Хм..

Как странно думать, что могут думать,
Что ты играешь чужими сердцами,
Особенно если ты ими играешь.
Ты сейчас обо мне или помнишь или не помнишь. Узнать бы точно.
Буду дождем, азбукой Морзе стучать в ладони - ну, вспомни, вспомни,
Отключили свет, сдохли голуби, уже догорает почта.

Буду сотым зубчиком на какой-то из самых заевших молний,
Буду дятлом в метро: "Следующая станция - вспомни,вспомни,вспомни"
Самым матерым снайпером, самым точным.
Кончился май. Саранча дожирает рощу.

От тебя тепло - с метра не дальше.
Я давно живу - вечность не меньше.
Говорят, ты жил до меня, раньше.
Ничего, сейчас это лечат.

Сердце - подушкой с иголками. Ребра - пяльцами.
Море волнуется, из берегов, думает, выплеснуться ли.
Правдой, неправдой полвзгляда б еще полутеплых выманить.
Как клавиатура от любви не плавится под твоими пальцами?

Я накапливаю нежность на своих ладонях.
Ведь когда-нибудь ты их тронешь.

Подбрось меня, словно камешек в мутный воздух.
Возможно, немного поздно, но вдруг не поздно.

Я еду в город, в котором ты никогда не будешь меня любить.
Забыть приговор. Забыть хоть на время. Все равно исполнят. Забыть.

Ты снова даешь мне руку
И тут же проходишь мимо.
Послушай, а вдруг на небе
Считают удары в спину?

Горло, нос, глаза, горло, руки.
Имя твое мечется, словно в клетке.

Не смотри так, у меня же сердце.
У меня в нем солнечные зайчики греются.
Вообще-то они дикари, болтуны, иноверцы.
Но когда ты так смотришь, они начинают на что-то надеяться.

Оказывается, жизнь не заканчивается, когда ты выходишь из комнаты.
В ладонях остались слова
и я раздаю их, как бусины.
Хотя это странно - откуда ладони, откуда бусы, откуда я, если это не видишь ты.
Раздаю слова, что остались, и про себя отмечаю, насколько они безвкусные.

Ослепляют, но держат в сознаньи меня
Боль и счастье из каждого дня.

Ты создан из тающего пластилина,
А может из камня, а может из глины.
Почти исчезающий, винно-невинный,
Похожий на явку с повинной.
Крадешься, крадешься и сходишь лавиной,
Ты словно подсветка в старинной гостиной,
Как странные пятна на полке каминной,
Как выстрел в открытую спину.

Сделайте мне коктейль - водку с водкой и немного водки, чтобы не так резко.
Твое имя просто ****ь, вешается на любое мое слово.
Я хочу этого, я не хочу этого. Что мне делать -
Я его прогоняю, а оно появляется снова.

В душе разлагаются трупы умерших солнечных зайчиков.
Горло сводит, как руки вокруг тебя, если бы было можно.

...Я пишу по слогам. Почти до нуля замедляю жизнь, чтобы ты успел.
Тут такое твориться, что уж там, если лишь у меня больше пульса не будет.
Но пока пульс еще теплится, лучше найти массу полезных и нужных дел,
Чем выяснять, любит ли меня красивый мужчина, который меня не любит.

Я рыжий мяч. Меня можно подбрасывать в воздух.
Кажется слишком поздно, но вдруг не поздно.

Даже люди, идущие в разные стороны, могут однажды встретиться,
Потому что земля круглая.

Меня всегда, всегда чуть-чуть не хватало.
Теперь и вовсе – меня осталось так мало.

Весь мир вокруг и немного больше - одни твои губы.
Я не буду выпрашивать.
Доктор сказал "в омут", значит в омут.

Лишь пара ударов и сердце вскроется, брызнет в стены.
Откуда знаешь, что сердце – вена и горло – вена?

Едва залечится – что-то стукнет – и непременно
Ты, как садовник, пройдешь и срежешь большие вены.

Но вся эта жизнь, где так много имен, дат и стран
Нужна для того, чтоб свернуть, как бумажный платок
и просто, на всякий, пихнуть в твой нагрудный карман.

И если яд опять заливается в вены, это не форсмажор. Это обыкновенно.

Сердце растерзано, можно кормить кошек, кошек.
Я пронесу свой заплаканный труп мимо, мимо.
Если смогу, то чего-нибудь я брошу, брошу.
В горле толпятся и режут края льдины.

Страсть это не рвущиеся с гнусным шуршанием простыни,
И не упавшие с неба драные сбитые змеи.
Это касаться спины, не дыша, самым кончиком пальца,
Потому что сильнее коснуться не смеешь.

Подбрось меня словно камушек в мутный воздух.
Ну, вроде немного поздно… И правда, поздно.

Я ведь знаю, что будет.
Через тысячу с тысячей лет
Моим именем ты назовешь
Изумрудную дочку.

Иероглифы. Полынь.