Лучшие годы нашей жизни - 3

МИР ЮНОСТИ, ГЕОЛОГОВ И УЧЕБЫ

В первый год после окончания средней школы, большой компанией выпускников поехали в г. Владивосток поступать в высшие учебные заведения.

Во Владивостоке, Юра Вторушин с Олегом Фоминым  и еще с двумя ребятами,  жили на квартире на остановке трамвая  № 4 – «Борисенко».  Меня и Сашу Беспалова устроили в общежитии на Эгершельде его родственники.

Олег и Юра поступали в Политехнический институт. Я поступал на специальность «океанология» в Дальневосточный ГУ (ДВГУ), Саша – в Медицинский институт. Из нас всех, с первого раза поступил только Юра, но институт он бросил, т. к. не захотел один оставаться во Владивостоке без друзей  и ушел в армию.

По возвращению из Владивостока, Б. М. Барсов устроил меня на работу в Паратунскую гидрогеологическую партию рабочим 2-го разряда в «Отряд опробования».

Впервые в жизни (3 сентября 1967 г.), вышел на работу с одним из сотрудников отряда. Мы обошли всю Паратунскую тундру – измерили температуру, давление и расход термальной воды где-то на 10 скважинах. Давление измеряли обычным манометром, а расход воды оценивали наливая полную емкость воды (известного объема) за определенное время, которое определяли по секундомеру.
          
Работа в отряде была несложная, только приходилось много ходить от одной скважины к другой. В день иногда проходил пешком до 30 км. Никто не контролировал. Можно было записать фиктивные данные и никто бы не узнал об этом. Но за год работы в экспедиции ни разу не воспользовался этой возможностью и регулярно посещал все скважины не пропустив ни одной. Мне нравилось работа.

В зимнее время, иногда, к концу дня купался в какой-нибудь емкости, предварительно набросав туда снега, из-за высокой температуры термальной воды. Когда хотелось пить – пил ту же термальную воду. Другой не было. Обед брал сухим пайком (бутерброды).

Иногда приходилось участвовать в аварийных работах – обычно устанавливать новые задвижки на скважины. Уже прошло много лет, но помню названия этих скважин – ГК-1, ГК-2, ГК-3 ... ГК-7, ГК-8 ...  и так далее (и где они расположены). 

В поселке геологов посели в экспедиционном балке, вместе со сменным буровым мастером Иваном Бесовым. Он был из Белоруссии. Мы занимали с ним  одну половину балка. Не ссорились. В другой половине обитали два сварщика – люди нужной и уважаемой профессии среди гидрогеологов.

Отопление в балках устроили от термальной воды – жилось очень тепло (убаюкивающе журчала вода в трубах). Питались в столовой, расположенной в  50 метрах. Каждый вечер занимался – готовился к вступительным экзаменам в университет. Исключений, чтобы отступал от графика подготовки, почти не имелось. К маме в Елизово ездил довольно редко.

Вечерами молодежь иногда собиралась в столовой-клубе. Немного танцевали. Слушали магнитофонные записи певцов-бардов – Владимира Высоцкого, Юрия Кукина, Евгения Клячкина и других. В основном, собирался инженерно-технический состав.

Меня очень тянуло к геологам, но, что интересно, почему-то не появлялось мыслей получить эту профессию.

Запомнились праздники – Седьмое ноября, Новый год, День Геолога, Первое мая. Их справлял вместе с геологической молодежью. Купание в бассейне с термальной водой являлось обязательной составляющей всех праздников (рядом с бассейном часто устанавливали небольшой стол с выпивкой и закусками). К бассейну подъезжали на вездеходе. 

Перед праздником обычно отправляли «гонца» в Петропавловск за сухим вином. Гонец привозил две 10-литровых канистры белого сухого вина. Его продавали на разлив в магазине на ул. Вилюйской. Если не изменяет память, то его цена была 1 руб. 30 коп. за один литр. Собиралась компания 8-10 человек. Много разговаривали. Особенно пьяных не наблюдалось. Сидели всю ночь. Я в основном слушал.

Ближе всех подружился с Ларисой и Алексеем Ворожейкиными,  Валентиной Смирновой. Вечерами иногда заходил к ним в гости. У Ворожейкиных имелось много книг и регулярно брал у них их читать. По существу, в их библиотеке открыл для себя Александра Грина. У них впервые увидел его собрание сочинений в 6-ти томах издательства «Огонек» за 1961 год.

Несмотря на то, что читал А. Грина и раньше, до работы у геологов, по-настоящему, понял и влюбился в него только прочитав рассказы.

Я так влюбился в Грина, что просто бредил им. Мне очень хотелось купить его собрание сочинений, но в те времена это сделать не представлялось возможным – вся страна записалась в «книголюбы».

Алексей Ворожейкин видя мое отчаянное состояние предложил мне выход – он указал мне место, где уже два или три года валяется собрание сочинений А. Грина. Это был чердак дома  начальника партии В. Ф. Винокура.
 
Ночью залез на чердак и действительно там нашел 8 книг А. Грина. Больше там ничего не лежало. Я собрал себе собрание сочинений без одного первого тома, а оставшиеся три разрозненных тома подарил потом Юре Вторушину. Первый том  А. Грина из собраниия сочинений за 1961 год добыл только 7 лет спустя.

На чердак В. Ф. Винокура еще наведывался два раза – у меня все еще теплилась надежда найти в мусоре первый том, но она не оправдалась.  Иногда мне кажется, что меня опередил Алексей Ворожейкин. Всю свою жизнь с благодарностью вспоминаю его дельный совет.

В начале июня 1967 г. молодежь Паратунской ГРП совершила восхождение на Вилючинский вулкан. Нас было 12 человек. Обернулись за три дня.  Восхождение прошло успешно. Снял на кинокамеру фильм о походе на вулкан (он и сейчас у меня).

Естественно, за зиму я сделал фильм и о работе геологов. Этот фильм также еще сохранился. В отрогах вулкана убил первого и последнего в своей жизни зайца – больше в природе они мне не попадались.

В середине июня пришла повестка в армию. Регулярно стал являться по вызову в военкомат, но меня и нескольких человек оставили «до особого распоряжения», а может быть, до осеннего призыва.

Юру Вторушина  и Олега Фомина забрали в армию. Перед отъездом Юра сказал мне, что в Петропавловск приехала выездная приемная комиссия из  Дальрыбвтуза (г. Владивосток) и там есть прием на специальность «ихтиология и рыбоводство». Это, конечно было немного не то, что хотелось, но выбора у меня не оставалось.

Я быстро сдал вступительные экзамены.  Причем, все экзамены сдал на пятерки. Видимо дало результаты мое систематическое самообразование и зимняя самоподготовка у геологов.

Пошел в военкомат, показал справку о поступлении и сдаче экзаменов в Дальрыбвтуз. Мне вернули приписное свидетельство.   К 1 сентября приехал во Владивосток, где был зачислен на первый курс и отправлен в колхоз копать картошку.

***

В Любу Куканову я влюбился уже после окончания школы, весной, когда  работал в Паратункой ГРП, не поступив в первый раз в Дальневосточный ГУ. Приехал в Елизово на медицинскую комиссию в военкомат, увидел на улице и влюбился.

Люба закончила школу раньше меня на один год. В школе ее видел, но никаких чувств раньше не возникало.

Отношения у нас сложились чистые и целомудренные. Поцеловались мы с ней только накануне моего отправления в армию. Хорошо помню, что ее мама на меня косо смотрела – чем-то мой облик ей не понравился.

Люба поступала в педагогический институт, а я был отпущен «до особого распоряжения» и сдавал экзамены в Дальрыбвтуз. В общем, мы с ней летом почти не виделись.

Накануне своего отъезда во Владивосток, пошел на танцы в Дом культуры, где находилась Люба. Мы с ней простились, договорились переписываться и я пошел домой,    т. к. на следующий день улетал. Когда шел через парк на меня напали какие-то ребята и побили. Думаю, что это были Любины поклонники. С двумя синяками под одним глазом и приехал во Владивосток.

С Любой мы не переписывались. У меня даже не имелось ее фотографии. Когда приехал на Камчатку после окончания института, Люба была уже замужем, имела детей.

Люба Куканова (по мужу – Мельник) после окончания института многие годы работала в Елизовской средней школе, преподавала русский язык. Последний раз  встречал ее в феврале 1998 году на 90-летнем юбилее основания Елизовской школы № 1 им. М. В. Ломоносова.  Наша встреча прошла тепло и искренне. Юность – это юность!!!!

***

Учиться первые два курса в Дальрыбвтузе было очень тяжело – у меня отсутствовали способности к математике, химии, физике и другим точным наукам. Дважды заваливал химию и дважды математику, но всегда все пересдавал с первого раза. На третьем курсе, со второго семестра, стало учиться на много легче. 

В институте, с первого курса начал заниматься к Краевом Доме Физкультуры классической борьбой. Там получил первый разряд. Боролся в весе до 82 килограммов. В 1970 г. стал чемпионом Владивостока на 25-ю годовщину Победы над Германией. За эту победу, мне присвоили звание кандидата в мастера спорта. Но вскоре бросил борьбу, т. к. перешел в другую более высокую весовую категорию, где шансов на успех у меня не имелось.

Первые два курса прожил на квартире. Первый год –  у своей крестной матери Варвары Константиновны Слободчуковой на 1-й Речке, а на втором курсе  – на другой частной квартире у Медицинского института.

Моя мама получив пенсию, уехала с Камчатки и одну зиму провела вместе со мной во Владивостоке. Осенью 1969 г. она переехала в с. Тихменево, где в отчем доме жил ее брат Дмитрий Тронь. Там она купила небольшой домик.

Пока вместе находились во Владивостоке, моя мама стала шить сарафаны (без претензий на моду) для пожилых женщин и очень дешево их продавала на «толкучке». Так, например, если на один сарафан уходило материи на 4 рубля, то она его продавала за 8 рублей. На толкучку она ходила в субботу и в воскресенье. Выручка за торговый день колебалась от 15 до 30 рублей (прибыль составляла 50 % от выручки).

Все годы, пока учился в институте, отец высылал мне 50 рублей в месяц. Первые годы, 10-15 рублей с пенсии добавляла мама. Стипендию в размере 40 рублей начал получать только с третьего курса.   

***

На третьем курсе, наконец, дали место в общежитии Дальрыбвтуза по ул. Луговая 52, где и прожил до окончания института.

В комнате № 501 нас обитало четверо: ихтиологи из нашей группы – Анатолий Великанов, Владимир Винокуров, я и еще парень-технолог. В связи с тем, что ребята-технологи часто менялись, не помню их имен и фамилий.

Жили мы дружно. Вечерами всегда готовили ужин. Соблюдали чистоту в комнате. Всегда в 24 часа тушили свет. Кто хочет читать позже – пусть читает в бытовке. Володя Карпенко из нашей группы проживал в другой комнате. Остальные ребята из группы были «владивостокские» или снимали квартиры.  Напротив комнаты № 501 поселили четырех девочек из нашей группы – Люду Анненкову, Ларису Бельды, Елену Коваль и Ирину Владыко (Коновалову).

***

Впервые увидел ее в мае 1969 г. на пляже «Динамо» во Владивостоке – она была высокая, загорелая, в оригинальном самодельном полосатом купальнике. Очень шустрая. Со всеми вокруг в разговорах.

Прежде, чем познакомились, встречались на пляже несколько раз. Я ходил на пляж каждый день в надежде увидеть ее. Как-то ее не было несколько дней. Затем она появилась, сама подошла, сказала: «Привет» и предложила познакомиться. Ее звали Таня Скворцова. У нее был старший брат Саша, которым она очень гордилась. Он  очень внешне походил на Аллена Делона в фильме «Искатели приключений».   

Таня жила  без отца с мамой Анной Васильевной и братом. Анна Васильевна работала санитаркой в Краевой больнице. Жили они все в одной комнате (6*6 м) в двухэтажном доме в районе «Клуб им. В. И. Ленина». Анна Васильевна любила всегда пропустить рюмочку и отличалась исключительным хлебосольством – только зайдешь в комнату, тут же усаживала за стол.

С Татьяной мы сразу же стали близки. Несколько месяцев у нас все складывалось хорошо. Но затем после праздника 7 ноябре 1970 г. у нас все изменилось. Татьяна не захотела больше со мной встречаться. Без всяких объяснений.

Пытался несколько раз поговорить с ней, но она меня избегала. В общем, остался один до тех пор, пока не победил в соревнованиях на первенство Владивостока по классической борьбе на годовщину 25-летия Победы над Германией. Она меня отыскала сама в апреле в Краевом Доме Физкультуры. И опять все шло прекрасно... целый месяц. Потом она вновь исчезла.
В июле 1971 г. уезжал на практику на Камчатку. В последние дни перед отъездом Татьяна появилась опять. Подтвердила свою любовь… и я в хорошем настроении поехал.

В июле-сентябре проходил практику на Ушковском рыбоводном заводе, принадлежащем Камчатрыбводу. В конце сентября вернулся во Владивосток.
Татьяна встретила меня ласково. Сказала, что беременна уже четвертый месяц и нам надо расписаться. Я не возражал. Она быстро договорилась в ЗАГСе и мы расписались. Вечером в комнате у Анны Васильевны состоялось застолье, на которое  пригласил своих ребят по комнате в общежитии.
Когда около одного часа ночи все  разошлись, Татьяна сказала, что сегодня мы будем спать вместе в одной кровати, а завтра я должен уйти в общежитие совсем. Она любит другого человека и вышла за меня, чтобы родился законный ребенок.   

Я развернулся и ушел. Проснулся на полу в своей комнате в спальном мешке. Помню пил ром «Пуэрто рико» – 70о. Через три дня она отыскала меня и попросила прийти к Анне Васильевне домой поговорить.
Пришел. Принес ром «Негро» – 40о. Мы были близки последний раз. Понял, что это все. Больше в отношении Татьяны не строил никаких планов и иллюзий. Мне стало легко…

Стал по субботам и воскресеньям ходить на танцы в Дом Культуры им. В. И. Ленина на остановке трамвая «Авангард». Познакомился по очереди с несколькими девушками, но после двух-трех свиданий отношения у нас не развивались.

27 февраля 1972 г. Татьяна родила сына. Назвала его Александром в честь брата. Сразу же после рождения Александра, она подала на меня на алименты: из 40 рублей стипендии, ежемесячно 10 рублей перечисляли Татьяне. 

Через 6 месяцев Татьяна организовала развод. Нас развели через суд. Процесс закончился за 7-8 минут. Никто из нас не возражал. Из государственной пошлины  в размере 50 рублей, я заплатил 15 рублей, остальное – Татьяна.

Уже на 5 курсе влюбился во второкурсницу с технологического факультета Ольгу Голованову. Она жила через две комнаты на том же этаже в общежитии, где  и я. Мы дружили несколько месяцев, но потом Оля не захотела со мной встречаться. Ее мама узнала, что плачу алименты и повлияла на нее, чтобы она «порвала» со мной отношения. 

Потом еще появились девушки из Дома Культуры и другие… Ну, это  уже… совсем другая история.

ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ПРАКТИКИ НА КАМЧАТКЕ
 
Впервые столкнулся и, частично понял, что такое моя профессия – только на практике в Камчатрыбводе – на  Ушковском рыбоводноми заводе (в народе – «Ушки»), расположенном на р. Камчатке 18-ю километрами ниже пос. Козыревск.

Приехал на рыбоводный завод на попутной машине в начале августа 1971 г. Над Козыревском и по всей дороге стоял густой запах перегретого хвойного леса.

В то время директором был Илья Иванович Исаев, а главным рыбоводом – его супруга Любовь Михайловна Исаева; куратором этого завода – Галина Николаевна Рассохина, возглавлявшая рыбоводный отдел в Камчатрыбводе.

На рыбоводном заводе мне очень понравилось. Рабочий день начинался в 9 утра и заканчивался в 1815. Обед по расписанию. Весь штат завода составлял около 10 человек. На работу никто не опаздывал. Жил один. Сам себе готовил. Иногда на обед меня приглашала Любовь Михайловна.

Вечером два часа работал магазин и через день в доме-клубе в 21оо показывали кинофильмы, которые смотрели всем заводом. Билет на сеанс стоил 20 копеек.

Когда началась закладка икры, то разрезание самок и оплодотворение икры проводила сама Любовь Михайловна. Все делалось очень тщательно. Люди искренне верили в нужность рыбоводства, и я поверил в него. 

Территорию завода, на которой почти везде рос клевер, обнесли забором. По этому клеверу ходил конь «Мальчик», которого, в списке материальных ценностей,  записали следующим за рульмотором «Вихрь-20».

Галина Ивановна много рассказывала о рыбоводном заводе. Я с ней подружился и затем многие годы заходил к ней на работу в Камчатрыбвод, где она  давала мне материалы по нерке оз. Ушковского.

После первой практики стал твердо уверен в правильном выборе профессии. Вторая практика только укрепила мое мнение в этом. Однозначно понял – мне здорово повезло.

***

Следующая практика после 4 курса проходила в КоТИНРО. В июне 1972 г.  приехал в Петропавловск. Меня, оформив на два месяца младшим научным сотрудником, отправили со штатным м. н. с. Виктором Григорьевичем Вершининым в Анадырско-Наваринский район и Чукотское море изучать треску и сайку (полярную тресочку). В море пошли на СРТМ «Пограничник Змеев»

С Виктором сразу подружились. До отхода в море неоднократно бывал у него дома. Хорошие отношения сложились и с его женой – Галиной Марковной Мараевой. Она работала в КоТИНРО переводчиком с английского языка.

В. Г. прекрасно играл на шестиструнной гитаре и здорово пел. Особенно в его исполнении мне нравился «Гимн восходящего солнца», «Любовный напиток № 9», а также «Лучшее платье – твоя нагота».

В. Г. был очень тактичный и вежливый человек. С ним оказалось легко и приятно работать. Он все старался объяснить. Мы почти ежедневно проводили массовые промеры уловов и, по мере необходимости, биологические анализы трески и сайки. Занимались мечением трески (правда не знаю, выжила ли после этого хоть одна рыба).

***

Через полтора месяца плавания, наш СРТМ «Пограничник Змеев» зашел в бухту Святого Лаврентия. По судовому радио объявили, что все желающие и свободные от вахты могут сойти на берег. Я относился к категории «желающих и свободных».

Прежде, ни разу не попадал на Чукотку. И, поэтому, помимо тяги просто сойти на берег, во мне горело желание пройти своими ногами по той земле, где никогда не был. До этого  часто разглядывал побережье Чукотки в бинокль.

Когда спрыгнул со шлюпки, то сразу не ощутил ничего. Между тем, пока находился в море, меня неоднократно волновала встреча с землей. Сейчас же все произошло обыденно, будто на день несколько раз сходил на землю в течение этих полутора месяцев.

Сошедшие на землю стали быстро расходиться в разные стороны. Вначале хотел догнать какую-нибудь группу, но затем раздумал и пошел через тундру к холмам.

Многие из команды ползали на коленях – собирали цветы. Наш тралмастер, лысый пожилой мужчина, от которого я ничего, кроме непереводных вещей, не слышал, набрал букет и озадаченно смотрел на него, не зная, что с ним делать.

Мне не хотелось рвать цветов. Шел по-щиколотку в воде – тундра была сырая, т. к. таял снег. Постепенно ускорил шал и вскоре побежал бегом, но быстро выдохся. Сказалась малоподвижная жизнь на судне.

Перешел несколько ручьев и пошел вверх по распадку между двумя холмами. Кое-где на земле валялись старые оленьи рога. Под ногами пружинил ягель, выглянуло солнце.

Обернулся и увидел в бухте наш СРТМ. Он казался со стороны очень чистым, как детская игрушка-кораблик. По откосу холма взобрался наверх: до самого горизонта еще тянулись такие же холмы. И я пошел по холмам.

Наверху они были сухие и чистые, кое-где маленькими островками рос ягель. Свободные от растительности места покрывали белые аккуратные камешки. От них и от ягеля холмы казались белыми и веселыми. Сфотографировал эти «веселые» холмы. И мне сразу стало весело.

Единственно, что слегка огорчало: мне никогда в жизни не стоять, еще раз, на этих холмах. Характер работы не способствовал этому, а туристам здесь делать нечего. Эти края не терпят туристов.
С этими мыслями в голове, вдруг заметил людей с палаткой в километре от себя. Издали казалось непонятно, что они делают: ставят или снимают палатку.

Палатка стояла на берегу бухточки, отделенной от места нашей высадки цепью холмов. Ни мы, ни эти незнакомые мне люди, не подозревали о соседстве. И я пошел к ним. Хотелось посмотреть: какой внешности люди обитают в этих местах. Мне они представлялись сильными и мужественными. И не ошибся.

Их было трое: загорелые с длинными отросшими волосами, одетые в защитного цвета выгоревшие на солнце спецовки. Двое были гладко выбриты, третий (по виду старший) имел могучую бороду.

Мой приход их не удивил. Поздоровались. Задал несколько вежливых вопросов, в которых свозило плохо скрытое любопытство и восхищение. Ответили, что они геодезисты и собираются сейчас идти к очередной базе. Здесь живут уже неделю.

Сами не задали ни одного вопроса. Скатывали оленьи шкуры, укладывали рюкзаки. Невдалеке стоял тур из камней. К нему, под прямым углом, на земле выложили марлей две полосы для того, чтобы потом легче было отыскать данную точку на аэрофотоснимке.

Геодезисты ушли. Сфотографировал их, поднимавшихся по склону холма. Я не знаю имен этих ребят, откуда и куда шли, но они мне понравились. Ни одного лишнего слова. Настоящие люди не должны много разговаривать.
Когда подошел к шлюпке, все уже были в сборе. На берегу горел гигантский костер из бревен, выброшенных морем. Посидели молча у костра и шлюпка отчалила к судну.

Уже на судне, тралмастер принес в нашу каюту половину букета. Через день цветы завяли, а через несколько дней высохли. Я воду вылил, но цветы не выбросил – они пахли чукотской тундрой. Если точнее, то они пахли веником, но если не обращать на это внимание, то они  пахли еще и малиной.

Засохший букет стоял месяц. Потом меня высадили в Анадыре, и я улетел в Петропавловск. А букет так и остался стоять в каюте. Не смог его выбросить.

***

В результате командировки в Чукотское море и Анадырский залив, собрал необходимый материал для дипломной работы. Плавание на СРТМ «Пограничник Змеев»  оказалась очень полезным. Без вариантов, твердо понял, что лучше не работать морским ихтиологом: в море чувствовал себя не очень хорошо.

В КоТИНРО «обрадовали», что свободен и могу ехать домой. Но  я напросился на новую производственную практику.

В итоге, заведующий лабораторией лососевых рыб к. б. н. Борис Борисович Вронский (в обиходе сотрудников – «БэБэ») отправил на два месяца на оз. Курильское. Там поручил: по структуре чешуи и морфометрическим характеристикам, попытаться найти популяционные различия у производителей нерки с различных нерестилищ.

На самолете Як-40 добрался до пос. Озерновский и пешком (более 40 км) дошел до Озерновского наблюдательного пункта. Он распололагался в истоке р. Озерной. Заведовал пунктом Михаил Михайлович Селифонов (в обиходе сотрудников – «МихМих»). Его жена, Маргарита Федоровна, находилась в отпуске на материке.

Поселили меня в старом доме с научными сотрудниками из г. Горького, изучавшими миграции и хоминг нерки. Эти ребята через несколько дней уехали, и я остался в доме один.

С помощью сотрудника, уже пожилого Семена Николаевича Орла, в бассейне оз. Курильского отлавливали на отдельных нерестилищах по 50 самок нерки. Делал их морфометрию (измерения для дальнейшего анализа пропорций тела). На каждой рыбе проводил более 30-ти измерений. Занимался этим целые дни, и мне ни до чего не было дела.

В период моей жизни на озере, к М. М. раз в неделю на выходные дни приезжали гости с Паужетской геотермальной станции (геологи, вулканологи), но это меня никаким образом не касалось. Я продолжал делать свою морфометрию.

Кроме того, раз в месяц участвовал в измерениях температуры воды в озере по горизонтам с помощью термобатиграфа. Температуру воды измеряли до глубины 200 м. Существовала специальная лебедка для этой цели.

Один раз, когда к М. М. приехали гости с Паужетки, он попросил меня заправить электрическую станцию бензином и запустить ее. Из бочки на улице,  налил бензина в бак, но станцию завести не смог.

Когда доложил М. М. о своей неудаче, то кто-то из гостей сам вызвался сходить запустить станцию. И…, пропал. Не дождавшись, все гости пошли в дизельную «заводить мотор». Застолье плавно перенеслось из дома в дизельную. Минут через 30, станцию уже «почти завели», когда, наконец, выяснили, что вместо бензина «студент» в бак налил солярки. М. М. глядел на меня укоризненно и улыбался. 

Через несколько дней, всем пунктом занимались заготовкой дров на зиму. Пилили каменную березу на дрова и складывали чурбаки в сарай, которые зимой обитатели пункта далее будут колоть по мере необходимости.
Заготавливали рыбу для собак – на пункте имелась собачья упряжка. Собак звали: Помякшин (передовик), Черный, Ястреб, Серко, Верный, Крючок, Жучка и Сучка.  Иногда через оз. Курильское и пункт проходили изможденные туристы из Петропавловска, которые всегда что-то просили. Что мог – давал.

Через два месяца вернулся в КоТИНРО. За период практики  побывал в разных райнах озера, которое произвело на меня очень сильное впечатление. Один раз мы летали на вертолете, выбирать сетку, поставленную мной в дальней части озера у р. Хакыцин. Дважды М. М. ездил со мной помогать собирать материал. Для защиты от медведей он разрешил мне брать на нерестилища карабин, но я с него даже ни разу и не выстрелил.

Дипломную работу в Дальрыбвтузе защищал по нерке оз. Курильского. Положительный отзыв на него мне написал директор ТИНРО – С. М. Коновалов.

***

Б. Б. Вронский обещал прислать вызов на работу, но не прислал. Про «студента» он просто забыл, хотя два раза и напоминал ему о себе письмами.

В ночь перед распределением, меня увезли в больницу и вырезали аппендицит. Там пролежал 7 дней. Аттестационная комиссия Дальрыбвтуза распределила в ТУРНИФ.

Через несколько дней после свершившегося факта, началась запоздалая активность о переводе в КоТИНРО. С помощью заместителя директора по науке к. б. н. Ивана Ивановича Лагунова и директора КоТИНРО к. э. н. Александра Константиновича Евдокимова, в итоге, меня все-таки перераспределили.

Но, А. К. поставил условие: я должен заниматься авиаучетами лососей на нерестилищах вместе с А. Г. Остроумовым и не стану просить прописку в институтском общежитии в Петропавловске или на наблюдательных пунктах.
Чувствовал себя безумно счастливым, т. к. тогда не знал, как много значит прописка. Последнее условие навсегда лишало шансов получить квартиру в КоТИНРО, как молодому специалисту. Это был мой «членский взнос» за возможность работать на Камчатке.

Легальным путем в КоТИНРО распределили Володю Карпенко, который закончил институт с красным дипломом, и Светлану Чигиреву (она была старостой группы).

Как выяснилось только через несколько месяцев, Светлана на Камчатку не поехала, т. к. вышла замуж за молодого специалиста-геолога Евгения Терехова. Стала работать в патентном отделе ТИНРО во Владивостоке. Этой деятельностью она занимается и по настоящее время. 

Если бы я учился в институте лучше, то проблем с выбором места распределения у меня бы не имелось. Вывод: мальчики и девочки – нужно лучше учиться!!!

В начале сентября 1973 г. поехал работать на Камчатку свободный от обязательств перед кем-либо. С собой привез только чемодан любимых книг – Александр Грин, Роберт Льюис Стивенсон, Брет Гарт, Джек Лондон...

(продолжение следует)