distance doth depart us twain 
     Barnabe Googe

   С глаз долой – из сердца вон

Чем чаще вижу, тем сильнее вожделею
Чем сильнее вожделею, тем печаль сильней;
Чем печаль сильнее, тем больше я мрачнею
Чем больше мрачнею, тем на сердце тяжелей.
Больное сердце ум мой тяготит.
Чем реже вижу я тебя, тем реже вспоминаю,
Чем реже вспоминаю, тем боль слабей;
Чем боль слабей, тем реже я в тоску впадаю,
Чем реже в тоску впадаю, тем разум мой сильней.
Чем разум мой сильней, тем больше я душою веселел,
Поэтому хочу, чтоб образ твой прочь улетел.
Чем дальше от тебя, тем жизнь моя счастливей,
Чем жизнь счастливей, тем слабей сомнения,
А чем слабей сомнения, тем становлюсь жизнелюбивей,
Чем жизнелюбивей, тем мне приятней развлечения.
Буду иметь тогда блаженный вид,
Когда меня с тобою даль разъединит.   
         Барнэби Гудж
         
  The Aeronaut to his Lady

I
  Through
           Blue
                Sky
                Fly
To
   You.
Why?

  Sweet
        Love,
             Feet
                Move
 So
       Slow!’
Frank Sidgwick

Летчик своей любимой

Кричу,
     что я
           В объятия
                к тебе
С небес
       Лечу.
           Почему?
Хочу
     нестись
К цели,
      А не плестись
Еле-еле.
     Фрэнк Сидгвик

I wonder What Became of Rand and McNally...

Mr. Rand and Mr. McNally,
Arbiters of hills and valley,
Portraitists of sea and land,
Mr. McNally and Mr. Rand,
Two sad cartographic chaps,
Sat in their office surrounded by maps.
Globes and maps around the room,
And on their maps a look of gloom.

“Time was when this business of ours was grand”,
Said Mr. McNally to Mr. Rand,
“When our toughest job was to sit and think
Shall be France purple and Britain pink?
Shall Spain be tinted a bright cerise,
And perhaps a dash of green for Greece?”

“But that”, said Mr Rand to Mr. McNally,
“Was before Benito got rough with Hallie,
When we did not fret about changing borders,
And we just sat here receiving orders.”

“Remember those days,” McNally said,
“When we’d plan a map a month ahead,
And we’d know, if it came out at noon, let’s say,
It was up to date the entire day?”             

“Then the countries stayed as fixed by their founders,
And boundaries weren’t made by bounders.”
“Those days, said Rand are gone totally.”
“You said it, brother”, said Mr. McNally.
         Newman Levy

Интересно, что стало с Рендом и Мак Нелли...
 
Господа Ренд и Мак Нелли –
Специалисты в своем деле;
Знали каждый континент:
Как Мак Нелли, так и Ренд.
Два картографа сидели
У себя в пыльном отделе,
Вперив свой печальный взгляд
В глобусы и кучу карт.

«Помнишь ли, как мы корпели, - 
Обратился Ренд к Мак Нелли, -
Быть ли розовой Британии
И коричневой Германии?
Какой цвет нам взять для Дании
И какой цвет - для Испании?»

«Но пока не насолили
Гитлер вместе с Муссолини
Галифаксу, мы сидели,
Как в раю», - сказал Мак Нелли. 

«На сегодняшний момент, -
В ответ молвил мистер Ренд, - 
Лепишь карту то и дело.
День прошел – всё устарело.

Дни, когда, как говорится,
На замке были границы,
Безвозвратно  улетели».
«Да, ты прав», - сказал Мак Нелли.   
       Ньюман Леви
    To a Living Author

Your comedy I’ve read, my friend,
And liked the half you pilfered best;
Be sure the piece you yet may mend –
Take courage, man, and steal the rest. 
          (Anonymous)
 
Современному автору

В твоей комедии мне нравится та часть,
Которую удачно ты сумел украсть.
Смело, мой друг, по этому пути иди
И остальное тоже укради.
       (Анонимный автор)
 
How the Water Comes Down in Lodor

Here it comes sparkling,
And there it lies darkling,
Here smoking and frothing,
Its tumult and wrath in,
It hastens along, conflicting strong;
Now striking and raging,
As if a war waging,
Its caverns and rooks among,
Rising and leaping,
Sinking and creeping,
Swelling and flingling,
Eddying and whisking,
Spouting and frisking,
Turning and twisting,
Around and around;
With endless rebound;
Smiting and fighting,
A sight to delight in,
Confounding, astounding,
Dizzying and deafening the ear with its sound,
Receding and speeding,
And shocking and rocking,
And darting and parting,
And threading, and spreading,
And wheezing, and hissing,
And dripping and skipping,
And brightening and whitening,
And quivering and shivering,
And glittering and flittering,
And foaming and roaming,
And working and jerking, 
And heaving and cleaving,
And thundering and floundering,
And falling and crawling and sprawling,
And driving and riving and striving,
And sprinkling and twinkling  and wrinkling,
And sounding and bounding and rounding,
And bubbling and troubling and doubling,
Dividing and gliding and sliding,
And grumbling and rumbling and tumbling,
And clattering and battering and shuttering,
And gleaming and streaming and steaming and beaming,
And rushing and flushing and brushing and gushing,
And flapping and rapping and clapping and slapping,
And curling and whirling and purling and twirling,
Retreating and meeting, and beating, and sheeting,
Delaying and straying and playing and spraying,
Advancing and prancing and glancing and dancing,
Recoiling, turmoiling, and toiling and boiling,
And thumping and plumping and bumping and jumping,
And dashing and flashing and splashing and clashing;
And so never ending and always descending,
Sounds and motion for ever and ever are blending;
All at once, and all o’ver, with a misty uproar,-
And in this way the water comes down at Lodor.
          Robert Southy    

 Как поток падает в Лодор

Здесь он мчится, сверкая.
Там в тени отдыхая,
То шипя, то свистя,
То кряхтя, то летя,
То звеня, то кляня,
Растекаясь,сужаясь,
И ни с чем не считаясь,
То ласкаясь, плескаясь,
То играясь, толкаясь,
То смеясь, веселясь,
То змеясь, пузырясь,
То ленясь, то бодрясь,
То несясь, то вертясь,
То тащась, волочась,
То стуча сгоряча,
То ворча, то журча,
Темнея, светлея,
То вопя, то кипя,
То не смея немея,
То слепя, то глуша,
Словно войны ведя,
На врага в бой идя,
То скача и крича,
Кверху брызги меча,
Смолкая, стихая,
Дрожа, трепеща,
Пенясь и клубясь,
То бродя и журча,
То бредя и шепча,
То хваля, то браня,
То маня и дразня,
То гремя и грозя,
То скользя, егозя, то щепки везя,
То бурча, бормоча, клокоча,
Выпрямляясь и вновь извиваясь,
Расщепляясь, сжимаясь и вдруг разветвляясь,
Ликуя, гарцуя, танцуя,
Шумя, дымя и гремя,
Испаряясь, смущаясь и возмущаясь,
Горячась, возгордившись и мчась, 
Вздымаясь, вращаясь, колыхаясь, склоняясь,
Ударяя, швыряя, налетая и отступая,
Бросаясь, гоняясь, плескаясь, толкаясь,
Петляя, вихляя, угрожая, удержу не зная,
Хлеща, вереща, трепеща и треща,
Пиная, гоняясь, догоняя, теряясь,
Резвясь и играя, струясь и сияя.
Блуждая, петляя, завывая, смолкая,
Борясь, кипятясь, смиряясь, подчиняясь,
Негодуя, рискуя, воркуя, флиртуя,
И так не кончаясь, все время спускаясь,
С движением звуки объединяя.
Но вдруг с грохотом будто бы с гор
Низвергаются воды грозно в Лодор.
         Роберт Саути

Simple Melodies  Простые напевы Стихи Теккерея

  Little Miss Perkins

Little Miss Perkins
Much loved pickled Gerkins
And went to the cupboard and stole some
But they gave her such pains
She ne’er ate them again
She found them so shocking unwholesome.
     William Thackeray

Мисс Перкинс-малышка

Мисс Перкинс – глупышке
Нравились пышки,
Их много она утащила тайком.
Ее затошнило.
Малышка решила
Не есть больше пышки ни сейчас, ни потом.
     Уильям Теккерей
Suky Jones and Mary Grig

Dear Suky Jones
Though all skin and bones
Has a slim and an elegant figure
But Miss Mary Grig
Is as fat as a pig
And each day she grows bigger and bigger.

 Сьюки Джонс и Мэри Григ

Сьюки Джонс -  всем пригожа,
Хотя кости да кожа,
Но фигуру что надо имеет.
Мэри Григ, скажу я,
Так жирна, как свинья,
Что ни день, то все больше толстеет.
Miss Mary Night and her Brother

Miss Mary Night
Has a small appetite
But Thomas her brother’s a glutton
For breakfast he takes
Two pounds of beefsteaks
And for dinner a roast leg of mutton.   

Мисс Мэри Найт и ее брат

Мэри Найт умной стала,
Она ест очень мало,
А ее брат - он просто обжора,
И свиной отбивной,
И бараньей ногой
Набивает живот без зазора.
Tom Knight

I treble to write
The fate of Tom Knight
For here the poor fellow’s in bed seen
And see how he takes
Instead of beefsteaks
All sorts of the nastiest med’cine.

Том Найт
Не могу описать,
Как Том Найт стал страдать.
Он обжорства плоды пожинает.
Хилый, слабый, больной,
Вместо пищи мясной 
Он теперь лишь пилюли глотает. 
      Ned Torre
Little Ned Torre
Thinks of nothing but war
Of helmet of sword and of trumpet 
And when he can come
In the way of a drum
Our Neddy does nothing but thump it. 
        William Thackeray

Нед Торр
У Неда Торра мысль одна:
Нужны ему только война,
Шлем, меч, труба и барабан.
Нед Торр-вояка то и дело
Бьет  в барабан повсюду смело
На страх врагам из разных стран.
       Уильям Теккерей

Commanders of the Faithful

“The Pope is a happy man,
His Palace is in Vatican,
And there he sits and drains his can:
The Pope is a happy man.
I often say when I am at home,
I’d like to be the Pope of Rome.

“And then ther’s Sultan Saladin,
That Turkish Soldan, full of sin;
He has a hundred wives at least,
By which his pleasure is increased:
I’have often wished, I hope no sin,
That I were Sultan Saladin.

“But no, the Pope no wife may choose,
And so I would not wear his shoes;
No wine may drink the proud Paynim,
And so I’d rather not to be him:
My wife, my wine, I love I hope,
And would be neither Turk or Pope.”
        William Thackeray

   Повелители правоверных
 
У римского папы – небесная манна,
Блаженствует он во дворце Ватикана.
Стоит перед ним всегда чаша вина,
Которую пьет он до самого дна.
Я часто мечтал с просветленным лицом:
«О, если бы был я святейшим отцом!»

Жил раньше на свете султан Саладин,
Большой греховодник был сей властелин.
Имея в гареме своем сотни жен,
Все время в блаженство он был погружен.
Я часто мечтал, оставаясь один:
«О, если я был бы султан Саладин!»

Понтифик, однако, не должен жениться.
Вот это мне, право, совсем не годится.
Пить туркам и даже султанам вино
Категорически запрещено.
Люблю я жену, обожаю вино:
Ни папой, ни турком мне стать не дано. 
        Уильям Теккерей
Перевел Л.Сербин

      Tower of Ivory

This was decreed by super powers
In a moment of wisdom sideral,
That those who dwell upon ivory towers
Shall have heads of the same material.
        Leonard Bacon

    Башня из слоновой кости

Так божества определили
Порядок с самого начала:
Те, кто в башнях из слоновой кости жили,
Имели головы из того же материала.
       Леонард Бэкон
         
     Males and Females

The glabrous girl and hispid boy
Make all the roses dance with joy:
The hispid wench and glabrous youth
Make even roses seem uncouth.
So to your proper sexes flee:
Glabrosity, hispidity.

             W. Craddle   

     Мужчины и женщины

Если мужчины
Совсем без щетины,
Если дамы усатые
И волосатые,
Для удивления
Есть все причины.

      В. Крейддл

    
The Man on the Flying Trapeze

Oh, the girl that I loved she was handsome,
I tried all I knew her to please.
But I couldn’t please her a quarter as well
As the man on the flying trapeze.

                Chorus:
Oh, he flies through the air the greatest of ease,
The daring young man on the trapeze.
His figure is handsome, all girls he can please,
And my love he purloined her away. 

Last night as usual I went to her home.
There sat her old father and mother alone.
I asked for my love and they soon made it known
That she-e had flown away.

She packed up her box and eloped in the night,
To go-o with him at his ease.
He lowered her down from the four-story flight,
By means of his flying trapeze.

He took her to town and he dressed her in tights,
That he-e might live at his ease.
He ordered her up to the tent’s awful height,
To appear on the flying trapeze.

           Chorus:
Now she flies through the air with the greatest of ease,
The daring young girl on the flying trapeze.
Her figure is handsome, all men she can please.
And my love is purloined away.

Once I was happy, but now I’m forlorn, 
Like an old coat that is tattered and torn,
Left to this wide world to fret and to mourn,
Betrayed by a maid in her teens.
                Anonymous

Циркач на воздушной трапеции

Когда я любил, делал всё для нее,
Для моей ненаглядной Лукреции,
Но не мог одного, что циркач делать мог –
Летать на воздушной трапеции.

                Хор:
Свободно летал он, подобно богам древней Греции,
Этот самый циркач на воздушной трапеции
С изящной фигурой сеньора Венеции.
Любовь навсегда он похитил мою.

Вчера, как обычно, зашел я к ней в дом.
С этим домом давно уже я был знаком.
Старики мне печально сказали о том,
Что она прочь от них у-у-улетела.

Она собрала небольшой свой багаж,
Были сборы не долги Лукреции.
Он за ней залетел на четвертый этаж
На своей на воздушной трапеции.

Он увез ее прочь, приобрел ей трико,
И пришлось стать гимнасткой Лукреции.
Он заставил ее летать высоко
На опасной воздушной трапеции.

                Хор:
Она ныне, подобно богам древней Греции,
Летает вверх-вниз на воздушной трапеции,
Восхищается ею вся знать из Швеции.
А любовь от меня прочь улетела.

Я был счастлив безумно, когда был влюблен,
А теперь удручен и в тюфяк превращен
И скитаться по свету навек обречен.
Так покинут я был юной девой.

          Анонимный автор


     The Morning Song

A diamond of morning
Waked me an hour too soon,
Dawn had taken in the stars
And left the faint white moon.

O white moon, you are lonely,
It is the same with me;
But we have the world to roam over,
Only the lonely are free.
        Sara Teassdale

     Утренняя песня

Алмаз рассвета разбудил меня,
На час пораньше лишив сна.
Он звезды в небе погасил,
Осталась бледная луна.

Ты, бледная луна, бредешь
Теперь одна по небосводу.   
У нас неограниченный простор -
Лишь одиночество дает свободу.
         Сара Тисдейл (1884 – 1933)
   All Small

Your little hands,
Your little feet,
Your little mouth –
O God, how sweet!

Your little nose,
Your little ears,
Your eyes that shed
Such little tears!

Your little voice,
So soft and kind;
Your little soul,
Your little mind.

Samuel Hoffenstein (1890 – 1947)

Всё маленькое, или начал за здравие,
а кончил за упокой

Твоя ручка,
Твоя ножка
И твой носик
Совсем крошка,

Твои ушки,
Твои глазки
И твой ротик,
Ждущий ласки,

Твои губки,
Твой голосишко,
Твоя душонка,
Твой умишко.

Самуель Хоффенштайн 
   The Song against Grocers

God made the wicked Grocer
For a mystery and a sign,
That man might shun the awful shops
And go to inns to dine;
Where the bacon’s on the rafter
And the wine is in the wood,
And God that made good laughter
Has seen that they are good.

The evil-hearted Grocer
Would call his mother “Ma’am”,
And bow at her and bob at her,
Her aged soul to damn,
And rub his horrid hands and ask
What article was next,
Though mortis in articulo
Should be her proper text.

His props are not his children,
But pert lads underpaid,
Who call out “Cash!” and bang about
To work his wicked trade;
He keeps a lady in a cage
Most cruelly all day,
And makes her count and calls her “Miss”
Until she fades away.   

The righteous minds of innkeepers
Induce them now and then
To crack a bottle with a friend
Or treat unmoneyed men;
But who hath seen the Grocer
Treats housemaids to his teas
Or crack a bottle of fish-sauce
Or stand a man a cheese?

He sells us sands of Araby
As sugar for cash down;
He sweeps his shop and sells the dust
The purest salt in town,
He crams with cans of poisoned meat
Poor subjects of the King,
And when they die by thousands
Why, he laughs like anything.

The wicker Grocer groces
In spirits and in wine,
Nor friendly and in fellowship
As men in inns do dine;
But packed with soap and sardines
And carried off by grooms,
For to be snatched by Duchesses
And drunk in dressing-rooms.

The hell-instructed Grocer
Has a temple made of tin,
And the ruin of good innkeepers
Is loudly is urged therein;
But now the sands are running out
From sugar of a sort,
The Grocer trembles; for his time,
Just like his weight, is short. 
            G.K.Chesterton
Песня с осуждением лавочников

Бог создал мерзких лавочников
И дал нам ориентир:
Прочь от презренных лавок!
Да здравствует трактир!
В трактирах вино в бочках,
На жердочках - бекон.
Бог это всё увидел,
И был доволен он. 

Злой, лицемерный лавочник
Зовет мать «дорогая»
И кланяется ей низко,
В душе мать проклиная.
Слащаво руки потирает:
«А что еще угодно вам?»
А в мыслях – mortis articulo* -
«Иди ко всем чертям!»

Обслуга – не его дети,
А наглые юнцы,
Кто с громким криком «Сдача!»
Несутся, как гонцы.
Он держит леди в клетке**
Без всякого почтения,
Она считает деньги
До умопомрачения. 

А праведный трактирщик
И с другом посидит
За стойкою с бутылочкой,
И даст тебе кредит.
Кто видел, чтобы лавочник
С прислугою чаек пил?
Кто видел, чтоб знакомого
Он сыром угостил? 

Он выдает песок Сахары
За сахар тростника,
Соль в этой гнусной лавке -
Смесь пыли и песка.
Мясо в консервных банках
Может на полках год пылиться,
Его совсем не опечалит,
Что кто-то может отравиться.

Он продает вино, джин, виски
Не как в трактире, например;
Нет того духа дружбы
И обходительных манер.
Сует он мыло и сардины
В пакеты с мерзостным вином.
Пакеты шлют и герцогиням,
И горьким пьяницам потом. 

Живет исчадье ада
В дворцах, оббитых жестью,
Трактирам разориться
Желает, горя местью.
Из сахара в продаже
Песок почти исчез.
Лавочник дрожит, он знает:
Время его, как недовес.
           Г.К. Честертон 
*Mortis in articulo (лат.) - мгновенная смерть.
**Леди в клетке – имеется в виду кассирша.

    Mrs. Mary Blaize

Good people all, with one accord,
   Lament for Madam Blaize,
Who never wanted a good word –
   From those who spoke her praise.

The needy seldom pass’d her door,
   And always found her kind:
She freely lent to all the poor –
   Who left a pledge behind.

She stove the neighbourhood to please
   With manners wondrous winning;
And never followed wicked ways -   
   Unless when she was sinning.   

At church, in silks and satins new,
   With hoop of monstrous size,
She never slumbered in her pew –
   But when she shut her eyes. 

Her love was sought, I do aver,
   By twenty beaux and more;
The king himself has followed her –
   When she has walk’d before.

But now, her wealth and finery fled,
   Her hangers-on cut short-all:
The doctors found, when she was dead,-
   His last disorder mortal.

Let us lament, in sorrow sore,
   For Kent Street well may say,
That had she lived a twelvemonth more,-
   She had not die to-day.

          Oliver Goldsmith    

     Миссис Мэри Блэз

Как искренно честной народ
Скорбит по миссис Блэз!
Ей раньше не был нужен тот,
Кто с грубой лестью в душу лез.

Любой страдающий бедняк
К ней обратиться с просьбой мог.
Он друг был для нее, не враг,
Если оставлял он ей залог.

Ее вести себя манера
Соседей сразу покорила,
Крепка была в ней в Бога вера,
Она лишь изредка грешила.

В шелках нарядных в церковь шла,
Огромный обруч поддевала,
Она на скамье там не спала,
А только лишь дремала.

Толпа красавцев много лет
Ее почтительно любила,
И сам король глядел ей вслед,
Когда она мимо проходила.

Врачи узнали, в чем секрет,
Ее болезни роковой:
Богатств и ухажеров больше нет,
Как нет и красоты былой.

Скорбит по ней честной народ,
Помня про добрые дела.
Она жила бы еще год,
Если бы сейчас не умерла.

     Оливер Голдсмит
               Companions
      A Tale of a Grandfather

I know not of what we ponder’d
Or made pretty pretence to talk,
As, her hand within mine, we wander’d
Tow’rd the poll by the lime tree walk,
While the dew fell in showers from the passion flowers
And the blush-rose bent on her stalk.

I cannot recall her figure:
Was it regal as Juno’s own?
Or only a trifle bigger
Than the elves who surround the throne
Of the Fairy Queen, and are seen, I ween,
By mortals in dreams alone?

What her eyes were like, I know not:
Perhaps they were blurr’d with tears;
And perhaps in your skies there glow not
(On the contrary) clearer spheres.
No! as her eyes I am just as wise
As you or the cat, my dears.

Her teeth, I presume, were “pearly”:
But which was she, brunette or blonde?
Her hair, was a quaintly curly,
Or as straight as a beadle’s wand?
That I fail’d to remark: – it was rather dark
And shadowy round the pond.    

Then the hand that reposed so snugly
In mine – was it plump or spare?
Was the countenance fair or ugly?
Nay, children, you have me there!
My eyes were p’raps blurr’d: and besides I’d heard
That’s horribly rude to stare.

And I – was I brusque and surly?
Or oppressively bland and fond?
Was I partial to rising early?
Or why did we twain abscond,
All breakfastless too, from the public view
To prowl by a misty pond?

What pass’d, what was felt or spoken –
Whether anything pass’d at all –
And whether the heart was broken
That beat under that shelt’ring shawl –
(If shawl she had on, which I doubt) – has gone,
Yes, gone from me past recall.

Was I haply the lady’s suitor? 
Or her uncle? I can’t make out –
Ask your governess, dears, or tutor.
For myself, I’m in hopeless doubt
As why we were there, who on earth we were,
And what this is all about.
                C.S. Calverley   
    
Рассказ дедушки

Не помню, о чем размышляли,
О чем мы вели разговор.
Взявшись за руки, мы миновали
Подстриженных липок забор.
Кусты нас порой обдавали росой,
А красные розы ласкали наш взор. 

Была ли она, как Юнона –
Надменна, горда, величава?
А, может, как эльфы у трона,
Волшебницы-феи? Не помню, я право.
Но, кажется, феи и с причудой идеи,
Приходят во сне, если мыслю я здраво.

Какие глаза ее, точно не знаю, 
Но что-то светилось в них странное.
Наверное, слезы, как я полагаю,
Или что-нибудь даже стеклянное.
О ее глазах мнение у меня, к сожалению,
Не ясное и слишком туманное.

Ее зубы, как жемчуг, белели.
Брюнеткой была или, может,блондинкой?
Волосы мягкие или как хвоя у ели?
Нос прямой или, может, с горбинкой?
Это было давно, да к тому же темно
Было там, где петляла тропинка.

Была ли рука та прекрасна,
Антично аристократичная?
Была ли та дева ужасна
Или стройная и симпатичная?
Взгляд туман застилал, да к тому же я знал,
Что в упор вперить взор неприлично.

Был веселый я или угрюмый
И о чем мы мечтали вдвоем?
И какие нелепые думы
Приходили на ум мне потом?
Не поев, натощак, бродя просто так,
Мы вдвоем обошли водоем.

Может быть, что-нибудь приключилось,
Что закончилось жгучей печалью.
Может быть, ничего не случилось,
Лишь разбитое сердце под шалью.
Не помню, как жаль, была ль на ней шаль.
Что-то тянет меня к тому зазеркалью.

Может, сделал я ей предложение
Или это был кто-то другой.
Ваших, детки, наставников мнение
Может ясность внести в рассказ мой.
Я прочно забыл, где, когда я любил.
Не имею о том представления.
                Чарльз.С. Кальверли
    
                Night Clouds

The white mares of the moon rush along the sky
Beating their golden hoofs upon the glass Heavens;
The white mares of the moon all stand on their hind legs
Pawing at the green porcelain doors of the remote Heavens.
Fly, mares!
Strain your utmost,
Scatter the milky dust of stars,
Or the tiger sun will leap upon you and destroy you
With one lick of his vermilion tongue.
                Amy Lowell

               Ночные облака

Мчатся по небу белые кобылицы луны,
Златыми копытами бьют по хрустальной сфере;
Белые кобылицы луны встают на дыбы
И стучат в зеленые фарфоровые двери.
Летите вперед,
Кобылицы, во весь опор,
Поднимая молочную пыль звезд!
Ведь солнце-тигр может прыгнуть на вас
И вас слизнуть румяным своим языком.   
                Эми Лоуэлл
        To Minerva
      (From the Greek)

My temples throb, my pulses boil,
I am thick of Song, and Ode, and Ballad-
So Thyrsis, takew the Midnight Oil,
And pour it on a lobster salad.


My brain is dull,my sight is foul,
I cannot write a verse, or read,-
Then, Pallas, take away thine Owl,
And let us have a lark instead.
       Thomas Hood   

     К Минерве
(Перевод греческого)

Шум в голове моей и вдохновение погасло.
Меня тошнит от од, сонетов и баллад.
Афина, есть ли у тебя оливковое масло?
Вылей его на крабовый салат.

С больной, тяжелой головой
Нельзя стихотворством заниматься.
Не стой, Минерва, с умною совой.
Давай лучше шутить и забавляться.
         Томас Худ
****************************************************
       
On the Shelleys

'Twa not my wish
To be Sir Bysshe,
But 'twas the whim
Of son Tin.
    W.Wordsworth

       О Шелли 
Я и друзья мои никак не хотели,
Чтобы я стал еще одним Шелли.
Не нужен нам этот господин,
Но хочет этого сын мой Тин.
          Вордсворт