Изба

Мой отец был столяр, а не пожил в тесовых прохладах,
И по звонким сеням погулять нам недолго пришлось,
Непробудным глушьём зарастали отцовские гряды,
И в дорожную пыль закатилась отцовская ось.

Это было в те дни, что приснятся и в славе грядущей.
Побросали мы всё – и, дай Боже, скорей наутёк.
Поскорее – туда, к подмосковным спасительным кущам,
Под казенную крышу, на твердый совхозный паёк!

Только там уж – увы! – не пеклись домовитые хлебы,
Ибо в тесном бараке была коммунальная печь.
И под сенью своей не справлялись домашние требы,
И под сенью своей не звучала семейная речь.

Разгуляйный шалман! Забулдыжное злое раздолье!
Даже кошки сбегали из наших каморок шальных.
И рыдал мой родитель за каждым угарным застольем,
Призывая на помощь забытых пенатов своих.

А совхозные боги входили во всем снаряженье:
В грозовых портупеях, в надраенных скрип-сапогах...
И родитель кружил вечерком по окрестным селеньям:
Приискать бы избёнку! Хотя бы на курьих соплях!

И сыскал наконец. Да при всей вот такой благодати:
Три окошечка в мир. И на левый бочок перекос.
Домовитая печь. А при ней – золотые полати.
А за правой стеной, через поле, – всё тот же совхоз.

И воспрянул папаша пред видом такого сюрприза:
 Занимай свою должность, стругай под совхозным крылом,
А под вечер – домой, на свою деревенскую мызу:
Ковыряйся в навозе! Работай печным помелом!

И сказал: «Решено!» И наскрёб для покупки деньжонок.
А затем по рукам! И в конце – магарыч на двоих.
До свиданья, барак! Прощевай, коммунальный котёнок!
Принимай же, Изба, недостойных овечек своих.

Принимай же, Изба! Распахни свои древние прясла!
Приголубь же меня, пацана из тверских деревень!
И я сделаю всё, чтобы печка твоя не погасла,
Подновлю твои стены, украшу сиренью плетень.

И провеют над нами все наши московские зори,
Да и младость моя пробежит вся у вас на виду.
И протенькает птичка. И сядет вот здесь, на заборе.
Это муза моя прилетит в заповедном году.

И возьму я свирель – и сокроюсь в колосья ржаные.
Забушуют хлеба, загремят полевые столбы.
И воссветится Песня. И схлынут все мороки злые
С наболевшего сердца. И с нашей невинной судьбы.

1982