Странные люди. Лариска и Васька

С Лариской я познакомилась, когда первый раз ушла из дома на съемную хату. Нехорошее слово, но там правда была хата. По какой-то непонятной причине в ней до меня по очереди жили одни бывшие сидельцы – типичные молчаливые мужики с мрачным взглядом, расписанные сизым сверху донизу. Они и ко мне часто приходили, разыскивая своих друзей-приятелей. Смотрели изумленно, спрашивали, поперхнувшись, какого-нибудь Серого или Лысого или даже Хмыря. Как это нету? А куда дели? А ты кто? Я, пьяная от первой свободы, была приветлива до противного. Съехал. Адреса не оставил. Если зайдет, передать, что вы искали? Я? Птица!

Вообще тут я съязвила. Ну а как ответить на вопрос, кто я? Вот и ляпнула, а оно как-то прижилось и разошлось. Птица, тебе сальца не надо? Птица, курить есть? Птица, подъезд за тебя Пушкин мыть будет?
Я сначала злилась, а потом привыкла. Если Птицей окликнули – значит, соседи с хаты. Свои, в общем. Поэтому когда однажды под окном дурным голосом заорал кто-то: «Птица, скорей! Ой, скорей-скорей-скорей!», я сразу рванула к дверям. По лестнице взбежала растрепанная женщина в халате без пуговиц, накинутом на кружевную комбинашку. Это и была Лариска. Она так и сказала мне: «Я Лариска!» и быстро выдернула из-за своей двери большую коробку, сунула мне в руки: «Спрячь! Васька бегит! Злой! А они не его! Ой, спрячь скорее, утопчет!»
В коробке лежала красивая трехцветная кошка и котячий клубок. Я обомлела.

Это что же – кошка нагуляла котят, а ейный Васька, который уже «бегит», сейчас будет кошке морду бить за то, что котята не его? Да не буду я никого прятать – я должна это увидеть! Кошка, небось, найдет, что ответить своему Ваське, нельзя такое пропустить!
Однако женщина снесла меня как паровоз блоху, причитая: «Прячь скорей, чтобы Васька не догадал!»
Однако Васька «догадал». Мы с дверью (и кошкой) уцелели только потому, что следом за Васькой, который оказался вовсе и не кот, а вовсе даже ларискин муж, в подъезд зашел очередной сизый гражданин в поисках кого-то из компании Серых и Лысых. Тихо отодвинул плюгавого Ваську от порога: «Птицу не замай!», уселся на моей кухне как на своей: «Заночую. Вдруг обидят». Гадая, кого мне больше бояться, я не возразила. Дала подушку, показала, где чайная заварка и ушла в комнату вместе с кошкой и ее мохнатым выводком.

На кухне было тихо, только часто чиркала спичка о коробок, шумел чайник и тянуло дымом. Зато за стеной шла баталия. Кто из них кого больше бил – мне неведомо, врать не буду. Но, думаю, пышнотелая крупногабаритная Лариска своему хмыренку себя в обиду не дала.
Утром мой сторож молча ушел, а уже в обед хмурый Васька пришел извиняться. «Ты того, соседка, зла не таи. Сука она, вишь. А ежели я чего поломал – так я тебе починю». Выяснив, что и не входил и не ломал, предложил от всей своей широкой натуры: «Может, так чего поломатое есть? Сыщи уж, а то вроде как виноватый».
Из «поломатого» сыскался хлипкий табурет. Довольный Васька его забрал, а через час принес вполне крепким: «Слышь, соседка – носи на здоровье!». Я поблагодарила.

Кошка с котятами осталась у меня. Котят насчиталось шесть штук, и у меня их с руками оторвали, чуть только они подросли – такие были невозможные красавцы. А кошка, выкормив котят, ушла – она и была уличная. Приходила на постой только когда рожала.
Почему Лариска в тот вечер бежала ее прятать, я так и не узнала. Васька пьяным никого не обижал, если только дверь где выбьет или из перил подпорку выломает. Утром сам же и починит, еще лучше прежнего будет.
Зато жену он бил основательно и вдохновенно. Соседки язвили Лариске в лицо, а она только глаза шалые закатывала: «Ой, да понимали бы чего!»

По пятницам во дворе собиралась толпа – ждали васькиного прихода как бесплатного кино. Сколько Лариска ни старалась оказаться дома в этот момент, всегда ее надирало выскочить на минутку за какой-нибудь солью или луковицей. В итоге она, задрав подол, неслась через двор, а следом гремел сапогами пьяный Васька на потеху всей округе.
Наутро Лариска снова закатывала глаза, частенько капитально подбитые, а двор катался со смеху. Понимали бы чего…

Через год я оттуда уехала и больше никогда там не была. Лет десять спустя на рынке меня вдруг окликнули: «Птица, ты чего мимо ходишь как не своя?»
Я обернулась и обомлела. Лариску можно было узнать только по голосу – такая она стала красивая. Никакой пергидроли на голове, никаких «бигудюшек» на ночь, поверх химии. Вместо золотой фиксы – керамика, вместо пестрого халата – стильный брючный костюм. Мы обнимались и горланили на весь рынок нелепые междометья.
Потом завалились в местную тошниловку и сидели до самого закрытия. Оказывается, Лариска стала весьма успешной бизнесменшей. Не так, чтобы олигархиня, но никому не кланяется – так она сказала. Васька ее допился до чертей, ввязался в какую-то драку, там его и прибили. Лариска пять лет честно вдовела, а потом подумала-подумала да и вышла замуж. Такой ей хороший муж попался, добрый и непьющий. Вроде как за все горькие годы.

Я было поздравить расстаралась, а она только рукой махнула. Выгнала, говорит, через год. Что такое, почему? Да уж так вот. Вишь, не угодила чем-то, он ее дурой назвал и кулаком замахнулся. Ну, Лариска его и дала всем телом в дверной проем. Безвозвратно.
Я аж подпрыгнула. Васька сколько бил, материл, гонял, и хоть бы что, еще и рассол на утро ставила, а тут бац – и сразу выперла?
Лариска белозубо засмеялась: «Так то ж Васька! Понимала бы чего!».
И глаза закатила.