нет, я не сошла с ума, тут мои глаза, привет

Земля - это гигантский синий гранат, и у него сок брызжет из каждой дольки.
А через две, а может двадцать комнат сидит моя мама и шьет платье при тусклом свете светильника,
А у меня в горсти - три звезды горят.
В память о мальчике с белой кожей, девочке с родинками на шее и людях, неизменно тянущихся к свету.
А еще я знаю всех Аурелиано, я тянула к ним руки,
Но им они, очевидно, не нужны. У них свои есть.
Они ими делают прекрасных золотых рыбок,
а у меня недавно пятеро таких в аквариуме умерло.
И еще я маленькая девочка, не кричите на меня,
Я не выношу криков, не выношу рифм и размеров,
черных воронов, чая с молоком, батончиков со злаками,
Когда моя мама плачет и я не хочу, не хочу, не хочу видеть, как мои любимые люди иссыхают до твердости камня.
Зато жутко люблю, когда они пахнут детским мылом,
Молоком, манной кашей, медом, ромашками и сиренью,
А не свинцом, ржавым железом и солью.
И я не хочу, не хочу, не хочу про смерть, панихиды и старость.
Я не знаю смерти, не видела гробов и никто меня никогда не убивал.
Я живая как тогда, когда мама впервые взяла меня в руки и посмотрела мне в глаза.
И, да, все верно, тут не будет боли, плача, хрипа, того, как же глупо это все и как неисправимо,
А будет только то, что у яблока кожица прозрачная и нежная,
Про то, какой красивый рассвет бывает весной в моем окне справа от кровати, если лицом к двери,
И про то, как папа выбирал мне самое дорогое мороженое в пять лет,
И не хочу про взрослое и не хочу про жизнь,
Хочу про то, что у дельфинов почему-то глаза счастливые,
И про то, как наверное здорово быть рожью,
И как здорово быть солнцем и освящать все.
Я маленькая девочка, я глупая девочка, я не гений,
Поэтому я допишу эту исповедь слабоумного малыша.
Потому что всякая исповедь имеет право существовать,
Как имеют право существовать снег в июле, нелюбимые дети и подтаявший лед на моих руках.
И как имеет право быть каждая некрасивая девочка любимой или даже насколько имеет больше на это прав.
Потому что внутри каждой некрасивой девочки живут солнечные зайчики, закусанные губы и дрожащие руки,
Апельсиновый сок и двадцать самых красивых закатов,
А еще запах дыни, потому что дыня пахнет свежестью, свободой и первым поцелуем,
Точно так же, как все это просвечивает из глаз добрых людей.
Или ночь в марте, когда можно просто сидеть на подоконнике
И смотреть, смотреть, смотреть в это огромное небо с тысячами чьих-то чужих звезд.
Или чувствовать, как же сейчас приятно пахнет земля,
По которой все ходят, на которую рушатся ливни, а она все равно приятно пахнет.
Привет, я ребенок, ребенок, ребенок, я ничего не знаю, ничего никому не объясню, ничего не скажу, кроме того,
Что я видела самые красивые руки на земле и самый красивый лист клена,
и про то, как смущенно жмется в моей ладони маленький листок клевера.
Я не умею писать стихи, утешать и помогать советом,
Но обнимаю крепко.
И мне жутко нечем закончить этот маленький приступ эпилепсии,
Поэтому, давай по-старому - я люблю тебя.
Это же не самый скверный конец для небольшой эпилепсии, так ведь?