Украина в сердце болит

Зачем мы путешествуем по миру! Неужели только для того, чтобы сфотографировать и сфотографироваться…
Нет! Не для этого (не все и не только)
Наверное, мы путешествуем для того, чтобы, побольше узнать о других странах, обычаях, традициях, о других людях, их культуре, ведь тем, кто понимает друг друга — легче договориться. Путешествуя, мы не только узнаем, но и демонстрируем себя, рассказываем о своей истории, культуре.

Нет ничего более разъединяющего, ссорящего, как споры на политические темы. Обойдем их сейчас. Но может быть мои наблюдения, которые остались в сердце от встреч с Украиной кому-то пригодятся.

Вот маленький фрагмент из моей фольклорной экспедиции - уж путешествия, так путешествия! С магнитофоном за плечами, да на километры. А в деревню придешь — нет страха, что незнакомые люди оставят на улице: и в дом введут, и накормят, и о жизни расскажут, и песни споют.
Давно это было — еще в семидесятых. Помню русскую деревню в Татарстане. В доме у прочерневшей от старости и невзгод бабки,  узнали, что в этой деревне, живут не просто русские, а переселенцы с Украины — аж в пятом колене! Конечно, хоть и перемешались все и всё, но об Украине они помнили.
И стала рассказывать нам та женщина об Украине (которую никогда не видела) красивую-красивую  сказку: "самые распрекрасные женщины — это у нас — украинские женщины — дородны, да гарны…"
Язык, на котором она говорила, был диалектной смесью, но она была уверена, что говорит на украинском — как он сохранился в памяти ее односельчан.
Открыв сундук, она показывала нам одежду — ветхую от старости, но сохраненную, как память (через многие-многие годы).
Украина в ее сознании была райской землею, и она с восторгом рассказывала нам о ней.
Денег у деревенских не было, но они все ж долго копили всем миром, чтобы послать хотя бы одного жителя посмотреть — как там, на Родине!
Выбор пал на молодого да здорового — путь неблизкий. Съездил, рассказал: уж больно хорошо! Именно так, как мечталось, как в памяти поколений хранилось. Все правда! Нет земли, что лучше Украины! Так рассказала нам бабка.


Уже в восьмидесятых. Приехали в Артек с маленьким сыном, а он через неделю и заболел. Жили мы у украинской бабушки Клавы (Лопата). Всех своих четверых детей похоронила в войну (голод). Суровая была, но ко мне с сыном как-то прилепилась, доверилась.
Разговаривала она с нами по-русски, а с соседями по-украински, так что сын мог каждый день слышать украинскую речь.
Когда же болезнь совсем достала, и начался бред — мой ребенок вдруг в бессознательном состоянии тоже стал говорить по-украински. Я не понимала, а баба Клава, сказала, что он все хорошо и правильно говорит…
Откуда? Ведь он никогда до нашей поездки, не слышал украинскую речь!
Я знала, что с отцовской стороны у моего сына — Украина, но была поражена глубинности связи.


Первый раз поехала в Украину (из Ленинграда в Киев) — диссертацию повезла своему оппоненту, в Академию Наук.
В купе подсела молодая пара парень и девушка, оба с Западной Украины. Собирались пожениться, поэтому ехали с новыми родственниками знакомиться, а главное — узнать, как свадьбы в двух разных деревнях (жениха и невесты) играть будут.
— У нас ведь столы накрывают для всей деревни!- рассказывали они мне. Свадьбы играют неделями и надо все понимать — где что делать — что можно, что нельзя.
Я стала записывать то, о чем они уже знали (на других свадьбах видели) — мне, как ученому это было интересно.
— А подарки-то везете? Спросила я.
Оказалось, что у девушки для своей матери есть платок, а вот для будущей свекрови ничего нет.
— Да моей матери ничего не надо! Стал возражать парень. Ей в жизни никто ничего не дарил. Что вы! Она даже испугается!
Я убеждала их. Мой ласковый тон возымел действие. На одной из остановок жених сбегал на вокзал и купил большую бутыль одеколона «Шипр».
— Вот уж будет матери удивление,- говорил он мне.- Никто и никогда ей ничего не дарил!
Они сошли раньше, до Киева, и долго махали мне рукой. Вот запомнились.


В Киеве я, конечно же, перепутала адрес и позвонила к незнакомой украинской женщине, которая сказала мне, что я ищу совсем не там и адрес мой неправельный.
Темнело. Я оставалась в чужом большом городе без ночлега. В то время получить номер в гостинице было просто невозможно. Женщина все это знала.
— Вы поищите! — Сказала она мне. У вас тут цифра не очень понятно написана. Может быть дом 22… Но если не найдете — приходите! Поживете у меня, бесплатно. Муж умер два месяца назад, так я одна. Приходите! Позвала она доверчиво.
Я нашла свой адрес, а ту женщину никогда больше не видела, но вот — помню тепло ее сердца.

 
Второй раз поехала в Украину — навещать сына, что служил на Западе Украины.
Другу сына — Тарасу (играл в полковом оркестре на кларнете), я потом посылкой отправила очень дорогую для меня память — кларнет моего деда, с которым он не расставался всю свою жизнь, и на котором играл так хорошо! О  стоимости инструмента, я вообще не думала - он был бесценный. Но Тарас был свой! А мне хотелось, чтобы кларнет не молчал и чтобы играл на нем добрый человек.
Тот кларнет помнил и Шаляпина (дед играл в Большом театре), помнил и бой…
На Волге в революционные годы, эшелон чехов взбаламутили подкупленные пропагандисты. Они, обманутые восстали. Как стреляли разрывными пулями в наших молодых парней (а вдруг потенциальный враг) — рассказывали очевидцы. Я совсем маленькая была, но такие рассказы слушала — хоть и страшно было. Дед тогда не уехал за границу (его во Францию звали),  остался на Родине, на своей земле. Работал с беспризорниками. Ребята тогда, чтобы своим помочь, решили выйти духовым оркестром и пойти навстречу дивизии Гая, почти под пулями. Отговорить их от этого опасного дела дед не смог, но не смог и бросить, поэтому пошел первым — «умирать, так с музыкой». Играли интернационал. Никто не погиб. Такой вот кларнет был.

 
Почему-то вспомнилась Эстония. Море дышит рядом, шишки трещат в камине. Мы сидим рядом с профессором-историком (украинцем), а перед нами коллега серб. Смотрит он куда-то вдаль, и говорит глубоко и печально:
— Что же вы, оставили нас! Славяне-братушки…
Время было тогда такое. Бомбили Югославию.

 
Сейчас в нашем виртуализированном мире, можно ли кого-то чем-то удивить, сердце разжалобить. Насилие в «художественных» фильмах, телепередачах. Уже и привычка к чужой боли возникает (вроде бы и неправда, вроде бы и не больно).
А вот у меня слезы навернулись, когда на Майдан пришли четыре священника — по телевизору как-то показали. Не высшие иерархи, а простые, приходские… Стояли на холодном ветру с иконами и молились, поворачиваясь лицом то к одним, то к другим, противостоявшим.
Короткий кадр (давний уже), события развиваются стремительно, должен бы и забыться тот случай, уж столько с тех пор … утекло… А вот запомнилось.