Поэт Максим Бессонов

На исходе 2013 года Белгороде увидел свет сборник стихотворений Максима Бессонова "Proзрение". Автор небезывестный, и не только белгородскому читателю: он победитель многих конкурсов, лауреат "Международной Славянской поэтической премии…


В начале  своего отклика на это событие я хочу примкнуть к рядам тех, кто собрался (или уже успел это сделать) книжку критиковать – в смысле перечислять её недостатки. Но примкнуть не надолго. Скажу, что не понравилось, например, фото автора и наличие эпиграфа… и могла бы продолжить перечень замечаний в адрес составителя, редактора, издателя. Но не вижу смысла, поскольку знаю, что все претензии падут на одну и ту же бедную голову –  голову самого автора, поскольку таковы обстоятельства, в которых книга создавалась. О чисто литературных недостатках  говорить тоже не хочу, потому что в данном случае они никак не влияют на качество самого поэта как такового и его поэтического процесса, его стихового потока. И вообще, как известно, молодой поэт интересен как своими достоинствами, так и недостатками. И даже, может, последние в какой-то мере и помогают ему выживать в своём творчестве и преодолевать обстоятельства, подобные нынешним. Обстоятельств, когда за образец выдаётся чаще всего литература безликая и серая и она же тиражируется.  Однако ж, как во времена  Владимира Маяковского, так и теперь, эта  «поэзия - пресволочнейшая штуковина, существует, и - ни в зуб ногой». Чему свидетельство сия большая удача и маленький подвиг пробившего толщу серости молодого автора.  Эта книжка… эта негромкая победа… Она нужна ему не как источник славы и благополучия, но как объективный знак того, что данное ему поручение выполняется, что… Хотя оставим ему самому понимать и формулировать свои задачи. Обратимся-таки к книге, то есть к литературному её материалу.
Первое же соприкосновение с ним даёт довольно сильное ощущение: что-то происходит. И нравится происходящее тебе или нет, даже не успеваешь осознать, потому что без надобности: оно - как рассвет, новый день, как смена времени года неумолимо, неостановимо. Это – Поэзия. Её власть. Описать, изложить происходящее невозможно – получается не то, но поделиться очень хочется. Единственное средство: читать кому-то, хотя бы самой себе, вслух, цитировать, цитировать… и вдыхать не всегда не совсем понятную, но радостно обжигающую свежесть поэтического голоса.
 
«…Всё, что в сердце храним,
убедительно, произносимо.
Мысль, сорвавшись, летит,
разрываясь от счастья, в сугроб.
  Удивительным образом
 жизнь не проходит мимо…»

 «…они приходят и уходят – вместе.
И я к тому, что первая любовь –
Она же и последняя, хоть тресни!
Мы сквозь неё любуемся собой…»

 «…вот эта ночь:
бери её и ешь,
запей дождём – он будет только слаще.
Но эта ночь походит на рубеж –
прообраз тьмы – последней, настоящей.
Вот этот день:
не трогай ничего,
иди туда, где ждут,
где даже – трудно.
И ты увидишь:
«там» уходит в «тут».
И голос твой – сильнее.
Голос – рупор».

«…я, как тетрадь, как книга, в жизнь распахнут.
Ты пахнешь сладко мёдом, молоком.
А от меня несёт сырым стихом.
Но счастье вообще ничем не пахнет».

«а было так: я никого не встретил, ни с кем не пил, не спорил, не гулял. И не было со мною той, в берете. Ни мыслей, ни претензий, ни рубля».

«кто сказал, что в истине протест?
Кто сказал, что лучшее – вчера?
Жизнь распространяется на тех,
Кто не ждёт, но ищет в ней добра».

Да… Листаю с начала, с конца. Ловлю свой начитанный организм на предательском устремлении – отступить куда-нибудь назад, в какой-нибудь адский, но привычный уютик из знакомых образов. Ищу пути и не нахожу. Неужели он так бесцеремонно все их отрезал. И тьма у него не тьма, а напоминание о свете. И время не врач. И родина не милый пейзаж и тёплый закуток, а сводящая с ума, почти враждебная, уходящая из-под ног… Листаю, ищу и вот нахожу успокоительное от автора:

«…шалят нервишки – выпейте чайку.
конечно, можно что-нибудь покрепче.
но помните: я выдернул чеку.
Вернее, рифму.
Жду.
До скорой встречи».

Спасибо, говорю, юный друг, утешил. Но как ни странно – действительно полегчало. И вот неожиданно на этом фоне  яркой заплаткой вдруг – патриотизм, обнажено наивный, нисколько не эстествующий, но питаемый совершенно детской верой:

«Но будет день
(дай, Боже, чтоб он был!),
и мы, не зная,
что-то да оставим.
Пусть всё в России
«если б да кабы»,
по крайней мере, мы её прославим».

Листаю далее. Как же глубоко врезается автор своим поэтическим скальпелем! Как многослойно его «зеркало». Но привыкаю, приспосабливаюсь. И вот уже узнаю в его тумане знакомые родные образы, лица, слышу голоса… Вот он дорогой сердцу Пастернак. Вот Цветаева. Вот и другие…

«…падал ли я с крыши
(какой же бред…
Какой всё это бред!)
а может быть,
задушенный петлёю,
висел босой –
(как будто больше нет
 других попыток бегства)
я землёю –
всегда – и смертью – не пренебрегал,
я видел, как она
 людей глотала…»

Наш! Родной. Русский… И тема – наша, излюбленная, красной нитью тянущаяся из глубины веков:

«…поэтому и пишет, как в бою –
ни времени, ни пули не жалея.
Его убьют, конечно же, убьют,
и будет он лежать щекой алея,
как будто от пощёчины какой,
и всё же чистый, как вот та аллея,
что за дорогой, ветви оголив,
тихонечко под снегом застывает.

Поэт по большей части
 смертью жив,
но и о жизни он не забывает.
А жизнь? Что – жизнь?
В ней всякое бывает».

…Я даже не знаю, что сказать. Тема-то наша, да, и  образу  смерти – отдано достаточно много места в книге и в творчестве этого молодого поэта вообще. И тут же неизменный спутник – движущийся, а за ним и само Время, – снег, снег, снег… сквозь русскую нашу литературу, из тома в том, из тома в том…  Но как и снег другой («старый новый снег»), так и отношение к матушке смерти – другое. Нашего излюбленного привычного трагизма и слегка надрывного упования им – нет как нет!  Полагаю, что это – тема для отдельного, серьёзного и серьёзными специалистами, исследования.
Мне же на выручку, дабы не втянуться в заумные незрелые несформулированные рассуждения, вовремя подоспел старинный друг Козьма Прутков со своим безоруживающими выводами. «Смерть специально – сказал он, - поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться».
Ах вон оно что! А мне-то из своей – нашей, точнее, общей – колеи не видать главного: наш-то новый поэт, и мы вместе с ним, призван не к гибели, а вовсе даже наоборот.

«…и сквозь тучи – струящийся свет,
словно райского дерева корни.
Дорогие, нисколько не жаль
 ни себя, ни родных, ни знакомых –
погружают не в землю – в пожар,
обжигающий души и кроны.
И вот так – по колено в листве
 и тебя ухвативши за руку –
я – сквозь тучи – в струящийся свет –
рухну».

Красота какая! Не правда ли? А ведь стихотворение начинается словами «Я хочу умереть…»
Лично я очень рада, что стихи Максима Бессонова, наконец, увидели свет в виде книги. Читаю. Ещё буду читать. И, может быть, ещё какими-то впечатлениями и мыслями буду делиться.
Ну а тем, кто скажет, что ему стихи не нравятся или непонятны, отвечу: и хорошо! Поэт не должен быть «для всех». Он обычно даже в глубине души бывает и рад, его инстинкт ему подсказывает: чем быстрее отпадёт случайная привлечённая побочными интересами публика, чем меньше опекунов, тем качественнее процесс самосознания и конкретнее и яснее путь, в чём, собственно, и смысл.

«…я хочу, чтоб в этом промежутке
 юной жизни будущее жгло,
словно в поле синью незабудки».