Поэма о песне -по М. Я. -

Десять суток страшных цепенел от боли.
Тусклый свет от лампы, серая стена.
Ветер выл, как будто вырвался на волю
самый страшный демон. Дьявол. Сатана.

Всё чужое: город, стены, окна совьи,
даже этот ветер – страшный и чужой.
Для неё – сидящей в мужнем изголовье
ветер слился с болью – адской, неземной.

Их оставил доктор. Сёстры не входили.
Было всё понятно – ей, ему и им.
А когда назавтра ветер с новой силой
стал ломать деревья – он с ним вместе взвыл.

Любящее сердце разрывалось в клочья
с криком молчаливым: «Не могу помочь!»
Два картонных лика (Агапит Печёрский
и Христос-Спаситель), он, она и ночь.

Свечечка на блюдце с пламенем дрожащим,
вой полузвериный выстужал мозги...
Вдруг он стих. И в этой тишине звенящей
Тихо прошептал ей:
– Любишь – помоги!

Помоги! Ведь любишь? Ну, ответь! Ответь же!
А она молчала, будто онемев.
– Дай мне руку, слышишь? Где же твоя нежность?
Заверши мученья, страх преодолев!

Ну убей! Убей же! Боль нутро сжирает!
Я горю, мне больно! Помоги, прошу!
– Не могу! – шептала. – Не могу! Не знаю!
Разве жизнь, как свечку, разом погашу?

Снова вопль свился с бесноватым ветром,
ошалев от боли, прокричал:
– Уйди!
Ненавижу! Ведьма! Нравится всё это?
Уходи, ты слышишь! Ведьма! Уходи!

Вдруг её качнуло – рядом с ним упавши,
телом всем прильнула, сжала руки вкрест,
Рот открылся, словно в родах – нараспашку,
и она завыла под шальной норд-вест...

Город жил, смеялся, спал и просыпался –
ночи дни сменяли, жизнь текла к морям...
Прикурив от спички, врач поправил галстук
и спросил тихонько: – Что, всё воют там?

– Нет, поют. Не воют. Та ещё картина...
Вслушался с затяжкой:
– Впрямь поют, смотри!..
«Что стоишь качаясь, тонкая рябина?..» –
боль и нежность пели из-за их двери...

А когда всё стихло – на восьмые сутки –
отворились двери, к ним вошли врачи...
Жизнь нельзя измерить дюймами рассудка:
Песня перед смертью может излечить.

А когда на город вновь нисходит стужа,
Доктор вспоминает тот протяжный вой,
И её улыбку – ту же, что у мужа,
И их общий с ветром неземной покой...