Сборник 7 поэтических переводов с английского

      Sorrow
Can I see another’s woe,
And not be in sorrow too?
Can I see another’s grief,
And not seek for kind relief?

Can I see a falling tear,
And not feel my sorrow’s share?
Can a father see his child
Weep, nor be with sorrow fill’d?

Can a mother sit and hear
An infant groan, an infant fear?
No, no! never can it be!
Never, never can it be!

And can He who smiles on all
Hear the wren with sorrows small,
Hear the small bird’s grief and care,
Hear the woes that infants bear,

And not sit beside the nest,
Pouring pity in their breast;
And not sit the cradle near,
Weeping tear on infants’ tear; 

And not sit both night and day,
Wiping all our tears away?
O, no! never can it be!
Never, never can it be!

He doth give His joy to all;
He becomes an infant small;
He becomes a man of woe;
He doth feel the sorrow too.

Think not thou canst sigh a sigh,
And thy Maker is not by;
Think not thou canst weep a tear,
And thy Maker is not near.

O! He gives to us His joy
That our grief He may destroy;
Till our grief is fled and gone
He doth sit by us and moan.
       William Blake

     О горе чужом
Мог бы я, услышав стоны,
Оставаться посторонним?
Мог бы я о тех, кто в горе,
Позабыть беспечно вскоре?

Зреть, как слезы горько льются,
И бездушно отвернуться?
Смог отец бы без участья
Наблюдать сына несчастья?

Может ли спокойно мать
Плач дитя воспринимать?
Нет, не будет, так не будет никогда!
Так не будет никогда!

Бог всех милостиво любит,
И птенца он не забудет.
Он прислушивается чутко
К плачу каждого малютки.

Гонит горе, что нас душит,
И вселяет радость в души,
Сидит там, где слышен стон,
Со страдальцем стонет он.
    Вильям Блейк
   Перевод Л.Сербина

Elegy on the Death of a Mad Dog

Good people all, of every sort,
   Give ear onto my song;
And if you find it a wond’rous short,
It cannot hold you long.

In Islington there was a man,
   Of whom the world may say,
That still a godly race he ran,
   Whene’er he went to pray.

A kind and gentle heart he had,
   To comfort friends and foes;
The naked every day he clad,
   When he put on his clothes.

And in that town a dog was found,
   As many dogs there be,
Both mongrel, puppy, whelp, and hound,
   And curs of low degree.

This dog and man at first were friends;
   But when a pique began,
The dog, to gain some private ends,
   Went mad and bit the man.

Around all the neighbouring streets
   The wond’ring neighbours ran,
And swore the dog has lost its wits,
  To bite so good a man.

The wound it seem’d both sore and sad
To every Christian eye;
And while they swore the dog was mad,
They swore the man would die.

But soon a wonder came to light,
That showed the rogues they lied:
The man recover’d of the bite,
The dog it was that died.

Oliver Goldsmith

Элегия на смерть бешеной собаки

Послушайте, честной народ,
Мой элегический рассказ.
Не длинный он и он займет
Немного времени у вас.

Некто в столице проживал,
Ни умный, ни тупица,
Рысцою в церковь он бежал,
Когда хотел молиться.

Среди друзей, среди врагов
Он добряком считался,
Одеть всех голых был готов,
Когда сам одевался.

Бродила всюду вдоль домов
Обычная собака
Среди дворняжек, жучек, псов,
Щенков, барбосов всяких.

Тот человек ее был друг,
Она его любила,   
Однако в ссоре его вдруг
Однажды все же укусила.

Поднялись шум и  кутерьма,
Толпа людей кричала:
«Собака та сошла с ума,
Раз добряка кусала».

Собака бешеной была,
Так сразу порешил народ,
Плохи у бедного дела,
Он обязательно умрет.

Был приговор несправедлив,
Это сказать мы можем смело.
Ведь человек остался жив,
А вот собака околела. 
Оливер Голдсмит (1730 – 1774)

Holding Hands

Elephants walking
Along the trails
Are holding hands
By holding tails.
Trunk and tails
Are handy things
W/hen elephants walk
In Circus rings.
Elephants work
And elephants play
And elephants walk
And fell so gay.
And when they walk –
It never fails
They’re holding hands
By holding tails.
    Lenore M. Link

  Рукопожатие слонов

Жест рукопожатия
У них прост:
Для этой цели
Служит хвост.
Им хобот нужен,
И хвост бесценен,
Когда играют
Они на сцене.
Слоны работают,
Слоны играют,
Слоны счастливые
Гуляют.
И не под ручку 
Они идут,
Они друг друга
За хвост берут.
   Ленор М. Линк
*************************************************
Fly,
Thy summer’s play
My thoughtless hand
Has brushed away.

Am not I
A fly like thee?
Or art not thou
A man like me?

For I dance,
And drink, and sing,
Till some blind hand
Shall brush my wing.

If thought is life
And strength and breath,
And the want
Of thought is death.

Then am I
A happy fly
If I live
Or if I die.

William Blake

    Муха
О муха малая,
Тебя
В разгар веселья
Прихлопнул я.

Разве не муха я?
Своей судьбой
Разве не схож
Вполне с тобой?

Я пью, пою,
Мне весело,
Но мне слепой рок
Сомнет крыло.

Мысль – это жизнь
И круговерть.
Исчезнет мысль –
И это смерть.

Веселой мухой
Я на миру,
Веселой мухой
Я умру.

Вильям Блейк
Перевод Л.Сербина

     Cover

Red leaves flutter,
Yellow leaves fall,
Brown leaves gather
Along a wall.
Brown leaves huddle
Against the gray
Stones some farmer
Set one way
Between two pastures.
Curled leaves keep
Any wall warm
When winter’s deep.
   Frances Frost

     Укрытие

Падают желтые листья,
Красные листья дрожат,
Рыжие листья
У стенки лежат. 
Жухлые листья
У серых камней
Фермер сложил,
Чтоб было теплей.
Будет не страшен
С утепленной стеной
Взбешенной вьюги
Волчий вой.

Фрэнсис Фрост (1905 - 1959)- американская поэтесса.

The Falling Star

I saw a star slide down the sky,
Blinding the north as it went by,
Too burning and too quick to hold,
Too lovely to be bought or sold,
Good only to make wishes on
And then for ever to be gone.
       Sara Teasdale

     Падающая звезда
Я наблюдала, как звезда пылала,
Когда по небу пролетала.
Никак нельзя ее поймать,
И не купить и не продать.
Успеешь только загадать желание
И навсегда уже прощание.
     Сара Тисдейл

       Вариант
Ее не схватишь на абордаж,
Ее не купишь, не продашь.

Sounds of the 80s

Big sounds, small sounds,
Noises fill the air;
Jets flying, babies crying,
Transistors everywhere.
Church bells ringing,
Choirboys singing,
Traffic noises too;
Clock ticking,
Dogs licking,
Noise of boot and shoe.
Fire bell clanging,
Front doors banging,
Everyday they’re there;
Big sounds, small sounds,
Sounds that fill the air.
   Lesley Wilkinson

   Звуки 80-х годов
Громкий шум, тихий шум,
Шум везде стоит:
Моторов рык, младенцев крик,
Радио бубнит;
Колокола звонят,
Церковный хор ребят
Вплетается в уличный шум;
Часов тик-так,
Гав-гав собак,
Ботинок бум-бум-бум.
Пожарные сирены
Порою сотрясают стены,
Парадные двери стучат.
Громкие шумы, тихие шумы
В воздухе стоят.
   Лесли Вилкинсон

The Jackdaw of Rheims

The Jackdaw sat in the Cardinal’s chair!
Bishop and Abbot, and Prior were there;
  Many a monk, and many a frier,
  Many a knight, many a squire,
With great many more of lesser degree –
With sooth, a goodly company;
And they served the Lord primate on bended knee.
  Never, I ween,
  Was  a prouder seen,
Read of in books, or dreamt of in dreams,
Than the Cardinal Lord Archbishop of Rheims!   

   In and out
   Through the motley rout,
The little Jackdaw kept hopping about; 
   Here and there,
   Like a dog in a fair,
Over comfits and cates,
   And dishes and plates,
 Cowl and cope, and rochet and pall,
Mitre and crosier, he hopped upon all!
   With saucy air,
   He perched on the chair
Where, in state, the great Lord Cardinal sat
In the great Lord Cardinal’s hat;
   And he peered in the face
   Jf his Lordship grace,
With a satisfied look, as if he would say,
“We two are the greatest folks here to-day!”
   And the priest, with awe,
   As such freaks they saw,
Said, “The devil must be in that little Jackdaw!’    

The feast was over, the board was cleared,
The flawns and the custards had all disappeared,
And six little singing-boys – dear little souls!
In nice clean faces, and nice white stoles,
   Came, in order due,
   Two by two,
Marching the grand refectory through! 

A nice little boy hold a golden ewer,
Embossed and filled with water, as pure
As any that flows between Rheims and Namur,
Which nice little boy stood ready to catch
In a fine golden hand-basin made to match.
The nice little boys, rather more grown,
Carried lavender-water and eau-de-Cologne;
And a nice little boy had a nice cake of soap,
Worthy of washing the hands of the Pope.
   One little boy more
   A napkin bore,
Of the best white diaper, fringed with pink,
And a Cardinal’s hat marked in “permanent ink.”

The great lord Cardinal turns at the sight
Of these nice little boys dressed all in white:
   From his finger he draws
   A costly turquoise ,
And, not thinking at all about little Jackdaws,
   Deposits it straight
   By the side of his plate,   
While the nice little boys on his Eminence wait;
Till, when nobody’s dreaming of any such thing,
That little Jackdaw hops off with the ring!   

   There’s a cry and a shout,
   And a deuce of a rout,
And nobody seems to know what they’re about,
But the monks have their pockets all turned out;
   The friars are kneeling,
   And hunting and feeling
The carpet, the floor, and the walls, and the ceiling.
   The Cardinal drew
   Off each plum-coloured shoe,
And left his red stockings exposed to the view;
   He peeps and he feels,
   In the shoes and the heels;
They turned up the dishes, they turned up the plates,
The take up the poker and poke out the grates,
    They turn up the rugs,
   They examine the mugs –
   But no! no such thing  ;
   They can’t find THE RING! 
And the abbot declared that “when nobody twigged it,
Some rascal or other had popped in and prigged it.”   

The Cardinal rose with a dignified look,
He called for his candle, his bell, and his book!
    In holy anger and pious grief,
    He solemnly cursed that rascally thief!
    He cursed him at board, he cursed him in bed;
    From the sole of his foot to the crown of his head;
    He cursed him in sleeping, that every night
    He would dream of the devil, and wake in a fright;
    He cursed him in eating, he cursed him in drinking,
    He cursed him in coughing, in sneezing, in winking;
    He cursed him in seating, in standing, in lying;
    He cursed him in walking, in riding, in flying,
    He cursed him in living, he cursed him in dying! –
Never was heard such a terrible curse!
    But, what gave rise
    To no little surprise,
Nobody seemed one penny the worse! 

   The day was gone,
   The night came on,
The monks and the friars they searched till dawn;
   When the Sacristan saw ,
   On crumpled claw,
Come limping a poor little Jackdaw;
   No longer gay,
   As on yesterday;
His feathers all seemed to be turned the wrong way;
His pinions drooped , he could hardly stand,
His head was as bold as the palm of your head;
   His eye so dim,
   So wasted each limb,
That, heedless of grammar, they all cried “THAT’S HIM!
That’s the scamp that has done this scandalous thing!
That’s the thief that has got my Lord Cardinal’s ring!” 

   The poor little Jackdaw,
   When the monks he saw,
Feeble gave went to the ghost of a caw,
And turned his bold head, as much as to say,
“Pray be so good as to walk this way!”
   Slower and slower
   He limped on before,
Till they came to the back of the belfry door,
   Where the first thing they saw,
   Midst the sticks and the straw,
Was the RING in the nest of this little Jackdaw!

Then the great Lord Cardinal called for his book,
And off that terrible curse he took;
   The mute expression
   Served in lieu of confession,
And being thus coupled with full restitution,
The Jackdaw got plenary absolution!
   When these words were heard,
   The poor little bird
Was so changed in a moment , ‘twas really absurd;
   He grew slick and fat;
   In addition to that ,
A fresh crop of feathers came thick as a mat!

   His tail waggled more
   Even than before;
But no longer it wagged with impudent air,
No longer he perched on the Cardinal’s chair,
   He hopped now about
   With gait devout; 
At matins, at vespers, he never was out;
And, so far from any more pilfering deeds,
He always seemed telling the Confessor’s beads.

If any one lied, or if any one swore,
Or  slumbered in prayer-time and happened to snore,
   The good Jackdaw
   Would give a great “Caw!”
As much as to say, “Don’t do so any more!”
While many remarked, as his manners they saw,
That they “never had known such a pious jackdaw!”
   He long lived the pride
   Of such country side,
And at last in the odour of sanctity died;
   When, as words were to faint
   His merits to paint,
The Conclave determined to make him a saint;
And on newly-made Saints and Popes, as you know
It’s custom, at Rome, new names to bestow,
So they canonized him by the name of Jim Crow!
            R.H. Barham

       Галка из Реймса

На почетное место галка взобралась
В зале, где церковная и светская знать вся собралась:
Прелаты, епископы, а также аббаты,
Рыцари, сквайры, аристократы.
Они все в почтении,
Припав на колени,
У примаса просили благословение.
Как я полагаю
И как я считаю:
Вряд ли представит кто-либо из вас,
Как величав был реймский примас.

Галка скакала,
Садясь где попало,
И удержу в том никакого не знала,
Носилась в угаре,
Как пес на базаре,
По яствам, сластям,
Садясь тут и там.
Влекло эту птицу
К посоху длинному и патерице.
Она дерзко скакала по сутанам и рясам
И взгромоздилась на кресле примаса.
А тот кардинальскую шапку надел
И величаво в том кресле сидел.
   Галка взирала
   На лицо кардинала,
Как бы хотела сказать эта птица:
«Мы здесь, конечно, главные лица!»
   Монахи, увидев, что она
   К ним непочтением дерзким полна,
Вскричали: «В ней поселился сам сатана!»

Окончена трапеза, очищен был стол, 
Для омовения рук миг пришел.
Поющие мальчики, как ангелочки,
На них белоснежные были сорочки,
   Вошли шестеро дружно туда,
   Построившись там у стола в два ряда,
Доставлена ими для мытья рук вода.   

Один ангелочек своею рукой
Держал перед ними кувшин золотой,
Наполненный доверху чистой водой;
Другой же прислужник держал золотой таз,
Который сверкал, как огромный алмаз;
Еще два мальчика предлагали с поклоном
Воду с лавандой и одеколоном;
Благоговейно держал в руках пятый
Мыло, достойное рук даже папы;
   А у шестого в ряду детки
   Для вытирания были салфетки
Из тонкого белого чудо-атласа
С красною вышивкой шапки примаса. 

Взирая умильно на мальчиков в белом,
Он жестом решительным с пальца снял  смело
Перстень из золота с дорогой бирюзой
И положил на стол рядом с собой.
Казалось, ничто не грозило бедой.
Его преосвященство
И все духовенство
Достигли в то время вершины блаженства.
Кто мог бы предвидеть такую напасть,
Что галка способна тот перстень украсть.   

  И вдруг в один миг
  Поднялся гам и крик,
Карманы все вывернуть брошен был клик,
Хотя и неясно, почему шум возник.
   Не для молений
   Каждый встал на колени,
А чтобы ощупать ковры в исступлении.
   Между тем кардинал
   Свои туфли снял,
Чулки фиолетовые всем показал,
Ощупал носки, ощупал и пяты
Обуви, с ног предварительно снятой.
Проверена тщетно была вся посуда -   
Чашки, тарелки, плошки и блюда,
Заглянули в кувшины,
Осмотрели камины,
Обыскан был полностью тщательно зал,
Но, увы,  перстень бесследно пропал.
Аббат заявил, что эта пропажа -
Самая подлая, гнусная кража.

С достоинством поднялся кардинал.
«Свечу, звонок и книгу мне»,- сказал.
В глубоком горе, с гневным взором
Он проклял негодяя-вора.
«Чтобы ему не пилось и не елось!
Чтоб не стоялось, не сиделось!
Чтоб без конца ему чихать!
Чтоб он не мог совсем лежать!
Чтоб он не мог летать, скакать!
Чтобы ему дьявол всегда снился!
Чтоб карачун с ним приключился!
Чтоб на том свете после смерти
Его на части разорвали черти!»
   От страшных проклятий
   Людям хуже не стало,
   Что всех удивляло,
Отметим здесь кстати. 

   Суматоха вся эта
   Шла вплоть до рассвета,
Пока ризничий не нашел галку бедную эту.
   Она ковыляла
   По полу зала
И сильно на правую лапу хромала,
   Шла не спеша,
   Едва лишь дыша,
У нее перья торчали, как иглы ежа. 
Вдобавок ко всем прочим бедам
Голова облысела, как у старого деда,
   Глаза потускнели,
   Глядят еле-еле.
Монахи вскричали: «Держите воровку!
Вяжите ее поскорее веревкой!»

   И бедная, жалкая, серая птица,
   Увидев монахов свирепые лица,
Пыталась у них снисхожденья добиться.
Она своим видом как бы хотела сказать:
«Сейчас я должна кое-что показать».
   Она повела всех добровольно
   К задней двери большой колокольни,
Бредя потихоньку, немного вразвалку,
К месту, где были солома и палки,
Ленточки, нити, остатки мочалки.
ПЕРСТЕНЬ был спрятан в гнезде этой галки!

Видя все это, кардинал книгу взял
И с галки проклятие страшное снял.
   Немое внимание
   Служило признанием,
И в завершение
Бедная галка получила прощение.
   Сразу чудо свершилось:
   В галке всё изменилось
И оперение на ней появилось.
   Она стала стройной
   И очень спокойной
И с поведением очень достойным.

   Она хоть виляла
   Хвостом, и немало,
Но не дерзко и нагло, как раньше бывало.
Она уважала сутаны и рясы
И не садилась на кресло примаса.
   Она набожной стала
   И где ни попало уже не скакала,
А чтоб  не взыграли воровские нотки,
Перебирала духовнику четки.

Если кто лгал, бранился привычно,
Во время молитвы дремал апатично,
Галка кричала пронзительно, зычно
И смысл ее крика был понятен отлично:
«Так поступать совсем не прилично!»
Все говорили, что галки манеры
Есть образец чистой, истинной веры.
   Она долго жила
   И счастливой была,
И тихо, спокойно потом умерла. 
За праведный образ жизни такой –
Набожный, скромный, чистый, благой,
Конклав объявил эту галку святой.
Для каждого папы, а также святого
Новое имя после смерти готово,
Поэтому галку назвали «Джим Кроу».
    Р.Х. Бархэм (1788-1845)
        Art

There is a reason,
There is a purpose clear.
Though men still starve
And live in hate and fear
Peace will reign
And joy will have its season.
There is a reason,
There is a purpose clear.
There is a reason,
There is a purpose clear. 
Though wars still rage
And the cost of freedom’s dear,
Peace will reign
And joy will have its season.
There is a reason,
There is a purpose clear.
There is a reason,
There is a purpose clear.
Though millions fall and the past
Is bleak and dear,
hold fast! A kinder
and more human age is near
where peace will reign and joy
will have its season.
There is a reason,
There is a purpose clear.

Earl Nurmi

Искусство

Есть ориентир,
Есть для надежды повод.
Пока еще сильны
Страх, ненависть и голод,
Но скоро всюду
Будет править мир.
Есть ориентир,
Есть для надежды повод.
Есть ориентир,
Есть для надежды повод.
Хотя цена свободы дорога,
И землю бьет военный молот,
Но скоро всюду
Править будут
Покой и мир.
Есть ориентир,
Есть для надежды повод.
Есть ориентир,
Есть для надежды повод.
Хотя тернист был прошлый путь,
И впереди нас ждет кровавый пир,
Крепись! Не будет мир расколот,
Грядет гуманный, добрый век,
В радости пребудет человек.
Есть ориентир,
Есть для надежды повод.
     Эрл Нурми
Перевел Л.Сербин

Эрл «Пит» Нурми (1942 -)  - американский поэт финского происхождения. Живет в штате Теннеси. Публикации:
Nurmi, Earl. A diverse Gathering. A Chapbook. West End Press.
                My Nation. The World. Pobbinnsdale NN: Guild Press, 1981. 


               Manners

When parents are polite to you and say “Please”,
It comes out as soft as cooked peas.

But when they get angry and they still say “Please”,
Then it sounds more like a sneeze:
                PULLEEAAZZZE!
           Eve Merriam

Вежливое слово

Просьба родителей "Пожалуйста" звучит, как нежный вздох,
И слово это мягкое, как вареный горох.

Но если тебе еще раз делают напоминание,
Оно звучит, как как раздраженное жужжание:
          ПО-Ж-Ж-ЖАЛ-УСТА!

         Ив Мерриам

   
Old Botany Bay

“I’m old
Botany Bay,
Stiff in the joints,
Little to say.

I am he
Who paved the way,
That you might walk
At your ease today.

I was the conscript
Sent to hell
To make in the desert
The living well;

I bore the heat,
I blazed the track –
Furrowed and bloody
Upon my back.

I split the rock;
I felled the tree:
The nation was –
Because of me!”

Old Botany Bay
Taking the sun
From day to day…
Shame on the mouth
That would deny
The knotted hands
That set us high!
Mary Gilmore

Старая бухта Ботани

«К вам обращаюсь
Я, Ботани-Бей;
Суставы болят,
Я стала дряхлей.
 
Я – это он,
Мостивший пути,
Где ныне ты можешь
Свободно пройти.

Я был преступник,
Сосланный в ад,
Чтобы в пустыне
Цветущий рос сад.

Страдал я в жару,
Привык спину гнуть.
Кровав и извилист
Был тяжкий мой путь.

Рубил я скалу,
И лес я рубил,
И целою нацией
В прошлом я был».

Старая Ботани-Бей
Греет суставы,
Когда потеплей…
Пусть будет стыдно тому,
Кто забудет подчас,
О корявых руках,
Возвеличивших нас.
    Мэри Гилмор

         The Silver Swan

The silver swan, who living had no note,
When death approached, unlocked her silent throat;
Leaning her breast against the reedy shore,
Thus sang her first and last, and sang no more:
Farewell all joys; O death, come close mine eyes;
More geese than swans now live, more fools than wise.
         Orlando Gibbons

    Лебедь

Без песен лебедь жизнь свою прожил
И только чуя смерть, он молчаливый рот раскрыл.
В прибрежных тростниках в печали находясь,
Пропел он в первый и в последний раз:
«Прощайте, радости! Я умереть уже готов;
Гусей на свете больше станет и глупцов
И меньше лебедей и мудрецов».
        Орландо Гиббонз
       Dictionary

A Dictionary’s where you can look thing up
To see if they’re really there:
To see if what you breathe is Air,
If what you sit on is a Chair,
If what you comb is curly hair,
If what you drink from is a Cup.
A Dictionary’s where you can look things up
To see if they’re really there.

   William Jay Smith

         Словарь
Словарь всегда служит подсказкой;
В нем всё находим, когда ищем:
Что воздух – это то, чем дышим;
Что ухо - это то, чем слышим;
Что ручка – это то, чем пишем;
То, из чего мы пьем, зовется чашкой.
Словарь всегда служит подсказкой;
В нем всё находим, когда ищем.
       Уильям Джей Смит
    
   Words

Out of us all
That make rhymes,
Will you choose sometimes –
As the winds use
A crack in a wall
Or a drain,
Their joy or their pain
To whistle through –
Choose me,
You English words?


I know you:
You are light as dreams,
Tough as oak,
Precious as gold,
As poppies and corn,
Or an old cloak:
Sweet as our birds
To the ear,
As the burnet rose
In the heat
Of Midsummer:
And strange as the races
Of dead and unborn:
Strange and sweet
Equally,
And familiar
To the eye,
As the dearest faces
That a man knows,

And as lost homes are:
But though older far
Than oldest yew, -
As our hills are, old, -
Worn new
Again and again:
You are as our streams
After rain:
And as dear
As the earth which you prove
That we love.

Make me content
With some sweetness
From Wales
Whose nightingales
Have no wings, -
From Wiltshire, and Kent
And Herefordshire,
And the villages there, -
From the names, and the things
No less.
Let me sometimes dance
With you,
Or climb
Or stand perchance
In ecstasy,
Fixed and free in a rhyme,
As poets do.

Edward Thomas (Eng. 1878-1917)

    Словеса
Из всех тех,
Кто стихи сочиняет,
Как ветер выбирает
Щель в стене
Или в водостоке,
Чтоб их вопль мук жестоких
Или радость
Донести до всех –
Остановите выбор на мне,
Английские словеса.

Я знаю вас:
Вы легки, как мечты,
Но тверды, как дуб,
Ценны, как мак,
Как золото, как хлеб,
Как старый фрак;
Звонки, как пенье
Наших птиц;
Душистее, чем розы
В разгар лета;
Диковиннее рас
Людей
Былых и будущих времен;
Сладки и странны
Одновременно;
Как  вид родных лиц,
Дорог
Ваш облик
Для нас.

Вы остались в томах,
Как забытые дома,
Вы старейшего тиса
Древней.
Как холмы стары,
Но с древней поры
Вновь и вновь молодея;
Вы подобны ручьям
После дождя;
Как родная земля,
Дороги нам. 

Жду от вас момента
Выпить сладость
Уэльских слов -
Этих соловьев,
Только бескрылых,
Слов Уолтшира, Кента
И Хемфордшира,
Испытать радость
От их сел милых,
И не меньше - от их имен.
Разрешите иногда танцевать
С вами,
С вами на гору влезать,
Или в экстаз приходя,
Точно и ровно
В строке стихами,
Словно поэт, стоять.
   Эдвард  Томас
 
The Song of the Engine

With snort and pant the engine dragged
Its heavy train uphill,
And puffed these words the while she puffed
And laboured with a will:
    (Very slowly)
“I think – I can – I think – I can,
 I’ve got – to reach  - the top,
I’m sure – I can – I will – get there,
I sim-ply must not stop!”
      (More quickly)
At last the top was reached and passed,
    And then – how changed the song!
The wheels all joined in the engine’s joy,
    As quickly she tore along!
       (Very fast)
“I knew I could do it, I knew I could win,
 Oh, rickety rackety rack!
And now for a roaring rushing race
Oh my smooth and shining track!”
         H.Worsley-Benison

    Песня паровоза
С натугой тянет паровоз
Тяжелый поезд на подъем.
Шумит, бурчит, шипит, свистит,
Пыхтя поет он вот о чем:
(Очень медленно)
«Пыхчу…хочу, пыхчу…хочу
Скорее… гору… одолеть.
Хрипящим голосом кричу:
«Остановиться здесь - не сметь!» 
(Побыстрее)
И вот другая песнь звучит:
Достиг вершины он!
И с паровозом распевают
Колеса в унисон.
(Очень быстро)
«Я знал, что смогу, что победа – за мной.
Вперед – так- так-так, тук-тук-тук!
И прямо лежит подо мной гладкий путь –
Мой верный сверкающий друг».
Х.Уорсли-Бенисон

      Courage

Dare to be true:
Nothing can need
A lie
The fault that needs one most
Grows two thereby.

  George Herbert
   
    Смелость
Ложь – долой,
Смело говори,
Правду не скрывая:
За ложью одной
Всегда ползет
Ложь другая.

Джордж Херберт
   
           Sea Fever
I must go down to the seas again, to the lonely sea and the sky,
I must go down to the seas again, to the vagrant gypsy life,
I must go down to the seas again, for the call of the running tide
Is a wild call and a clear call that may not be denied.
And all I ask is the wheel’s kick and the wind’s song and the white sail’s shaking,
And a great mist on the sea’s face and grey dawn breaking.
I must go down to the seas, to the vagrant gypsy life,
To the gull’s way and the whale’s way where the wind’s a whetted knife.
          John Masefield

     Морская лихорадка
К морю стремлюсь я опять и опять,
Вновь на его берегах погулять.
Мне вольным цыганом хотелось бы быть,
По пустынным морям одиноко бродить.
К морю стремлюсь я опять и опять:
Влечет к себе властно могучий прилив.
То голос природы – зовет меня мать
И я откликаюсь на этот призыв.
В ушах румпеля скрип и ветра привет,
В глазах белый парус и серый рассвет,
Я должен бродить по безбрежным морям,
Там, где бури бушуют, где вольготно ветрам.

      Джон Мейсфилд

Winter Pleasures

What a wealth of jolly things
Good old winter always brings!

Ice to skate on, hills to coast –
Don’t know which we like the most!

Games to play, and corn to pop –
Midnight seems too soon to stop!

Books to read aloud at night,
Songs to sing, and plays to write!

      Nona Keen Duffy

  Зимние радости
О, сколько радости для нас
Зима приносит каждый раз!

Мы можем на коньках кататься,
На лыжах с горочек спускаться,

Жарить попкорн, в игры играть
И не захочешь в полночь спать!

Мы также будем вслух читать,
Петь песни, пьесы сочинять.
    Нона Кин Даффи

     There isn’t Time

There isn’t time, there isn’t time
To do the things I want to do,
With all the mountain-tops to climb,
And all the woods to wander through,
And all the seas to sail upon,
And everywhere there is to go,
And all the people, every one
Who lives upon the earth to know.
There’s only time, there’s only time
To know a few, and do a few,
And then sit down and make a rhyme
About the rest I want to do.
    Eleanor Farjeon

   Не хватит времени

Не хватит времени на то,
Что я мечтаю сделать сам:
Пройти все горы и плато,
Пройти по всем лесам.
По всем морям хочу проплыть
На быстром корабле,
Хочу со всеми я дружить -
Со всеми на земле.
Нет, все свершить я не сумею,
Пусть будет что-то лишь в мечтах.
О том, что сделать не успею,
Я напишу в своих стихах.
      Элеонора Фарджон

When I grow up

When I grow up I mean to go
Where all the biggest rivers flow,
When I grow up I mean to rove
Through orange and palmetto grove,
To drive a sledge across the snow
Where great explorers like to go,
To hunt the treasures hid of old
By buccaneers and pirates bold.
        R.S. Holland

   Когда я стану взрослым

Когда немного повзрослею,
Большие реки я одолею,
Пройду пустыню в жгучий зной,
Ища в оазисах покой.
Я буду по снегам идти
Там, где не изведаны пути,
Найду в земле богатый клад,
Который закопал пират.
    Р.С. Холланд
No tear! O shed no tear!
The flower will bloom another year.
Weep no more! O, weep no more!
Young buds sleep in the root’s white core.
Dry your eyes! O dry your eyes,
For I was taught in Paradise
To ease my breast of melodies –
Shed no tear.
Overhead! Look overhead!
“Mong the blossoms white and red –
Look up, look up – I flutter now
On this flush pomegranate bough.
See me! ’tis this silvery bill 
Ever cures the good man’s ill.
Shed no tear! O shed no tear!
The flower will bloom another year.
Adieu, Adieu – I fly, Adieu,
I vanish in the heaven’s blue –
Adieu, Adieu!
        John Keats

О, слез не лей!

О, слез не лей! О, не рыдай!
Цветы расстелет новый май.
Пусть слезы высохнут в очах!
Младые почки спят в корнях.
О, утоли печаль свою!
Узнала песню я в раю,
Ее тебе я пропою.
О, слез не лей!
Вверх ты взгляни, вверх ты взгляни,
На красно-белые огни,
Увидишь эту красоту –
Ветви граната все в цвету,
И серебристый клюв спасет
Добрых людей от всех забот.
О, слез не лей! О, не рыдай!
Цветы расстелет новый май.
В небесной сини растворюсь.
Прощай, прощай, туда несусь.
Прощай, прощай!
        Джон Китс
   The Library

It looks like any building
When you pass it on the street,
Made of stone and glass and marble,
Made of iron and concrete.
But once inside you can ride
A camel or a train,
Visit Rome, Siam, or Nome,
Feel a hurricane,
Meet a king, learn to sing,
How to bake a pie,
Go to sea, plant a tree,
Find how airplanes fly,
Train a horse, and of course
Have all the dogs you’d like,
See the moon, a sandy dune,
Or catch a whooping pike.
Everything that books can bring
You’ll find inside those walls.
A world is there for you to share
When adventure calls.
You cannot tell its magic
By the way the building looks,
But there’s wonderment within it,
The wonderment of books.
    Barbara A. Huff

     Библиотека

Обычное здание
Серого тона
Из мрамора, руста,
Стекла и бетона.
И все же, зайдя сюда, сможешь
Попасть в Тегеран,
Париж, Альариш,
Пережить ураган,
Сажать тополя, повстречать короля,
Узнать про собак,
Других планет луны, песчаные дюны,
Увидеть маяк,
Поехать отсюда верхом на верблюде,
На поезде мчать,
Отправиться в море, с волнами споря,
Акулу поймать.
То, что книги дают,
В этих стенах все есть.
Весь мир перед вами,
Лишь стоит прочесть.
Большой серый дом –
Простое строение.
Но ждет тебя в нем
Не одно приключение.
   Барбара А. Хафф
      School-Bell

Nine-o’clock Bell!
Nine-o’clock Bell!
All the small children and big ones as well,
Pulling their stockings up, snatching their hats,
Cheeking and grumbling and giving back-chats
Laughing and quarreling, dropping their things,
These at snail’s pace and those upon wings,
Lagging behind a bit, running ahead,
Waiting at corners for lights to turn red,
Some of them scurrying,
Others not worrying,
Carelessly trudging or anxiously hurrying,
All through the streets they are coming pell-mell
At the Nine-o’clock
Nine-o’clock
Bell!
Eleanor Farjeon

   Школьный звонок

Школьный звонок,
Школьный звонок,
Значит, настал занятий срок.
Подростки и совсем малышки
Несут в портфелях свои книжки.
Ребята движутся, как стая:
Кто обгоняя, кто отставая,
Кто злясь, а кто шутя, смеясь,
Кто пулей мчась, а кто не торопясь.
У светофора ждут зеленый свет:
На красный свет дороги нет.
Течет по улице поток.
В девять часов,
В девять часов,
Конечно, зазвучит звонок.
      Элеонора Фарджон

     Under our Tree

Under our tree in the summertime
It’s good to lie in the grass,
And see the sky held up by the tree,
And feel the small wind pass
Over the tips of the tallest weeds;
And watch ants scurry and go
Through forests of moss on business
That only the insects know.
It’s good to lie still where no one can see
The world of the grass,
And the ants,
And me.

Solveig Paulson Russel

     Под нашим деревом

Как приятно лежать на покрове травы
Под раскидистым деревом летом,
Наблюдать за небесным клочком синевы,
Ощущать, как былинки трепещут под ветром,
Проследить нескончаемый бег муравьев.
Как по дикому лесу, они мчатся по мхам,
Деловито и ловко,
По каким-то своим неотложным делам.
Не укажет дорогу никакой ориентир
В мир травы,
Муравьев
И в мой собственный мир.
 
Сольвейг Паулсон Рассел
            Scramble
If the zebra were given the spots of the leopard
and the leopard the stripes of the zebra
then the leopard would have to be renamed the zeopard,
and the zebra retitled the lebra.

And wouldn’t we laugh if the gentle giraffe
swapped his neck for the hump on the camel?
For the camel would henceforth be called the camaffe,
the giraffe designated giramel.

It would be very funny, if the ears of the bunny
were exchanged for the horns of the sheep.
For the sheep would then surely be known as the shunny,
and the bunny quite simply the beep.
Jack Pelutsky

  Чепуха на постном масле

Если бы полосат был леопард,
А пятнами покрыта зебра,
То леопарда звали б зеопард,
А зебра бы носила имя «лебра».

Если б свой нрав сменил жираф
И поменялся шеей бы с верблюдом,
Жирафа звали бы верлаф,
Верблюда звали бы жирблюдом.

Если бы уши заячьи имел баран,
Если бы с рогами бегал шустрый заяц,
Барана звали б мы заран,
А заяц - тот носил бы имя «баяц».
      Джек Перлуцки

Things to Remember

The buttercups in May,
The wild rose on the spray,
The poppy in the hay,
The primrose in the dell,
The freckled foxglove bell,
The honeysuckle’s smell
Are things I would remember
When cheerless, raw November 
Makes room for dark December.
    James Reeves

О чем надо помнить

В мае видеть я могу
Таволгу на берегу,
Летом  - лютик на лугу,
Яркой примулы расцвет,
Красный маковый букет,
Жимолости белый цвет.
Вспоминаю это я,
Когда скуку ноября
Сменит стужа декабря.
     Джеймс Ривз

         Maying

Now is the time of Maying,
The pretty lambs are playing,
And maids and men,
In glades and glen,
Are straying, playing, maying,
Fa la la, Fa la la,
Straying, playing, maying.
It is the time of wooing,
Of billing and cooing,
And every dove
Has won his love
With suing, cooing, wooing.
Fa la la, Fa la la,
Suing, cooing, wooing.
It is the time of singing,
And all the air is ringing
With music’s swell
From bird and bell,
With dinging, ringing, singing.
Fa la la, Fa la la,
Dinging, ringing, swinging.   
     A.H. Miles

   Праздник мая

Настал праздник мая,
Это радость большая.
Люди гор и долин,
Все как один
Гуляют, играют и май отмечают.
Тра-ля-ля, тра-ля-ля,
Гуляют, играют и май отмечают.
Пора начинать
Куковать, щебетать,
И голубь воркует,
В любви торжествует,
Красуясь, целуясь, милуясь.   
Тра-ля-ля, тра-ля-ля,
Настала пора уже петь
И в воздухе звонко звенеть
Колоколам,
Птичьим хорам,
По разным местам
Звенеть, веселиться и петь.
Тра-ля-ля, тра-ля-ля,
Звенеть, веселиться и петь.
     А.Х. Майлз

        If I had a Hammer

If I had a hammer, I’d hammer in the morning
If I’d hammer in the evening all over this land;
I’d hammer out danger, I’d hammer out a warning,
I’d hammer out love between my brothers and sisters
All over this land.
If I had a bell, I’d ring it in the morning,
If I’d ring it in the evening all over this land;
I’d ring out danger, I’d ring out a warning,
I’d ring out love between my brothers and sisters
All over this land.
If I had a song, I’d sing it in the morning,
If I’d sing it in the evening all over this land;
I’d sing out danger, I’d sing out a warning,
I’d sing out love between my brothers and sisters
All over this land.
      Peter Seeger

     Имей я молоток

Имей я молоток, то устали не зная,
Стучал бы по утрам и вечерам в родном краю;
Стучал бы молотком, опасность отгоняя,
Чтобы любви добиться меж людей
В родном краю.

Имей я колокол, то устали не зная,
Звонил бы по утрам и вечерам в родном краю;
Звонил бы я, опасность отгоняя,
Чтоб братскую любовь будить
В родном краю.

А если б песни шли на ум, то устали не зная,
Я пел бы песни по утрам и вечерам в родном краю;
Я пел бы вам, опасность отгоняя,
Чтоб братскую любовь воспеть
В родном краю.
         Питер Сигер

     The Peppery Man

The peppery man was cross and thin;
He scolded out and scolded in;
He shook his fist, his hair he tore;
He stamped his feet and slammed his door.
Heigh ho, the Peppery man,
The rabid, crabbed Peppery man!
Oh, never since the world began
Was anyone like the Peppery Man.
His ugly temper was so sour
He often scolded for an hour;
He gnashed his teeth and stormed an scowled,
He snapped and snarled and yelled and howled.

He wore a fierce and savage frown;
He scolded up and scolded down;
He scolded over field and glen,
And then he scolded back again.

His neighbors, when they heard his roars,
Closed their blinds and locked their doors,
Shut their windows, sought their beds,
Stopped their ears and covered their heads.

He fretted, chafed, and boiled and fumed;
With fiery rage he was consumed,
And no one know, when he was vexed,
What in the world would happen next.
Arthur Macy

             Буян
Бранчливый Буян, нервный, тощий и злой
Имел зачастую ужасный настрой.
Он волосы рвал, махал кулаками,
И топал ногами, и хлопал дверями. 
О-хо-хо, большой изъян
Имел бранчливый наш Буян!
Наверное, такой задира
Один лишь был от сотворенья мира.
Когда он бывал раздраженный и злой,
Тогда он бранился и час и другой,
Он щелкал зубами, бросал дикий взгляд,
Орал  благим матом, даже выл, говорят.

Не в духе он был на высоких вершинах,
Брюзжал раздраженно в зеленых долинах,
Ругался же чаще он в чаще лесной,
И брань изрыгал, возвратившись домой.

Рычал он, как самые дикие звери.
Соседи тотчас запирали все двери,
И уши заткнув, ползли под кровать,
Чтоб только бы рыка его не слыхать.

Как он чертыхался, плевался, грозился,
Снедаемый злобой, с которой родился!
Не знает никто, что сделает он,
Когда будет чем-то опять раздражен.
         Артур Мейси

The Brewer’s Man

Have I a wife? Bedam I have!
But I was badly mated:
I hit her a great clout one night,
And now we are separated.

And mornin’s going to my work
I meet her on the quay:
‘Good mornin’ to ye, ma’am,’ says I;
‘To hell with ye,’ says she.
      L.A.G.Strong

         Пивовар
Да, я женат, не холостяк,
Но вздорная у меня жена:
Я дал хороший ей тумак,
И от меня ушла она.

Как только выйду на аллею,
Жену свою встречаю там,
Здороваюсь учтиво с нею,
Она кричит: «Иди к чертям!»
       Л.А.Г.Стронг

     ; and ;
The glabrous girl and hispid boy
Make all the roses dance with joy:
The hispid wench and glabrous youth
Make even roses seem un couth.
So to your proper sexes flee:
Glabrosity, hispidity!
       W. Craddle

; и ;
Если на лице твоем щетина,
То это значит, ты мужчина.
А если женщина - пушок
Служит украшеньем твоих щек. 
Бывает, правда, наоборот,
Тогда сам черт не разберет. 
       У. Краддл
        Forbidden Drink

‘No one will milk a cow within
The area!” So reads the sign.
Since drinking milk is such a sin,
Cheer up, we’ll get along on wine.
Italy: May, 1944
      Robert Lovett

    Запрещенный напиток

В Италии коров полным-полно,
Но их доить запрещено.
Пить молоко как бы грешно,
И мы здесь пьем одно вино.

   Италия, май 1944 г.
Из письма американского солдата
      Роберт Ловетт

      Then as to Feasting
Then as to feasting, it doesn’t agree with me-
Each single Goblet is equal to three with me,
Wine is my foe tho’ I still am a friend of it.
Hock becomes a hic – with a cup at the end of it.
Oliver Wendell Holmes

Кстати о пирах

Пиры на пользу не идут никак:
Выпью бокал, а кажется, что три.
Я друг вину, но оно мой враг,
И этот враг внутри меня горит.
    Оливер Уенделл Холмс

Epigram on an Academic Visit to the Continent

I went to Frankfurt, and got drunk
With that most learn’d professor – Brunk;
I went to Worts, and got more drunken
With that more learn’d professor – Ruhnken.
        Richard Porson

Эпиграмма на научный визит на континент.
Brunk (?)         Ruhnken (?)

Отчет советского ученого о научной командировке

(В подражание Ричарду Порсону)

В Тбилиси выполнял научные задания,
С Гершуни* там пил алазани я.
Приехал в Ереван, встречал Амбарцумян*,
Коньяк с ним пил, был в стельку пьян.

*Гершуни -  советский физиолог, член-корреспондент АН СССР 
*Амбарцумян – академик, астроном.

         The Shark

The shark has teeth set like a saw
In serried rows within his jaw.
When one set gets the worse for wear,
He simply pushes in a spare.
With all of his successive dentures
He has carnivorous adventures.
And since he cannot bear the sight of you,
He rolls on his back to take a bite of you.
        Earnest A. Hooton

Акула

Акулья пасть – комплект зубов,
Торчащих в несколько рядов.
Сотрется ряд, потом – другой,
Идет тогда в ход запасной.
Вот почему ей грызть всё можно,
Не проявляя осторожность.
Ей ненавистен весь ваш вид,
Она сожрать вас норовит.
Эрнест А. Хутон

A simple bard of Nature I,
Whose vernal Muse delights to chant
The objects of the earth and sky,
The things that walk, the things that fly,
And those that can’t.
        Dum-Dum

Я скромный бард живой природы.
Всегда приятно воспевать
Тех, кого мой взор весной находит,
Кто плавает, кто ползает, кто ходит,
Кто может прыгать и летать.
        Дум-Дум

To his Godson Gerald G.A. Jackson
Aids to answering the first question in the catechism

When C.J.G. Arden goes out to the garden,
To play with the slugs and snails,
Their lives are imperilled by C.A.J. Gerald,
Who treads on their backs and their tails.
Their tails and their backs on, treads G.C.A. Jackson,
And each of them squirms and  exclaims,
Oh, G.A.J. Christopher, see how I twist over,   
Under your numerous names”.
          A.E. Housman

Своему крестнику Джеральду К.А. Джексону
Помощь для ответа на первый вопрос в катехизисе
 
Когда Дж.А.Дж. Кристофер, поутру выпив кофе,
С улиткой и слизнем играет в саду,
Ботинок К.А.Дж. Джеральда, потомка геральда,
Навлечь на них может большую беду.
Гуляет Дж.К.А. Джексон, съел жирный бифштекс он,
А жук на рок сетует, вот чем он смущен:
«Как тяжко, К.Дж. Дж. Арден, скажу я по правде,
Под бременем всех твоих громких имен».      
          А.Э. Хаусман
Здесь Хаусман обыгрывает длинное имя и фамилию своего крестника- Джеральд Кристофер Арден Джексон, давая в конце полное имя и приводя остальные имена в виде инициалов.   

History of Education

The decent docent does not doze:
He teaches standing on his toes.
His student dassn’t doze – and does,
And that’s what teaching is and was.
       David McCord

    История образования

Доцент не дремлет, надев очки,
Он учит, став на цыпочки.
Его студенты сна не знают.
Так обучали и обучают.
        Дэвид Маккорд
            
          Commuter

Commuter – one who spends his life
In riding to and from his wife;
A man who shaves and takes a train
And then rides back to shave again.
E.B. White

Коммивояжеры

Коммивояжеры ездить должны
На ночь к жене, а утром – от жены.
Им дома нужно лишь бритье,
Такое их житье-бытье.   
         Э.Б. Уайт

     On China Blue

On china blue my lobster red
Proceeds my cutlet brown,
Wit which my salad green is sped
By yellow Chablis down.

Lord, if good living be no sin,
But innocent delight,
O polarize these hues within
To one eupeptic white.

     Sir Stephen Caselee

    На синем блюде

Красный омар на синем блюде
С румяным мясом принесли,
Салат зеленый еще будет
И золотистое шабли.

О боже, я прошу за сутки
(В сытном обеде греха ведь нет?)
Поляризовать цвета в желудке
В переваримый белый цвет.

    Сэр Стивен Кейсли

     The Englishman

St. George he was for England,
And before he killed the dragon
He drank a pint of English ale
Out of English flagon.
For though he fast right readily
In hair-shirt or in mail,
It isn’t safe to give him cakes
Unless you give him ale.

St. George he was for England,
And right gallantly set free
The lady left for dragon’s meat
And tied up to a tree;
But since he stood for England
And knew what England means,
Unless you give him bacon
You mustn’t give him beans.

But since he stood for England,
And shall wear the shield he wore
When we go out in armor
With the battle-cross before. 
But though he is jolly company
And very pleased to dine,   
It isn’t safe to give him nuts
Unless you give him wine.
       G.K. Chesterton

Англичанин
Святой Георгий, прежде чем выбрать цель,
И поразить ужасного дракона,
Для храбрости пил крепкий эль, 
Эль из английского флакона.
Хотя постится он обычно
И жесткая у него постель,
Ему опасно давать кексы,
Не предложив английский эль.

Святой Георгий, победитель,
Кто ныне покровитель трона,
Галантно деву спас от смерти,
Отняв закуску у дракона.
Святой Георгий, наш покровитель,
Не бросил жертву на произвол судьбы.
Если не дать ему бекона, 
То не нужны ему бобы.

Святой Георгий – наш покровитель.
Он - с нами со своим щитом,
С копьем наперевес, в кольчуге,
Когда мы в смертный бой идем.
Хотя он славный сотрапезник,
Любит поесть охотно, но…
Опасно, щедро дав орешки,
Не предлагать ему вино.
     Г. К. Честертон

     Us Poets

Swift was sweet on Stella;
Poe had his Lenor;
Burn’s fancy turned to Nancy
And a dozen more.

Pope was quite a trifler;
Goldsmith was a case;
Byron’d flirt with any skirt
From Liverpool to Thrace.

Sheridan philandered;
Shelly, Keats, and Moore
All were there with some affair
Far from lit’rachoor. 

Fickle is the heart of
Each immortal bard.
Mine alone is made of stone –
Gotta work to hard.

   Franklin P. Adams

     Мы, поэты

Свифт увлечен был Стеллой,
У По была Линор;
А Бернс хотел до пенсии ухаживать за Нэнси
И на других девиц бросать свой взор.

Был Поуп волокита,
Был Голдсмит таков;
С душою хрупкой, за каждой юбкой
Бежать лорд Байрон был готов.

Был Шеридан повеса,
А Шелли, Китс и Мур –
Каждый в своем стиле зачинщиками слыли
Разных любовных авантюр.

У всех поэтов-гениев
Не сердце – просто пламень.
Мне недосуг влюбиться, я должен век трудиться,
А мое сердце, точно  камень.   
       Франклин П. Адамс
      
Here lies the victim of experiment,
Hard by the byre she was joy and pride of;
They played Valse Triste to make her more content,
Alas! That was the tune the old cow died of.
          J.B. Morton

Лежит здесь жертва эксперимента,
Умершая от горя и печали.
Жива была корова до того момента,
Пока «Печальный вальс» ей не сыграли.
       Дж.Б. Мортон

            Of all the Men

Of all the men one meets about,
There’s none like Jack - he’s everywhere:
At church - park – auction – dinner - rout –
Go when and where you will, he’s there.
Try the West End, he’s at your back –
Meets you, like Eurus, in the East –
You’re called upon for “How do, Jack?”
One hundred times a day, at least.
A friend of his one evening said,
At home he took his pensive way,
“Upon my soul, I fear Jack’s dead –
I’ve seen him but three times to-day!”
          Thomas Moore

Вездесущий Джек

Джек вездесущ, находится везде он.
Идешь к каким-нибудь местам –
В парк, церковь, в ресторан, на аукцион,
Придешь туда, а Джек уж там.
Идешь в Уест-Энд, он за тобою вслед,
Как ветер, дующий с Востока,
И сотню раз кричишь ему «Привет!»,
Его увидев ненароком. 
Однажды друг мне так сказал,
Вот как звучит буквально его фраза:
«Мне кажется, что Джек концы отдал –
Его я встретил лишь три раза».
       Томас Мур


     Muddled Metaphors

Oh, ever thus from childhood’s hour
I’ve seen my fondest hopes recede!
I never loved a tree or flower
That didn’t trump in partner’s lead.

I never nursed a dear gazelle,
To glad me with its dappled hide,
But when it came to know me well
It fell upon the buttered side.

I never taught a cockatoo
To whistle comic songs profound,
But just when “Jolly Dogs” it knew
It failed for ninepence in the pound. 

I never reared a walrus cub
In my aquarium to plunge,
But, when it learnt to love its tub,
It placidly threw up the sponge.

I never strove a metaphor
To every bosom home to bring,
But – just as it had reached the door –
It went and cut a pigeon’s wing.    
      Thomas Hood,Jr.

    Сумбурные метафоры

Я с детства знал людские нравы,
Мечты разбиты в пух и прах.
Я не любил цветы и травы,
И ждал меня позорный крах.

Я не выращивал газелей,
Не загонял их на пустырь.
Узнай газели о моей цели,
Ушли давно бы в монастырь.

И не учил я попугая
Фривольные куплеты петь,
Но попугай, давно их зная,
Хотел  лишь песней смерть презреть.

Я в ванне не растил моржонка.
Когда он все же занемог,
Он с горя утопил котенка
И лучше выдумать не мог.

Я был всегда против метафор,
Они трещат, как коростель.
Если обращусь к ним я как автор,
Они мне выкинут фортель.   
       Томас Худ мл.

         The Twins

In form and feature, face and limb,
I grew so like my brother
That folks got taking for him
And each for one another.
It puzzled all our kith and kin,
It reached an awful pitch:
For one of us was born a twin,
And not a soul knew which.
 
One day (to make the matter worse),
Before our names were fix’d,
As we were being washed by nurse,
We got completely mix’d.
And thus, you see, by Fate’s decree,
(Or rather Nurse’s him)
My brother John got christened me,
  And I got christened him.

This fatal likeness even dogg’d
  My footsteps when at school,
And I was always getting flogg’d –
  For John turn’d out a fool.
I put this question hopelessly
  To everyman I knew –
What would you do if you were me,
  To prove that you were you?

Our close resemblance turned the tide
  Of my domestic life:
For somehow my intended bride
Became my brother’s wife.
In short, year after year the same
  Absurd mistakes went on;
And when I died – the neighbours came
  And buried brother John!
       H.S. Leigh

Близнецы

Мы в детстве были – брат и я
Похожи, как две капли, дети.
Нас путали всегда друзья,
Родные, близкие, соседи.
Нас, с одинаковым лицом,
Не мог определить никто.
Один из нас был близнецом,
Неясно только, кто был кто.

Когда еще нас не крестили,
Нас было надобно купать,
Обоих в ванну поместили,
Кто он, кто я – уж не узнать.
Определено было судьбою,
А, может, нянею, что Джон
Был произвольно назван мною,
А я крещен как будто он. 

Коварных бед нелепый шквал
Преследовал меня и в школе:
Когда Джон двойки получал,
Меня за них пороли. 
Я надоел, сказать по чести,
Людям вопросом таковым:
«Как поступили бы вы на моем месте,
Чтоб доказать, что вы есть вы?»

Надо сказать, что схожесть эта
В семейной жизни мне мешала:
Моя невеста Елизавета
Женою брата все же стала.
Страдали я и брат-близнец,
Нелепых случаев – миллион.
Когда я умер, наконец,
Был похоронен мой брат Джон!
        Х.С. Лей
          The Horse

I know two things about the horse
And one of them is rather coarse.
     (Anon.: 20th cent.)

        Кобыла

Я знал две шутки о кобыле,
И обе непристойны были.
(Анонимный автор 20-го столетия)

I know two jokes about the horse,
But both jokes are rather coarse.

О кобыле я знаю две шутки отличные,
Но обе они совсем неприличные.   
A Copy of Verses on Mr. Day,
Who from his landlord Ran Away

Here Day and Night conspired a sudden flight,
For Day, they say, has run away by Night. 
Day‘s passed and gone. Why, landlord, were’s your rent?
Did you not see that Day was almost spent?
Day pawned and sold, and put off what he might;
Though it be ne’er so dark, Day will be light.
You had one day a tenant, and would fain
Your eyes could see that Day but once again.
No, landlord, no; now you may truly say
(And to your cost, too) you have lost the Day.
Day is departed in a mist, I fear,
For Day is broke, and yet does not appear. 

But how now, landlord, what’s matter, pray?
What! You can’t sleep, you long so much for Day?
Cheer up, then, man; what though you’ve lost a sum,
You do not know that pay-day yet will come?
I will engage, do you but leave your sorrow,
My life for yours, Day comes again to-morrow;
And for your rent – never torment your soul,
You’ll quickly see Day peeping through a hole.
               Anon.

Стихи о мистере Дне и о том, как он тайком покинул дом

Мистер Дей, по-русски День,
Быстро скрылся, как олень.
Счет остался без оплаты,
Твой жилец – жуликоватый. 
День давно уже в залог
Отдал все, что только мог.
Был бы  День твой лучезарный,
Он не был бы столь коварный.
Ты, хозяин, пока в трансе:
Как латаь дыру в балансе?
Скрылся День в ночном тумане.
Не печалься об обмане.

Ты тревожишься во сне?
Ты всё думаешь о Дне?
Нет ни Дня и ни оплаты,
Но окупятся затраты.
Я на спор готов сказать:
Завтра будет день опять.
Что горюниться без толку:
День вернется через щелку.
     Анонимный автор