В пробке

1.
…Втискиваешься в автобус,
как в транс, впадаешь в сиденье,
небоскребы, трущобы,
кривых  улиц сплетенье.
Набухает  дорога 
словно тромб в сосуде.
Успокоимся, ради Бога.
А дальше – как Бог рассудит.
Да, здесь не разгуляться,
хотя город почти в загуле.
Распластан  кусок пространства –
словно его прогнули.
В оконном проеме – слайд-шоу.
Ты хочешь забыть иль забыться.
Дальних видений шорох,
в отраженье стекла - ресницы.
 Но, впрочем, все это внешне,
не обращай внимания
на сон, как фрагмент нежности,
вдруг стертый самонезнанием.
В объезд заторов, колдобин
рвануть бы бесстрашно, сдуру…
Замкнешь глаза на щеколду,
день спрессуешь в окурок,
оставшийся на ступенях
упершейся в небо башни.
Солнца лучи как поленья,
согревшие день вчерашний.
В памяти мысль слежалась,
потянулась самодовольно,
и тут же предчувствий жало
в душу воткнулось больно.
…Не днем живи, а мгновением,
подумай, что это значит…
дорога как проявление
непостижимой удачи:
доехать, дойти , дотянуться,
стряхнуть препятствий  вериги…
Но рвутся дороги как струны
в каждом отдельном миге.
Конечный продукт распада,
вдруг раздирает, шалея, -
разрухи, разлуки, разлада,
того, чего больше не склеишь…
Но нет, ведь ты не из робких.
Дорога впадает в кому…
Ты вянешь в убойной пробке.
бесстрастно лелеешь дрему…

2.
Бредешь дорогой бредовой,
глухие минуя развилки.
Но, как по дорожке ледовой,
по звонку мобилки,
возвращаешься понемногу,
как ничего не случилось,
к прерывистому диалогу,
и выскальзывает сонливость.
Лишь вздрогнешь неосторожно:
надо же! Пакость приснилась…
О Господи, сколько  можно!
Случаю отдан на милость,
жизнь - в обрамленье  простраций,
прорастает на всяком вздоре,
солируешь медитаций
вдохновение, горечь…
Предощущение нови
полной впитаешь мерой.
Пробки как сгустки крови…
По телу улицы серой
рвут кровяные тельца
лабиринты артерий,
а у меня болит сердце,
в закрытые бьется двери,
в разные стороны мчатся
мысли - так и с приветом…
Думается про счастье
даже в автобусе этом.
И представляешь спесиво
мгновения сладкой разлуки.
А женщины, в спешке, красиво
выкидывают руки,
и это выглядит классно,
и не бывает иначе,
как будто плавают брассом,
а потом, устав, по-собачьи.
Взгляд неуверенный, кроткий
или возвышенно гордый…
Колени и подбородки,
а также плечи  и бедра
друг с другом вполне согласны.
Как будто на самом деле,
жизнь нелепо прекрасна
и не имеет цели.
Под тобой дыра или камень.
Вновь втискиваешься в сиденье.
Автобус  дернулся, замер,
как мир, на краю терпенья

3
Женщина заскучала,
полюбила дремлющим оком…
А мотоциклист-сучара
все же рванул под боком.
Что может еще быть удобней,
если такой ты добрый -
не человек, а подобие,
 века уродов образ,
мерцающий как Цусима
располагающий  словно риза,
бездушного мира символ,
бездонного города призрак.
Рвется видения штопка,
дыхание сбилось сходу,
как из бутылки пробка,
  вырвался на свободу,
увидели только спину
и выхлопа рыганье,
обнажив горловину,
оставив воспоминанье.
Пешеходы – почти соседи,
а мы, мы – идем или едем…
и думается неловко,
что вот – навсегда остановка…
Шрапнели черная стая
гарью полнеба покроет,
и время как день истает,
наше время больное.
А из прокуренной глотки
моей пробьется выдох:
мы все в этой жизни – в пробке,
тупиковы и вход, и выход.
И кто-то спешит навстречу,
как и ты - с переменным успехом.
И ниспадает вечер,
и дня угасает эхо…