Кострище
ли воскрешает говор, шаг
знакомый жар, - словно дневник
прошедших лет развороша?
Приникшей к шороху душе
блаженством слышен шум страничек.
Для глаз и для ушей уже
охват един и безграничен.
Когда ж они заговорят -
подействуют, как реактивы -
врастут сами собою в ряд,
слегка рисуясь перспективой.
Плывя и как бы проходя
на рамке улиц, стен, просветов,
со строчек, как в стекле дождя,
мерещатся мне силуэтом.
Я провожал их, может, зря б,
когда б не их игра, тасовка.
Что набросает листьев рябь,
тревожащаяся осока?
День выпущен как из пращи.
Фантомные пути ума
смывают воздух и ручьи.
А их-то, слава Богу, - тьма.
В соленом снеге, у щекотных
хихикнувших проталин, вбок
ершатся листья прошлогодние.
В мешочек сварен их комок.
Лежат полуистлевшим кладом,
купюрами былых эпох,
где горки чёрный эскалатор
и мелкой пены юркий мох.
В луж языках позолочёных,
разъяв сугробные мослы -
как несгоревшие клочонки
среди совсем седой золы.
Свидетельство о публикации №114022504030