не закончено никогда

оставим это, путь поэта, 
прозаика или эстета, 
всегда был предопределен: 
пил и страдал и заклеймен 
печатью тьмы 
и стен в количестве четыре. 
то добровольной им тюрьмы
лишь видимые части были,
от глупых глаз скрывал поэт
чертоги внутреннего быта,
там свет сиял, но этот свет
сжег то, что было вмиг забыто.
так первой вспыхнула мораль,
и извивалась чорным змием,
шипя, плюя, кусаясь, тварь
горела в пламени иссинем.
вослед за ней затлело то,
чему в душе поэта точно,
найдет читатель место, но
с поэтом он знаком заочно,
а между тем нет места там,
тому что ты зовешь любовью,
она горела в такт слезам,
смешавшимися с бегом крови.
затем сочувствие и боль,
сгорели в пламенной печи,
сомнения пылали вдоль,
поэт прожжен, поэт кричит,
горящие слова поэта 
искрят и сыплют на бумагу
то издадут его в газете
то вдруг его нигде не надо
он ходит призраком во мраке
а все внутри горит и жжет
он то в трусах, а то во фраке
он то парит, а то блюет
он заливает спиртом пламя
надеясь потушить огонь
порой страдает на диване
порой практически святой
и часто смерть стучит к поэту
а он смеется ей в лицо
на подоконнике раздетый
отдав концы своих концов
в петле на старом табурете
в машине пьяный как всегда
летит на встречу самой смерти
кричит теперь-то мне пи...а

но даже смерть бежит подальше
не хочет брать тот груз души
что понесется ниже, дальше
ада, рая, магмы, света,тьмы, глубин вселенной, черных дыр, начала начал, утянет на самое дно первозданного небытия и там как обухом по голове, как будто вывернет наружу все внутренности и так и оставит ходить, пока новая неведомая сила не притянет обратно и вот ты снова в своей заблеванной маленькой комнатушечке, а в пепельнице только бычки с чьей-то помадой и килька в томатном соусе соседствует с пустыми рюмками ну и о какой тут благородной смерти можно говорить?!