A priori

Давно не вижу.
Словами
гордыми.
И снами
стертыми,
где мы пытали
себя же
сами.

Пленен аккордами,
растоптан нотами,
табачным дымом
густым и вязким,
слепыми сказками,
цветочным мылом,
унылым
видом
и ветром стылым,
пустыми водами.

Я забываю.
имен значение
весною тает.
И сны вечерние
иссякли муторно,
а к их свечению
мое влечение
вело до утренней
священной
радости.
В ущелья
каменность,
где мне бы вымостить
дорогу грезами.
И в каждой щели бы
пробились розами
мечты, по совести
невыполнимые.
Но так любимые,
что и угрозами
из сердца выманить
никто не смог бы.

Мои же догмы
касались истины,
а истин - гОловы.
Голов ладонями
коснуться мыслимо
но недозволенно.

С чужими болями,
дотошно,
медленно,
пленяя волею
своей несломленной,
дойду до сложного,
бокал вина пролью
себе на волосы.
Возможно,
помыслы
чисты и холосты.
Но жизнь не сложена
из несложимого,
тебя не вижу я.
Взбираюсь выше.
Камыш
и крыши,
и слышу
голос.
Меняю промысел
на наказание.
И злая мания
не пишет писем.
На стенах виснет
от скуки
траурной,
тоски,
и плавное -
плетями руки
вдоль тела брошены.

Уж так положено.
Не будет рубрики
про колос скошенный.
Про справки, кубики
и про халатики.
В моей галактике
немало практики,
живой риторики,
военной тактики,
но по проторенной
дорожке стоптанной
и заговОренной
никак не выбраться.
И ты, затворница,
душа-искусница,
меня пленившая,
не ждешь на улице.
Тебя полиция
при всем желании
едва ли
вытащит.

Меня оставили
без средств к защите
средь черных полос.
Меня изранили
твой взгляд и голос.

Твои печали
пугались мнительно,
когда молчали,
сжимаясь, видели,
огни причала.
Корабль подан уж.
Пускай жары и стуж
избегнешь ты.
Мои мечты просты,
мои слова пусты
еще с начала.
Был мертвый зал.

Ты не кричала.
Я жег мосты,
а сам
остыл,
и быть беде.
Врача.
Хотя.
К тебе.

Тебя.