Утоли моя печали

Ты никогда не видел её такой: рыдающей,
Глупой, неуверенной, маленькой размазней.
Она же никогда не увидит тебя таким:
Разбитым, циничным, действительно молодым.

Ослепленная горем, она слышит в трубке:
"Он не достоин твоей любви, а я достойна".
Мысленно соглашается на долю минуты.
Оставляет сильный укус на губах бескровных.

Глаза постепенно краснеют, руки дрожат.
Отчего-то так сильно хочется умереть,
И сапфировые узоры вен так её ворожат.
Пустота в голове, желанье души - сгореть.

Трубка падает на пол, эмоции давят на горло,
Взгляд исподлобья направлен в глухую Нирвану.
Рукавом уже мокрым текущие слезы утерла,
Вот так развивалась склонность к самообману.

Точеные скулы бледны, а глаза - бесцветны.
Внутри глубина безличных и тесных пустот,
Подобных щелям, что меж полом паркетным.
Когда же одиночество её уже разорвет?

Обычно в такие моменты дверь открывается,
Входит тот, чье лицо снится не первый год.
И изнутри все чувства, как вода, выливаются,
Оставляя за собой лишь гнилой милосердия плод.

"Утоли моя печали" - сказала бы она, припоминая,
То слезное произведение из школьной программы.
Но он не приходит. И она, телом в паркет врастая,
Как всегда списывает все на лишние килограммы.

Он же лежит на кровати, который день не встает:
Никаких контактов, кроме дешевого виски и сигар.
В чертогах безумной души - ослепительный гололёд
И бессвязные мысли о том, насколько уже он стар.

Сколько ему уже? Двадцать? Чуть больше, да?
А все также бездарно ведется на женские слезы.
Каждый раз с такой наивной надеждой - судьба!
Ну, а после, конечно, депрессии, горечь, неврозы.

Он закрывает глаза, рукой отчаянно ищет книгу,
Которую когда-то бросил, так и не дочитав.
Это хоть как-то способствует мнимым сдвигам,
Лучше, чем встать и попытаться найти шалав.

Его вновь разрывает от смеха с привкусом истерии.
С каких пор такие, как он, заботятся о других?
И внезапно осознает: он и она - линза и диоптрия.
Как им существовать, когда нет поддержки своих?

В голове проносится куча мыслей. И все - о ней.
Он не может сосредоточится на чем-то одном,
Даже тот запах с оттенком хлорки от простыней,
Упоительно и отчаянно напоминает ему о былом.

В груди внезапно проявляется темная тяжесть,
Оседающая все больше и больше внутри него.
Она словно глубокая рана - не перевяжешь,
Ты вроде дышишь еще, но все явно предрешено.

Припоминаешь, что где-то там включен телефон,
Пальцы внезапно автоматически жмут на вызов.
Господи, ему ясная дорога в могилу - он завлечен.
По сравнению с нею - он падок. Дерзок. И низок.

Гудки еще никогда не казались настолько долгими.
Она берет трубку ровно на двадцать седьмой.
Удары сердца в груди врываются в уши иголками,
И раздается голос ее словно в голову разрывной:

"Привет".



3.02.14.