ледниковый период

Гордость гонит прочь из насиженного гнезда,
из уютной халупы под завыванье ветра,
где лохматых мамонтов грустно ревут стада,
ледниковый период свои раскрывает недра.

Бесприютна с рожденья, не знаю, где преклонить
бестолковую голову, что продувает вьюга.
Всех ударов не вспомнить и всех обид не избыть.
Да и кто защитит, когда нет ни отца, ни друга?

Как же мы одиноки, чуть крепче надавит рок –
хрустнут косточки в ужасе, кровью нальются жилы.
И никто не спасёт, когда щёлкнет в тиши курок
у подъезда хрущобы, где жили мы не тужили.

Где рожали детей и стояли в очередях,
добывали паёк и таскались друг другу в гости.
Выгрызали дипломы, чтоб бросить потом в столах.
Безысходность и злость  нам ломала хребты и кости.

- Будешь в поте лица добывать свой насущный хлеб, -
Ты сказал праотцу, но был слишком буквально понят.
А не лучше ль удел всех бездомных, бичей, калек –
сладкий кайф беззаботных, что птичку по свету гонит.

И как девочка та, что постигла, как мир жесток,
сесть с бомжами и влить в себя портвешок дешёвый,
чтобы выблевать вместе с ним этот горький сок –
ужас жизни, что скрыт за довольством её грошовым.

Пониманье живой души, sapienti sat,
как тебя не хватает на горестной антитерре.
Из родного такого вдруг глянет маркиз де Сад,
и рогожинский призрак стоит за закрытой дверью.

Нет приюта на этой земле, никому, нигде.
Мы скитальцы тоски и охотники за печалью.
Как бы плёночку эту с души сколупнуть, поддеть,
или обречены мы с рождения, изначально?

Плохо распорядился, наверно, и сам не рад.
А задумка была хороша, и восторг оправдан.
Лучше б мы никогда не покинули райский сад,
где резвились, как дети, и были с Тобой на равных.

Но растёт человечество, что тут поделать с ним?
Хулиганит, болтается между землёй и небом,
и, кряхтя, зажигает очаг и глотает дым,
усыпая иллюзии жирной золой и пеплом.

Неужели так надо, и в этом был тайный смысл?
Все порывы гасить, тыкать носом, надежд лишая?
Понимаю и всех богоборцев, грозящих ввысь,
тех, что небо клянут и билеты назад швыряют.

Так что прочь улетай из насиженного гнезда,
где молчит телефон, где лишь книги – друзья и братья,
на просторы Земли, где сияют сквозь толщу льда
те счастливцы, что Ты упокоил в своих объятьях.
                декабрь 2006