Лучшие годы нашей жизни - критическая статья

Один из неписаных законов жизни гласит:"РАДОВАТЬСЯ НАДО ЛЮБОМУ УПОМИНАНИЮ О СЕБЕ, ЕСЛИ ЭТО НЕ НЕКРОЛОГ В ГАЗЕТЕ". Скажу, что ракурс статьи оказался для меня несколько неожиданным, но ведь "каждый слышит свои барабаны".

Поэтому, я привожу критическую статью "Ну, отец, если уж говорить прямо, ты всех и обокрал...", написанную членом Союза писателей России С. И. Вахриным, опубликованную на сайте "Рыба Камчатского Края" 27 августа - 9 сентября 2010 г.

Если кому не понравится, приведенная ниже статья С. И. Вахрина - пусть напишет свою. Говорить легко, писать трудно!!!

В. Ф. Бугаев





Часть 1 (27 августа 2010 г.).
"Ну, отец, если уж говорить прямо, ты всех и обокрал..."
субъективная рецензия на субъективную автобиографию "Лучшие годы нашей жизни" доктора биологических наук, ведущего научного специалиста КамчатНИРО В.Ф. Бугаева


Свои опубликованные мемуары, которые он назвал "Лучшие годы нашей жизни", подаренные мне, Виктор Федорович Бугаев подписал так: "Сергею Ивановичу Вахрину. С наилучшими пожеланиями от автора и друга".

Мы знакомы много лет. Более того - мы родились, хоть и в разное время, в одном роддоме в Тиличиках. Нас, в разное время и в разных местах, но совсем в юном возрасте, слизывало и выплевывало обратно Берингово море. Мы, опять же, в разное время и на разных улицах, жили в старом Усть-Камчатске ("деревне"), но учились, опять же, в разное время в одной и той же школе. И многие люди, о которых рассказывает Виктор Федорович в своей книге, - это и мои друзья, товарищи, коллеги по работе, герои моих публикаций и просто знакомые.

Но меня потрясла не сама книга - это добросовестный (иногда даже нудноватый) отчет за добросовестно прожитые годы и добросовестный труд добросовестного ученого, которому есть, что рассказать, есть, что показать (по крайней мере, на фотографиях, опубликованных здесь же), есть, чем похвастаться, есть, чем гордиться, потому что его заслуги безукоризненны и несомненны. И это факт, не подвергающийся с моей стороны никакому сомнению.

Слова, вынесенные мною в название этой публикации, сказал отцу - Виктору Федоровичу Бугаеву - его старший сын Александр, который пришел в рыбохозяйственную науку вслед за отцом и для которого именно отец помог определить главное направление в его научном поиске. И сын предал...
"Но, как показала жизнь, через год после событий ... мою жену предала наша дочь Юлия, присвоив себе весь бизнес, которым они со своей матерью совместно занимались более 6 лет. Ничего нет нового под луной... Предают только свои....".

х х х

Эту книгу может сегодня прочесть каждый - она размещена в Интернет-библиотеке нашего сайта.

Мне сказали, что Виктор Федорович разнес в ней всех своих оппонентов в пух и прах. И в первую очередь своего однокурсника (и моего старого друга) Владимира Илларионовича Карпенко, доктора биологических наук, о котором в свое время я писал еще в "Комсомольской правде", когда он, наверное, еще не был и кандидатом биологических наук (потом специально уточнил - в скрупулезной биографической справке, написанной В.Ф. Бугаевым в своих мемуарах, Владимир Илларионович защитился в 1983 году, а я писал о Карпенко в 1982 году, когда еще работал не в Камчатрыбводе, а в газете "Камчатский комсомолец").

Нет, никого он не разнес. Когда я прочитал книгу полностью, то понял главную ошибку автора - в этой книге-отчете нет конфликта интересов (нет, если говорить на языке литературоведов - ни сюжета, ни кульминации). Есть много локальных конфликтов (или, может быть, обычных житейских обид - понять невозможно!), но нет причинно-следственной связи между ними. Автор постоянно с кем-то (и непонятно почему?) в конфликте или в ссоре, постоянно вынужден выдерживать какой-то нейтралитет или делать вид, что ничего серьезного не происходит. Но и даже когда происходит что-то серьезное: например, когда руководитель научного проекта (директор ТИНРО и доктор наук!) отказывается от работы с аспирантом Бугаевым, - мы, опять же, в неведении о причинах такого решения.

Несколькими страницами выше сам Виктор Федорович пишет о своем искреннем восхищении своим руководителем. Это был 1975 год. "Через день после нашего возвращения с оз. Нерпичьего на станцию "Радуга" началась знаменитая "популяционная школа" д.б.н. Станислава Максимовича Коновалова, где ведущие сотрудники разных институтов и городов рассказывали о своих исследованиях. Разумеется, главной звездой был сам С.М., недавно вернувшийся из поездки на Аляску. Я искренне восхищался им, и мне хотелось быть хоть чем-то в своих исследованиях похожим на него" (стр. 35).

1982 год. "Мои исследования показали, что определение возраста нерки оз. Ажабачьего в докторской диссертационной работе С.М. Коновалова были проведены неверно. Когда я поступал в заочную аспирантуру ТИНРО (г. Владивосток), то сразу же сказал Б.Б. Вронскому, что у меня имеются разногласия с С.М. По определению возраста, и я предполагаю, что здесь могут появиться осложнения. Но Борис Борисович сказал тогда, что Слава - демократ по натуре, и нечего опасаться. К сожалению, его прогноз не подтвердился.
В феврале 1982 г. на отчетной сессии КоТИНРО я выступил с докладом, в котором прямо указал на методические ошибки своего руководителя - директора ТИНРО д.б.н. С.М. Коновалова. Тот в защиту своих научных взглядов сказал, что нечего меня слушать, т.к. я "недоучка", ибо закончил Дальрыбвтуз. Он отказывается от руководства аспирантом.
В мою поддержку выступил Б.Б. Вронский и И.И. Куренков. Последний, в заключение, глубокомысленно сказал: "Если Юпитер сердится, то он не прав". Все смотрели на меня, как на покойника. В те годы существовало неписанное правило: если руководитель отказывался, то соискатель не защищался.

Некоторое время спустя во Владивостоке в ТИНРО вывесили приказ: "С.М. Коновалов слагает с себя руководство диссертационной работой В.Ф. Бугаева на соискание ученой степени кандидата биологических наук в связи с невыполнением запланированных работ и аморальным обликом соискателя".
Так я лишился руководителя. Все окружение в институте на моей дальнейшей судьбе поставило жирный крест. Да и сам я так считал...".
И что же такое важное открыл аспирант Виктор Федорович Бугаев и что скрыл от отечественной науки директор ТИНРО, доктор биологических наук С.М. Коновалов, защитив лже- (именно так и можно понять смысл этого конфликта) диссертацию?

В книге об этом ни слова. Хотя к образу с "сердитым Юпитером" автор возвращается еще не раз.
Но как же так? Мы привыкли, что именно эти 1980-е годы приходятся на инакомыслящих и диссидентов, следовательно, и Виктор Федорович относился к таковым, по крайней мере в науке о лососях?

Нет, судя по написанному им самим, не относился. Он просто принципиальный и честный советский человек, который не может допустить, чтобы нерке неправильно определили возраст.

А свою диссертацию он защищает без руководителя. В МГУ - Московском государственном университете, главном высшем учебном заведении Советского Союза.

То есть в этой истории с С.М. Коноваловым главное заключалось все-таки не в науке, а в личном престиже первооткрывателя.

По крайней мере, так следует из этой книги воспоминаний.

Но в этом нет ничего плохого.

х х х

Я очень внимательно прочитал отчеты о событиях тех давних лет, а также те характеристики, которые дал своим коллегам - ведущим специалистам рыбохозяйственной науки Камчатки - автор книги "Лучшие годы нашей жизни", и не пришел ни к какому выводу, почему эти годы лучшие в жизни института, в жизни коллектива КоТИНРО и КамчатНИРО, а также в жизни самого Виктора Федоровича Бугаева. Почему?

Потому что иногда (и очень редко) ему на его жизненном пути попадались хорошие люди (и которым он уделяет всего по несколько строк в своей книге)? И слишком часто попадались плохие или не совсем хорошие (и которым он посвящает полноценные страницы)?
Но за что боролся наш главный герой - сам автор воспоминаний? Какую научную идею он отстаивал? Что или кого защищал?

Себя? Да, и об этом немало написано.

Дело, которому он служил? Но об этом почти ничего.

А если что и написано, то не со всем написанным можно (и, наверное, нужно) согласиться, так как существует (как это и обычно бывает в жизни) противоположное мнение.
Не знаю первую или какую по счету отбойную сеть в Азабачьей протоке (полностью, от берега до берега перекрывавшую рыбе путь на нерестилища в Азабачье озеро) сняли по моему указанию, так как я был старший в группе рыбинспекторов. Нас было трое - я, Евгений Рогулин и Игорь Суббота. Это был, по-моему, 1985 год.
На биостанции "Радуга" нам разъяснили, что отбойная сеть - это научный эксперимент Виктора Бугаева, сотрудника КоТИНРО. И это действительно было так - описанию этого эксперимента в книге отводится довольно много места. Мы прибыли на "разбор полетов" - и довольно жестко (в соответствии с действующими Правилами рыболовства) поговорили с Виктором Федоровичем, который, к нашему изумлению, в служебное помещение нас не пустил. Причина была банальной - Женя Рогулин, со свойственной ему мягкой ироничной улыбкой, снял с домашнего тапочка научного сотрудника янтарную икринку.

Этот пример я привожу не в укор (было бы просто смешно - в книге весьма много откровенных высказываний о том, куда девалось все то, что оставалось от рыбы после биоанализов, - коптили, солили, расплачивались за работу, выбрасывали обратно в речку...), а как заурядную деталь камчатского научного экспедиционного быта тех (а впрочем, и теперешних) лет. Суть не в этом - после горбушевого провала 1983 года идеологи плановой социалистической экономики готовы были выловить всю рыбу Камчатки, чтобы досрочно закрыть план очередной пятилетки. И событие на Азабачьем озере, связанное с отбойной сетью, мы, рыбинспектора, а вслед за нами и природоохранная общественность, восприняли именно в этой плоскости нашего понимания, а не как научный эксперимент, направленный на увеличение запасов нерки. К чести Бугаева, он отстаивает свою правоту и по сей день. А может, это просто особенность его, бугаевского, характера?

Из книги я так и не понял: так кто же из нас прав - он или мы?

В это время (в эти годы!) именно рыбоохранная модель отношения к рыбным ресурсам становилась общественно значимой, но у Виктора Федоровича об этом ни слова.

Природоохранные структуры только ему мешали - вмешивались, не давали творить добро, снимали отбойные сети, выписывали протоколы.

Кажется, я тогда и начал эту газетную полемику, о которой он вспоминает в своих мемуарах, - по крайней мере, в стороне от этой темы Камчатрыбвод не остался.
В это же время (в бассейне все той же реки Камчатки) назрел острейший рыбоохранный конфликт, о котором подробно написано в моей книге "Встречь солнцу"

http://www.npacific.ru/np/library/publikacii/solnce/06.htm - конфликт между районной инспекцией рыбоохраны, рыболовецким колхозом "Путь Ленина" и райкомом КПСС. Суть конфликта - рыбоохрана не дает закрыть пятилетний план области по добыче лосося. Рыбохозяйственная наука встала на сторону промышленности и правящей партии - обосновала новые объемы вылова. Рыбоохрана (тогда она была качественно иной) обратилась в ЦК КПСС и отстояла реку Камчатку. Какова же была роль Виктора Федоровича в этой истории? Если по книге - то "сие есть тайна, покрытая мраком".

х х х

С рыбохозяйственной камчатской наукой у меня и моих коллег по рыбоохране всегда были сложные (по крайней мере, очень непростые) отношения. Причина известна - наука очень часто обосновывала то, против чего мы были категорически против. Рыбохозяйственная наука была отраслевой и также, как и мы, Камчатрыбвод, подчинялась Министерству рыбного хозяйства. И выполняла волю хозяина. Иногда столь поспешно и грубо, что нам приходилось не только вмешиваться и защищать, но и воевать с наукой, поэтому и в КоТИНРО не любили рыбвод, не любили ее ихтиологическую службу (а тем более рыбоохрану) и считали данные наших рыбоучетных пунктов, грубо говоря, но проводя параллель с некоторыми подобными словечками, употребляемыми автором субъективной автобиографии, "за падло". Поэтому и в книге Виктора Федоровича практически нет добрых слов в адрес рыбводовцев. Только об Анатолии (Толике) Ходько, который ему когда-то помогал. И, по-моему, все. А все остальные воспоминания покрыты, опять же, мраком - мешали, препятствовали, не давали...

Ну, хорошо. Эти мешали.

А в чем провинились перед Виктором Федоровичем СВОИ. Почему его воспоминаниями остались недовольны многие из тех, кого он просто упомянул, а не только "вспомнил".
В предисловии к своей книге автор говорит о мотивах ее написания. Вот, например: "Еще более укрепило меня в желании написать свои воспоминания о работе в КоТИНРО знакомство с документальной книгой Вячеслава Петровича Шунтова "Зигзаги рыбохозяйственной науки", изданной во Владивостоке в 1994 году. Знаю, что многим, о ком "вспоминал" Вячеслав Петрович, эти мемуары не понравились, и они были возмущены".

В свое время Вячеслав Петрович тоже подарил мне свою книгу, которую я прочел на одном дыхании. Книга и не могла понравиться и ею, конечно же, были возмущены коллеги Вячеслава Петровича, потому что в этой книге была ГОЛЬНАЯ ПРАВДА. Обжигающая, как крапива. Не щадящая никого, в том числе и себя самого.

Но там была правда не о взаимоотношениях В.П. Шунтова и его коллег. Не мышиная возня за должности и троны. Там была правда о рыбохозяйственной науке, которая к моменту написания "субъективных заметок" перестала быть наукой как таковой, став "продажной девкой пролетариата", выполняя вспомогательную роль согласователя любого, спущенного сверху, указания партии трудового народа и народного правительства.

Точно такие же процессы, как в ТИНРО, происходили и в Камчатском отделении ТИНРО. И, в первую очередь, это было связано с исследованиями по лососям - отделение специализировалось именно на лососе. И страсти кипели в нем нешуточные. Об этом знаю не понаслышке. Но, читая воспоминания Виктора Федоровича, приходишь к выводу, что все эти страсти-мордасти были связаны только с ним, с его научной персоной и с его научной карьерой. Потому что других (и страстей, и мордастей) в книге просто нет.
А что же касается самого дела (то есть науки), то здесь (судя по написанному) все было благополучно, за мелкими (даже крохотными, но обидными) исключениями: не печатали в родном институте - так охотно печатали в других; мешали защите диссертаций - так были настежь распахнуты двери в других институтах и университетах; не дали должность главного научного сотрудника - так это ни в коей мере не отразилось на научном творчестве.

Так был ли конфликт? Пылали ли страсти? Чем, по сути своей, был доволен и недоволен Виктор Федорович? Почему эти годы для него не только "ЛУЧШИЕ", но и, главное, - "НАШИ"?

О С.М. Коновалове мы уже писали, но давайте еще раз вернемся к этой истории. Виктор Федорович не согласен с его диссертацией по определению возраста нерки. Но, в то же время, сам пишет о том, что его собственные прогнозы по нерке, рассчитываемые по собственноручно выведенным им за десятилетия наблюдения формулам не сбывались. И не только его собственные - всего института, и чуть ли не по всем видам. Виктор Федорович приводит даже протокол заседания бюро обкома КПСС по вопросу, связанному с провалом научных прогнозов. Это что? Соринка в чужом глазу и бревно в собственном? Коновалова мы обвиняем даже сейчас, спустя много лет (может за "недоучку"), а себе находим многочисленные оправдания?

А может быть задача рыбохозяйственной науки и состояла в том, чтобы давать завышенные прогнозы для промышленности? И тогда их "провалы" - просто закономерность?! По крайней мере, я лично так считал тогда и считаю сейчас.

Я пытался понять по книге суть конфликта В.Ф. Бугаева и Н.Б. Маркевича, но кроме нечистоплотности в написании своих заключений по годовым отчетам - обязательно длинных, но необязательно положительных - ничего другого не обнаружил. Маркевич, скажем так (судя по книге), мелко пакостил Виктору Федоровичу, за что тот его и не любил. То есть научного конфликта не было и в этом случае. Виктор Федорович ничего не отстаивал, просто обижался: "Потом, в рецензиях готовых отчетов (их размножают в 6 экземплярах), я тоже не стал сам ничего корректировать. Пусть все остается, как написал Н.Б.". Вот это да! Вот это научный подвиг!

"Еще никому не удавалось побить ложь оружием правды. Побороть ложь можно только еще большей ложью. Но это не мой метод доказательств. Как говорит писатель-сатирик Геннадий Малкин, "в честной борьбе побеждает жулик". А это как понять? Зачем автор вообще об этом пишет? И как это согласуется с общей идеологией книги, рожденной при прочтении "Зигзагов рыбохозяйственной науки"? Или в этом и состоит суть "зигзагов" Виктора Федоровича? Или она в чем-то другом, что осталось нераскрытым, не выраженным, необоснованным, недоказанном?

Я все-таки думал, что у Виктора Федоровича и его руководителя (Маркевича) существовали какие-то принципиальные научные разногласия. Нет, все гораздо проще и на этот раз: "Не знаю, с чем связано, но я почему-то очень сильно раздражал Н.Б. своими суждениями. Он почти всегда мне перечил: был готов спорить и доказывать, что все всегда не так, как считаю я". То есть, по сути, получается, что это были просто мелкие дрязги двух антиподов, а не научные диспуты и схватки двух идеологических противников. В результате Виктор Федорович припомнил Н.Б. Маркевичу даже устойчивый запах перегара в кабинете, хотя последний и не скрывал от автора своих намерений выпить еще по рюмке и даже предложил (при всей своей кажущейся нелюбви к коллеге) составить ему компанию.

Сложнейшее для изучения и сохранения лососей время, связанное с ресурсным переделом и лососевыми войнами при "красном" губернаторе М. Машковцеве и его устькамчатском рыбном заместителе А. Чистякове, о времени, когда браконьерство на камчатских реках развивалось просто в космических масштабах, это время тоже относится у Виктора Федоровича к "нашим лучшим" (может и не совсем, но все равно лучшим) годам? По крайней мере он спокоен в своей книге и только лишь по-прежнему ограничивается личными обидами:

"С приходом на директорский пост Н.П. Антонова в институте все обсуждения с промысловиками по лососям стали проводить только сам директор, его заместитель Е.Г. Погодаев и новый заведующий лабораторией лососевых рыб Е.А. Шевляков".

Почему? Виктор Федорович не объясняет. А причина известная - за ОДУ лососей, за увеличение научных прогнозов подхода лососей рыбопромышленники расплачивались звонкой монетой.

"Специалистов-прогнозистов в качестве консультантов привлекать перестали, все контакты с промысловыми предприятиями стали происходить за закрытыми дверями".
Наивность Виктора Федоровича просто поражает - да кто же считает деньги при открытых дверях? И зачем нужны прогнозисты-специалисты, когда прогнозы писали под суммы полученных денег, выковыривая эти научные прогнозы из носа или высасывая их из пальца, кому как больше нравилось в те годы, когда научным работникам жилось и вольно, и сладко, а вот наука испарялась как вода из перегретого котла.

"Не знаю, как других, но что касается меня, то при Н.П. Антонове для обсуждения каких-то оперативных вопросов с промышленностью за период 2002 - 2007 гг. меня не пригласили ни разу. Более того, совершенно официально было запрещено директором и заведующим отделом в период путины давать какие-либо интервью и писать статьи в газеты".

Последняя фраза написана явно для того, чтобы объяснить причины собственного молчания доктора биологических наук В.Ф. Бугаева в годы "лососевой вакханалии" на Камчатке и в КамчатНИРО.

Этого можно было и не писать - в тот период Виктор Федорович мужественно боролся со страшной болезнью, лимфосаркомой. Именно в тот период мы близко сошлись с Виктором Федоровичем, и я был искренно поражен мужеству этого человека, силе его характера и тогда мне стало понятно, почему в институте его считали "одиноким волком" - "ученым-одиночкой", который умел и умеет не только ставить перед собой задачи, но и подчинять решению этих задач всю свою жизнь, не считаясь с такими мелочами, как "коноваловы" и "маркевичи". Он, как охотник перед выстрелом, не видел ничего вокруг - только цель. И потому ему, в принципе, и вспоминать-то нечего, кроме поездок в Канаду и на Аляску, где он хоть немного расслаблялся (и потому столь много страниц в своих воспоминаниях он посвящает этим поездкам). А по возвращении снова начиналась рутинная научная работа, которая на первых порах не приносила ни денег, ни славы. Слава пришла с книги, заказанной Британским университетом (Канада) - "Азиатская нерка". В настоящее время вышло еще три больших книги, посвященные азиатским стадам нерки и самым крупным из этих стад в бассейне реки Камчатки и озера Курильского : "Нагульно-нерестовые озера азиатской нерки", "Нерка реки Камчатка", "Озерновская нерка". А также книга "Рыбы бассейна реки Камчатки" и коллективный труд - "Рыбы реки Камчатка".
То есть время разбрасывать камни закончилось, и наступила пора эти камни собирать…

Сергей Вахрин,
член Союза писателей России

Рыба Камчатского края 


Часть 2 (31 августа 2010 г.).
"Ну, отец, если уж говорить прямо, ты всех и обокрал..."
субъективная рецензия на субъективную автобиографию "Лучшие годы нашей жизни" доктора биологических наук, ведущего научного сотрудника КамчатНИРО В.Ф. Бугаева.

Определяя жанровые особенности мемуаров Виктора Федоровича, если очень коротко, то можно сказать так - обидное мелкотемье. Обидное - потому что, на самом деле, тем затронуто много, но практически ни одна из них не раскрыта до конца. Мы просто должны верить автору на слово. Но у нас есть все основания с автором и не соглашаться по той простой причине, что другие мнения о предмете его "воспоминаний" и его оценках могут расходиться в корне, то есть по принципиальным позициям, о которых знают немногие. Но в книге об этом ни слова. Там есть только одно мнение. Мнение Виктора Федоровича.

А вот мнение его пожизненных оппонентов Владимира Илларионовича Карпенко и Александра Викторовича Бугаева практически не представлено. Только эпизодически, очень поверхностно и в той плоскости, которая понятна только одному автору. Обо всем остальном можно только догадываться.
Что мы и постараемся сделать, обобщив все сказанное в книге и выстроив некоторую цепочку взаимоотношений, чтобы воссоздать недостающие звенья.

х х х

Владивосток. 1968 год, Дальрыбвтуз.
"Учиться первые два курса в Дальрыбвтузе было очень тяжело - у меня отсутствовали способности к математике, химии, физике и другим точным наукам. Дважды заваливал химию и дважды математику, но всегда все пересдавал с первого раза. На третьем курсе, со второго семестра, стало учиться намного легче".
"На 3-м курсе мне, наконец, дали место в общежитии Дальрыбвтуза по ул. Луговой, 52, где я и прожил до окончания института".

"Володя Карпенко из нашей группы проживал в другой комнате. Остальные ребята из группы были владивостокские или снимали квартиры".

Это первое упоминание о Владимире Илларионовиче.

А вот и второе: "Легальным путем в КоТИНРО распределили Володю Карпенко, который закончил институт с красным дипломом, и Светлану Чигиреву (она была старостой группы). ... Если бы я учился в институте лучше, то проблем с выбором места распределения у меня бы не имелось".
То есть, судя по этим репликам, конфликт между двумя будущими докторами наук зародился еще в "альма матер" - Дальрыбвтузе, и, видимо, уже тогда успешный (а потом и краснодиплдомный) Карпенко начал раздражать менее успешного Виктора Федоровича.

"В студенческие времена В.И. уже вел научную работу. Им руководил наш заведующий кафедрой - к.б.н. Лев Николаевич Беседнов, высококлассный специалист и одаренный преподаватель и лектор. Почти 40 лет спустя из всех его лекций всегда вспоминаю только одно "Сухое шампанское "Брют" лучше всего закусывать сушеной икрой кефалей". А если серьезно, то Лев Николаевич и его кафедра нас многому научили".
Петропавловск-Камчатский, 1973 год, КоТИНРО.

"После окончания института мне полагался месячный отпуск перед началом работы. Отгуливать его не стал. 3 сентября уже находился в Петропавловске, а 5 сентября был принят на работу в КоТИНРО - в лабораторию динамики численности тихоокеанских лососей на должность младшего научного сотрудника.

Сферой предстоящей деятельности стал авиаучет лососей под началом старшего научного сотрудника А.Г. Остроумова. Через месяц приехал Володя Карпенко, которого определили в лабораторию морских исследований лососей, возглавляемую к.б.н. И.Б. Бирманом. Володе сразу же дали место в общежитии института по ул. Давыдова, 3".
То есть, и тут его "обскакал" этот противный Карпенко.

А если приплюсовать к этому еще и годы мыкания по квартирам без прописки (а затем с "липовой" пропиской) в режимном (закрытом) городе, то, понятно, какие чувства испытывал Виктор Федорович при встречах с успешным однокурсником.

"Только через 20 лет, мне, как ветерану производства, в целях улучшения жилищных условий дочери Юлии, работавшей лаборантом в КамчатНИРО, выделили однокомнатную квартиру в новом доме, построенном нашим институтом".

А все двадцать лет жил в примаках...

Но это еще была не главная проблема.

"Сразу же понял, что полеты - "не мое". Прежде всего, это было связано с тем, что я плохо себя чувствовал - укачивало. Второе, учитель из А.Г. был никудышный". "Осенью 1975 г. я объявил Б.Б. Вронскому, что из-за плохого самочувствия в воздухе не могу заниматься авиаучетом и собираюсь уйти из института.

Б.Б. отнесся с пониманием и очень серьезно к моему заявлению, сказал, что уладит назревающий конфликт с директором А.К. Евдокимовым. Так, с осени 1975 г. я стал уже официально заниматься идентификацией локальных стад нерки в бассейне р. Камчатки.

К сожалению, прекращение работы по авиаучету отрицательно сказалось на взаимоотношениях с директором, который на каждом собрании, выступая с трибуны, вспоминал, что некоторые сотрудники вместо того, чтобы работать - заниматься авиаучетом, ударились в исследования чешуи.

Сейчас, более 35 лет спустя, это все забылось, но многие годы сложившаяся ситуация очень сильно угнетала меня".

Но, тем не менее, "14 ноября 1983 г. (без "черных шаров") защитил кандидатскую диссертацию", то есть шел "ноздря в ноздрю" со своим успешным однокурсником В.И. Карпенко, который тоже защитился в этом же году.

Но Виктор Федорович все-таки обошел Владимира Илларионовича на повороте к докторской диссертации.

"В своем выступлении к.б.н. В.И. Карпенко считал диссертацию неготовой, рекомендовал сократить рукопись и хорошо ее отредактировать, а лучше всего - защищаться по книге, которая должна выйти в 1995 г. (в таком случае я стал бы доктором наук на 2-3 года позже.

...27 мая 1994 г. без черных шаров защитил во ВНИРО диссертацию ... на соискание степени доктора биологических наук".
Карпенко защитился тремя годами позже - в 1997 г.

"Весной 1995 г. подал заявление и соответствующие документы в аттестационную комиссию КамчатНИРО на переизбрание на должность главного научного сотрудника отдела лососевых рыб. Но мое заявление комиссия рассматривать не стала, т.к. ее член к.б.н. В.И. Карпенко, мотивируя тем, что нового нет, извлек старое положение 1988 г. (еще СССР), по которому претендент на главного научного сотрудника должен обязательно иметь звание профессора. Профессором я не был. Поэтому и не стал главным научным сотрудником.
Думаю, что если бы в 1995 г. меня все-таки избрали главным научным сотрудником КамчатНИРО, то Вы бы, уважаемый Читатель, сейчас держали в руках немного другие мемуары. Это пример того, как "случайности" определяют наше будущее".

Правда, Виктор Федорович почему-то не говорит о том, что же в его жизни или научной карьере сломалось или не состоялось в связи с тем, что он не стал ГЛАВНЫМ. Пока главное то, что В.И. Карпенко его все-таки обойдет на этом этапе и сам станет в 2002 году главным научным сотрудником (при этом звание профессора ему будет присвоено только в 2007 году), хотя Виктор Федорович еще дважды пытался переизбраться на этот научный пост сам (в последний раз, будучи членом комиссии, и в ситуации "фивти - фивти" он отдал свой голос В.И. Карпенко,а до этого, в 2000 году, будучи сам членом аттестационной комиссии и имея полное право голосовать сам за себя, в ситуации, опять же, "фивти-фивти" снова принимает решение не в свою пользу: "Я встал и сказал, что против себя голосовать не буду, но если администрация КамчатНИРО очень не хочет, чтобы именно я занял должность главного научного сотрудника (мне ведь на ней работать), то я не буду голосовать "за", а проголосую "воздержался". Так во второй раз я не стал главным научным сотрудником...".).

Владимир Илларионович Карпенко - это, по сути, судьбоносец в жизни Виктора Федоровича (за что, пожалуй, последний больше всего его и не любит). Без В.И. Карпенко, может быть, и не было бы у В.Ф. Бугаева таких крупных (прорывных) научных побед, такого ребячьего задора и рабочего ритма, которые бывают, разве что, в спорте, где важен сам результат и не важно, сколько сил приходится на этот результат тратить, сколько нужно сжигать энергии и выделять адреналина.

Но это еще не все.

"Прежде всего, я благодарен ему за то, что в 1975 г. он познакомил меня с Татьяной Томчишиной, которая стала впоследствии моей женой. ... С Татьяной он познакомился на городской комсомольской конференции и привел ее ко мне в гости на 10-й км, где я снимал квартиру".

Но и это еще не все.
"Как только мой сын Александр приехал на работу в КамчатНИРО, В.И. сразу же стал его опекать. Всегда его прилюдно хвалил и поддерживал. Стал руководителем кандидатской диссертации, которую Александр с блеском защитил в 2003 г. в ТИНРО во Владивостоке. В полном смысле этого слова, В.И. стал его старшим другом и наставником.
В разговорах со мной Александр отзывался о В.И. всегда очень тепло и уважительно и признавал его одним из крупнейших отечественных ученых современности, изучающих тихоокеанских лососей. Безоговорочно В.И. поддерживает Александра и сейчас, а Александр - своего учителя".

Но не бывает бочки меда без ложки дегтя: "Против меня В.И. никогда Александра не настраивал, держался подчеркнуто нейтрально. Конечно, мне очень жаль, что мой "однокашник" Володя Карпенко за многие годы дружбы с моим сыном ни разу не "догадался" сказать Александру, что надо все-таки наладить нормальные отношения с отцом, но это его право. Как мне кажется сейчас, уже много лет спустя, не исключено, что такая позиция В.И. очень даже устраивала".

А это уже равносильно пощечине.

И далее Виктор Федорович в свойственной ему манере разносит в пух и прах мнение о том, что Владимир Илларионович Карпенко "был исключительно принципиальным в отношении чистоты науки". Нет, быть исключительно принципиальным - удел самого Виктора Федоровича и добросовестно (в который уже раз) он вновь возвращается к истории о главном научном сотруднике - теперь уже смакуя подробности. 2001 год: "На аттестации В.И. выступал и голосовал против избрания меня на должность главного научного сотрудника, мотивируя заботой о моем здоровье. Не скажу, что эта "забота" растрогала. Скорее, наоборот".

А ниже Виктор Федорович дополняет характеристику: "До этого (до 2001 года, когда В.И. Карпенко посчитал необходимым включить в список кандидатов на присвоение звания "Почетный работник рыбного хозяйства РФ" ведущего научного сотрудника КамчатНИРО В.Ф. Бугаева - С.В.) от него за многие годы практически не слышал добрых слов в адрес своих исследований, высказанных публично (единственное исключение - биографическая статья в юбилейном сборнике за 2002 г.). Меня В.И. только критиковал и прилюдно всегда мне перечил. И, если он соглашался со мной в чем-то в личных разговорах, то всегда с подчеркнутым видом, что делает мне очень большое снисхождение и одолжение".
И далее, самое, на мой взгляд, главное. То, от чего уберегал и уберег Виктора Федоровича его однокашник Владимир Илларионович: "Как писал В.И. Карпенко в обосновании на присвоение мне звания "Почетный работник рыбного хозяйства РФ" в силу своего характера я не проявил качеств, необходимых для административного руководства. Но для ученого - это не недостаток. Не могут же все ученые быть администраторами, нужно кому-то и "двигать науку". Мне просто не дали шанса стать заведующим лабораторией или сектором, т.к. в КоТИНРО (КамчатНИРО) всегда имелось много индивидуумов, желающих быть административными руководителями.

Но в том, что я не стал администратором, как сейчас понимаю, и заключается мое счастье. Вспомните принцип Питера: "Уходите, пока Вас не продвинули".
Но в словах этих все-таки ощущается неискренность: порулить-то хотелось. И мемуары эти были бы, как полагает Виктор Федорович, совсем другими. И не знаю, в какой уже раз снова автор возвращается к бесконечным уже историям о главном научном сотруднике. То есть заноза продолжает сидеть в душе и проникла уже очень даже глубоко. Но как же - ведь В.И. Карпенко и в заместителях директора КамчатНИРО побывал и возглавляет кафедру ихтиологии в Камчатском государственном техническом университете и на полставки "одновременно продолжает успешно работать главным научным сотрудником КамчатНИРО".

А может быть просто прав Бугаев-младший, признавая Владимира Илларионовича Карпенко "одним из крупнейших отечественный ученых современности, изучающих тихоокеанских лососей"?...

х х х

Родители бывают биологическими, а бывают духовными. Судя по оценкам Виктора Федоровича Владимир Илларионович Карпенко и стал духовным отцом для Александра Викторовича Бугаева., конфликту с которым посвящена последняя глава "субъективной автобиографии": "Печальный финал".

Конечно, то не наше дело разбираться в конфликтах такого рода, часто связанных с известной проблемой "отцов и детей", но мы анализируем литературное произведение и основываемся только на том материале, который имеется в книге и дается нам в авторской (порой очень запутанной или невнятной) интерпретации.

Смущает автограф. Я приведу его полностью, потому что он также несет некоторую "автобиографичность" и кое-что проясняет: "Человеческая память милосердна. Сначала вам будет грустно и горько, а потом на помощь придет забвение. Прошлое покроется туманной дымкой, и вы будете вспоминать его как смутный сон, как милую старую сказку" (А. Волков. Семь подземных королей).

Автограф для этой главы "Печальный финал" надуман и неискренен. Сказки А. Волкова в этом возрасте обычно читают внукам. И в какую же "милую сказку" может превратиться внутрисемейный конфликт, переросший в откровенную сыновнюю ненависть?

Отчуждение сына, воспитывавшегося без отца, понятно: "Никаких встреч с сыном все эти годы я не искал". То есть был полностью равнодушен к судьбе ребенка, ограничивая свои чувства выплатой алиментов (о которых тоже дотошно поведал своему Читателю).

Но сын, наоборот, идеализировал образ отца и стремился быть на него похожим. "Позже узнал, что он поступил в Дальрыбвтуз на специальность "водные биоресурсы". Впервые мы по-настоящему встретились с Александром в 1992 г., когда он после третьего курса приехал на производственную практику на оз Ажабачье". "До того, как Александр приехал на

Камчатку, мы с ним оставались практически незнакомы, т.к. за всю жизнь виделись во Владивостоке всего несколько раз".

То есть сын рвался к отцу. "Когда впервые встретились с Александром на Камчатке, увидел, что по характеру он очень похож на меня. К удивлению, у нас сразу же установились доверительные отношения, будто бы всю жизнь жили рядом".

Так это сын, влюбленный заочно в своего отца, готов был на все ради дружбы с отцом. И, на первых порах, идеализируя, готов был простить ему все, в том числе и предательство по отношению к нему, сыну, который практически никогда не видел и не знал своего отца в лицо. "Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии".

"Много лет спустя, анализируя эти отношения, я понял, что на самом деле этого не случилось, и желаемое я выдавал за действительное. Старался угодить Александру, чтобы ему на практике понравилось, и, кажется, это мне удалось".

Но, стараясь угодить (и не более!), Виктор Федорович проморгал, просмотрел, не увидел, не понял и не оценил, какое великое счастье прошло мимо него - любовь разочаровавшегося в отце сына.

Ненависть придет позже. И Виктор Федорович, надо отдать ему должное, сам честно напишет об этом: "После коллоквиума сын находился в очень угнетенном состоянии, и, кажется, именно в тот момент он возненавидел меня за то, что я порекомендовал ему сделать этот отчет, на защите которого "товарищи по работе" высмеяли его, а моего авторитета явно не хватило для того, чтобы направить ситуацию в нужное русло".

А ведь это был 1994 год - год защиты В.Ф. Бугаева диссертации на соискание научного звания доктора биологических наук по теме "Азиатская нерка". И отчет сына на коллоквиуме был посвящен идентификации именно нерки. Так кто же еще, кроме отца, Виктора Федоровича Бугаева, был ведущим научным сотрудником института по тихоокеанскому лососю в целом и по нерке в частности? Почему отец не смог помочь сыну? В какое "нужное" русло нужно было направить ситуацию, чтобы сын не возненавидел отца?

В книге на эти вопросы ответов нет.

Но зато есть другое - сын отказался поддержать отца, когда в следующем 1995 году блестяще провел отчет по идентификации локальных стад нерки в уловах на дрифтерном промысле. Виктор Федорович обвинил Жанну Харитоновну Зарбиди в том, что она потребовала 100 долларов за свои материалы по нерке, которые нужны были Александру для отчета. "Естественно на коллоквиуме начался скандал. Ж.Х. громко кричала, что этого никогда не было. Попросил Александра подтвердить сказанное мною, но тот сказал, что первый раз слышит об этом. Я, конечно, такого от сына не ожидал".

А сын уже сделал свой выбор, разочаровавшись в отце окончательно и, дай мне Бог ошибиться, судя по выводам автора, бесповоротно. Отец даже не почувствовал той духовной трагедии, которую пережил (и еще не раз переживет) его сын. Отца волновали и волнуют формальности их отношений. Просто других чувств (в отличие от сына) он к нему не изведал. Между ними бездна. Ибо эта бездна - отсутствие духовной отцовской сущности. И израненная скукоженная больная духовная сущность сына, переживавшего и переживающего за человека, в которого он безоговорочно верил и безоглядно любил. Ибо без любви в душе нельзя было совершить то, что совершил сын впоследствии и чего отец, мудрый и добрый по отношению к другим, так до сих пор и не понял.

"Шли годы... Александр еще несколько раз предавал меня по установленной им планке". Сын, как явствует из текста "субъективной автобиографии", не хотел принимать участия в конфликтах с сотрудниками института, которые ему навязывал "добрый и принципиальный" папа. У каждого была своя правда. Но общей правды у них уже не было. Они расходились все дальше и дальше в разные стороны. Но при этом один оставался холоден и почти равнодушен, а другой страдал, наполняясь от этого яростной ненавистью, и мстил человеку, которого недавно еще боготворил и считал своим отцом.

"В марте 2000 г., когда я в КамчатНИРО праздновал свой 50-летний юбилей, Александр не пришел на него, хотя и был приглашен...".

О последней в этой главе "Печальный финал" истории, когда сын и произнес слова, вынесенные в название этой публикации, не хочется даже и говорить - настолько она мелкая и ничтожная по своей сути, и тот резонанс, который она вызвала в душе сына, - это следствие вовсе даже не этой истории, которую очень подробно, в многочисленных деталях объясняет Виктор Федорович. Просто она была последней каплей. А отец этого не понял, обиженно поджав губы: "В общем, в ситуации с "воровством монографии" мой сын Александр меня предал. Наступила полная ясность. На душе стало легко, как много лет назад, после разговора с его мамой, когда она поставила в известность, что любит другого, а вышла замуж за меня, чтобы был законный ребенок. Еще один акт пьесы "Наша жизнь" закончился. Мальчик вырос".
Нет, просто он стал совсем, совсем чужим...

Но автор "субъективной биографии" в пылу профессиональных (научных) распрей и страстей, оказывается, этого даже и не заметил. Он разбирался с другими…
окончание следует

Сергей Вахрин,
член Союза писателей России.

Рыба Камчатского края 


Часть 3 (9 сентября 2010 г.).
"Ну, отец, если уж говорить прямо, ты всех и обокрал..."
субъективная рецензия на субъективную автобиографию "Лучшие годы нашей жизни" доктора биологических наук, ведущего научного сотрудника КамчатНИРО В.Ф. Бугаева.

Сегодня Виктор Федорович Бугаев - крупнейший в нашей стране и в мире специалист по нерке азиатского происхождения. Этот факт скромно умалчивается в "субъективной автобиографии", но именно этот факт, точнее осознание этого самого факта, вероятно, и позволило автору вынести на общественное обсуждение многое из тех жизненных "мелочей", которые мешали ему в его работе в стенах родного Института. Он как бы говорит: вот он я сегодняшний со всеми своими достижениями и заслугами, но кто мешал окружающим меня людям (особенно тем, с кем я был близок по работе и по судьбе) увидеть во мне сегодняшнего Бугаева, который был точно таким же вчера, как и сегодня, почему мне мешали, не воспринимали серьезно, вечно совали палки в колеса, определенно зная, что я не промолчу, что я не стерплю, выскажусь и тем самым посею вокруг себя новые семена раздора. В голосе автора явственно чувствуется обида, которую он пытается прикрыть иронией и самоиронией.

И анализируя события, делая выводы и работая над характеристиками людей, с которыми его свела научная судьба, он вольно или невольно делает вывод о том, насколько обмельчала наука и обмельчали люди, ее обслуживающие. На фоне колоритных фигур Ивана Ивановича Лагунова или Игоря Ивановича Куренкова, камчатских корифеев науки, точно мошка над костром проносятся мелкие и незначительные фигурки околонаучных начальников и руководителей, для которых наука - это всего лишь путь к карьере ( земной и мелкой, если не ничтожной), а высшее научное достижение для них - длинная рецензия на годовой отчет своего сотрудника. И тогда Виктор Федорович искренне говорит о том, что ему выпало истинное счастье в том, что его так и не воспроизвели в научные начальники.

Карьеризм столь же присущ в научной среде, как и среди военных. И здесь, и здесь - звания, и регалии определяют твое место и по ним судят о твоих научных или воинских доблестях, хотя и "козе понятно", что полководцами и учеными с мировым именем становятся именно те, для кого эти звания и регалии являются делом второстепенным, а главным для них сама наука - или наука побеждать или наука познавать непознанное.

Но в среде карьеристов всегда и во все времена создавалось мощное лобби, направленное на то, чтобы истинные и высокие заслуги замалчивать, принижать их значение, унижать и уничижать "выскочек", присваивать результаты их труда…

И не потому ли работа над коллективной книгой о рыбах реки Камчатка принесла Виктору Федоровичу истинное творческое наслаждение и ему и коллективу авторов, ибо всю черновую работу он взял на себя, а остальные при всем при том творчески присутствовали.

И не потому ли такое горькое (в том числе и отцовское) разочарование ожидало его, когда он, по мнению остальных коллег, "своровал их монографию", издав собственный фотоальбом.

Но истина проста: с волками жить - по- волчьи выть…

х х х

Почему-то своим высшим гражданским достижением, как ученого, Виктор Федорович считает организованную (не без моей помощи) дискуссию о возрождении анадромного стада нерки Кроноцкого озера.

Когда-то тысячи лет назад при катастрофическом землетрясении естественный рыбоход для нерки Кроноцкого озера был перекрыт и в озере осталась домашняя форма нерки - кокани. Если создать искусственный рыбоход, в обход заваливших реку валунов, то можно возродить третье (после озер Курильского и Азабачьего) по величине стадо азиатской нерки.

Это звучит красиво. Как и идея о всеобщем равенстве у Компанелло, которую назвали утопией.
Виктор Федорович попытался облечь эту идею в деловую форму и написал хорошую статью "Кроноцкий тупик". Но реально осознавая, что народ воспримет эту идею именно как утопию, он попросил меня стать соавтором этой статьи, чтобы "последствия" этой публикации разделить на двоих, чтобы одному не так больно или не так обидно было получать общественные затрещины, так как Виктор Федорович посягал на святое - Кроноцкий государственный заповедник.
Понимая, что для реализации этой идеи потребуется еще не одно столетие, я согласился поддержать Виктора Федоровича и честно разделил с ним то, что он получил бы, в итоге, один. Истина (какой бы утопической она не была) все равно проходит три стадии своего развития: "Какая глупость!" (за что мы с ним и получили сполна), "В этом что-то есть" (это и была моя позиция на тот момент) и "Кто же этого не знает?" (позиция Виктора Федоровича, на которой он, единственный пока, остается , будучи активным пропагандистом своей идеи).

Отзывам на эту публикацию и спорам посвящается достаточно много места в его "субъективной автобиографии".
Обо мне тоже упоминает: позже С.И. Вахрин от соавторства отказался. Но это не совсем так или совсем не так: статья от первой буквы и до последней точки написана Виктором Федоровичем Бугаевым. Для этой его статьи мы предоставили место в своем журнале "Северная Пацифика", в котором в том же номере было опубликовано несколько моих собственных материалов. Ставить свою фамилию еще и в "Кроноцком тупике" было бы уже просто нескромно. И это было мотивом. И Виктору Федоровичу с ним нужно было согласиться. Но, судя по всему, он обиделся: настолько важным для него было мое участие в этом проекте, как поддержка его гражданской позиции.

х х х

Но примерно в это же время, когда общественность шумела по поводу "Кроноцкого тупика", в бассейне реки Камчатка разворачивалась не теоретическая, не утопическая, а реальная и очень практичная по своей изощренной сути лососевая авантюра, в которой приняли участие многие - в том числе и рыбохозяйственная наука, и рыбоохрана, и региональная власть.

И те, и другие, и третьи высказались за необходимость строительства лососевого рыбоводного завода, специализирующегося на воспроизводстве нерки, в бассейне реки Хапица - одного из крупных притоков реки Камчатка.

Это была уже не красивая сказка о возрождении древнего, но угасшего в с вязи с природным катаклизмом, стада нерки.

Это был подлый и авантюрный план получения квот на вылов лосося (под лже проект о строительстве ЛРЗ) и получения места для постановки ставного невода в устье реки Камчатка для промысла все той же нерки.

Большего авантюристам было не надо. Первоначально для отвода глаз они привозили икру для инкубации на один из заводов Камчатрыбвола. Потом надоело и это - последняя партия молоди погибла (ее отравили). Проект заглох, но невод в руках компании остался, и они ловят рыбу до сих пор.

Странно, но в книге В.Ф. Бугаева по этому поводу ни слова. Точно он и его коллеги никогда и не слышали об этой авантюре и не согласовывали ее проект.
Да, с волками жить…

х х х

Как ни слова и о дрифтерной эпопее, хотя лучше отца и сына Бугаевых об этом никто не знает. Но оба молчат по этому поводу, потому что молчит Институт. Но один молчит, потому что, вроде как или наверное, не хочет плыть против течения, выступать против своего мнения коллектива и позиции некоторых своих коллег. Но отчего же молчит другой, старший, которому бояться, вроде бы, нечего и который знает о последствиях этого промысла, который аукается Камчатке и ее нерочным стадам вот уже более полустолетия…

В книгах Виктора Федоровича есть цифры (как же без них). Есть отдельные выводы. Но, как это ни странно, нет позиции. Человек, со страстью несусветной бьющийся за выход из утопического кроноцкого тупика, ни словом, ни делом не реагирует на истинную лососевую (прежде всего нерочную) трагедию, которая разворачивается на его собственных глазах и не без его участия, как ведущего научного сотрудника Института и крупнейшего специалиста с мировым именем по азиатской нерке, которую безжалостно уничтожает японский, а теперь с подачи КамчатНИРО и российский дрифтерный флот.

Как это понять?

Да, с волками…

х х х

Еще об одном моем друге Анатолии Декштейне* в книге Виктора Федоровича всего несколько строк, да и те негативного характера, связанные с исследованиями на дрифтерном промысле.

Поэтому я не могу оставить этот факт без внимания и не сказать, что Анатолий Декштейн, проработав более двадцати лет в Институте, вышел из него несломленный, как многие, а с активной гражданской позицией, которой могут позавидовать многие, в том числе и сам автор "субъективной биографии". В опубликованных воспоминаниях по этой части имеются даже не белые "пятна", а белые "поля", которые автор старательно обходит стороной, настолько, видимо, они взрывоопасны.

Сегодня именно Анатолий Декштейн серьезно, по-научному основательно, смело координирует работу общественности, региональной власти и рыбопромышленного бизнеса в борьбе с дрифтерным промыслом, используя весь потенциал собственных знаний, научных исследований и приобретенного им опыта борьбы за сохранение лососей. К сожалению, на опыт и знания своих бывших коллег по Институту рассчитывать ему (по крайней мере, в данном вопросе) не приходится.

Да…

х х х

И последнее. Я очень благодарен Виктору Федоровичу за то, что он все-таки не только решился, но и написал эту книгу - свою "субъективную биографию". Может быть, я и подсыпал ему соли на раны в своей столь же "субъективной рецензии", но это не со зла. Хоть ты мне друг, но истина (пусть даже она только моя!) дороже.

Книга писалась не для Бугаева. Она писалась для нас, чьи судьбы соприкасались и для кого и маленькие, и большие события, о которых вспоминает и которые оценивает автор, имели, может быть, такое же, а может быть и еще большее значение в жизни, чем для него самого.

Но именно он решился на то, чтобы поднять неудобные даже для себя самого и для других вопросы и проблемы. А это может сделать только мужественный человек, который понимает, что даже маленькая толика правды горька для многих, кто блаженствовал в камчатской науке все эти годы, когда он сам пахал в ней от зари и до зари.
Но правда одинаково горька для всех, если она горька.

И поэтому ее горечь испытали на себе не только те, о ком в книге рассказывается, но и те, кто эту книгу прочитал.

А это, при всех маленьких или больших, явных или неявных, спорных или бесспорных удачах и недостатках этой книги, главная и большая заслуга автора.

Потому что он не оставил нас равнодушными после прочтения его "субъективной автобиографии".

Сергей Вахрин,
член Союза писателей России

Рыба Камчатского края 


*Замечание В.Ф. Бугаева: Анатолий Борисович Декштейн - более 20 лет проработал в Камчатниро. За эти годы даже не защитил кандидатскую дисертацию по теме исследований. Он прекрасный, общительный человек, но "хороший человек - не профессия!".