кубики

Слова плывут, как стайки рыб.
А я гляжу в мою бездомность,
В бесшумность лета – заоконно,
На дерева нагой изгиб...

Нет, не горчат на языке! –
Они немного мною стали.
Других пугает привкус стали,
Луч нисходящий – на клинке...

Как никогда, сейчас – легки,
Не путать всуе  с – легковесны.
Не быть им лестными.
                «Прелестно!» –
В ответ не слышать.

И тоски
                не знать вовек.
 
    Виски… Тиски…
Разжались... ну, почти...
                Заждалась...

Лишь потерялось слово жалость,
Упав в беззвучные пески.



Возвращайтесь ко мне, строчки, рифмы!
Я сегодня к себе заглянула.
Солнце билось о камни и рифы,
Я подумала, что –  утонула.
Даже мерила моря одежды,
Но они оказались не в пору.
Как со мной уцелела надежда?!
Я теперь с ней о многом поспорю,
Словно с другом...
               
                Мы вместе тонули,
Обессилев совсем, уцелели...
Нас в пелёнки сейчас завернули...

"Глянь– ка, рифмы идут со свирелью!"


2

Кто  кем распят:
Город солнцем, солнце – городом? –
На день, наспех.
Стражи моют руки, бороды,
Глядя в луны.
И таятся за туманами
Словно гунны.
И слоятся  луны ранами!

Улыбаясь,
день встречаем поцелуями!
Солнца завязь
Новью  плещет: "Аллилуйя им!»
Сердце жарко
Расцветает вешним огнивом!
Мы – пожаром
Вслед за солнцем  ходим –
                огненно!

3

Люди глотали кофе,  друг друга, морок.
Чуть обжигались, после – стеклянно  стыли.
Люди хотели выпить немое море
И подходили к нему по бокам и с тыла.
Люди сжигали жизнь, прожигали небо
Взглядами полуслепыми. Толпой бежали.
И, наглотавшись зрелищ, пустот и хлеба,
Ночью втирали яды в мечи и жала!
Люди хотели счастья любой ценою...
Цепко хватали, щурили тень улыбки.
Люди шептались и шли на меня войною,
А, не найдя, заносили меня в ошибки.


Я и не знаю, что бы со мною было,
Если б не ночи, идущие вдаль деревья.
Я согревала всё, что во мне убили,
Небо тянула взгляда упрямой вервью.


4

А дело было в мае, тринадцатого года:
Я шла, себя играя, я шла по бурным водам.
Вставали лес и горы – я  их сдвигала взглядом.
Глотая смех и горе,  твердила: "Здесь я, рядом!.."
Но я была далече. О! дальше – не бывает!
Играла в трудно-легче,  жалею-забываю.

Да... дело было в мае.
                Я всё ещё спасала,
Слезилась, обнимала и что-то там писала...

Я помню все странички в раскраске, все картинки:
Зима, в снегу – синичка, луч света в паутинке.

Смешно тонуть в раскраске, смешно и ... очень грустно...
Слепила я савраску: " А..! Чтоб им было пусто..!"



Я отменяю зону детства
И всех возможных личных "вне".
Эй, кто там  ближний, по соседству,
Ты видел солнце на войне?
Беги!
          ...в карманы спрятав руки –
не то до кости обгорят.

Я отменяю время скуки –
Во тьме пусть солнце укорят!

Готовьте камни, стрелы, копья,
Цедите жала – я иду!
             ...Огнём на ваши тьмы утопий,
Решившие гноиться топью –

Кому? –
                Себе лишь на беду!


5

Нет, нет в бессонницах величия...
А если есть, оно непрошено.
Но что-то есть кошачье, птичье,
И то, что, «лежа на горошине».
От голубых кровей разбавленных,
Где небо – от бровей и – дОсветла!
Извне  – со всех сторон ты – баловень!
Внутри – за всех в ответе – досыта!
И что-то есть неизречённое...
И лишь в бессонье – обозримое...


Неизлечимо!
                Извлечённое
Из немоты.

                Необратимое...


6


"Ты их простишь?!"
                "Была я на костре.
А, может, – на кресте... с сожжённой кожей.
Горело то, что быв всего дороже,
Обманным оказалось...
                Нет, не те
Меня снимали, за кого сгорала.
Они – к любви слепые отродясь.
А кожа догорала, словно бязь,
И на костях ослепших остывала.

Потом был гроб,
               три дня, три ночи – ад.
Но  ангел  отворил мою гробницу.
И я не отшутилась: «Мне всё снится?»
И он серьёзен был, сказав: "Я – рад".



7

Я разучилась жалеть –
Так никого не полюбишь.
Рядом игравшая плеть
сердце сушила и губы.
Я научилась стихи
клеить горбами на спины.
Резать из дуба, ольхи,
делать игрушки из глины.

Снегом укрывший всех смех
сделал всё проще и легче.

Я замолкаю на всех
ныне забытых наречьях.

Это опять не со мной?!
Это опять только снится?

Взгляды болят за спиной,
жухнут опавшие лица...


8

Преддверие...
               За запертою дверью –
Другая ты, которая внутри:
Без слёз, без кукловода и поверий.
Но дверь поддастся верви дней.
                Не три
Лампаду Аладдина по привычке –
Отпущен ангел, сломлено крыло.
Огонь сжигает все твои кавычки,
Оскалом улыбаясь: "Ох, зело!"

И ты – жива, мертва?
                Но много лучше
(Подкожно ощущаешь), чем вчера!
Смущённо  вспоминая  детский лучик,
Ждёшь скрипа двери в ветре: «Нам пора!»


9

Перелистну весну немой разлуки,
Взгляну в иные вёсны бестревожно.
Не отвергая жизни, счастья,  муки,
Смирю ладони на коленях, вожжи.
И время потечёт нектаром странствий,
Рассветов, тишины, лучистых бдений,
Внезапно обретённых ласк и равенств,
Где каждый  добродушный крошка-гений
Встречает, пробуждаясь, жизнь, как чудо,
Великое начало соответствий...

А то, что не сложилось,  ляжет грудой,
Рудою станет... без имён, известий...

Перелистнуть весну б немой разлуки...


10

Вдруг завалялось где-то что сказать –
Достанем и положим то на рифмы.

Пройдём сквозь бури, снегопады, рифы,
Сжимая в пальцах мокрую тетрадь.

Рыдать зайдёмся  с морем и грозой,
Слезой застынем на расцветшей розе.
Как нам, ей, пережившей страх в морозы,
Погреться б в лете нежной стрекозой.

На ветке жизни мы  подобны ей:
Хоть лепестки срывает встречный ветер,
Но миг даренья аромата – светел!
Восторг от  проплывающих морей,
Заоблачных, течет по листьям – в стебель.

...по стеблю – в плоть росы,  а дальше – ввысь
(где ждёт рассвета огненная рысь)
Оплаканное превращаясь в небыль.


11

И как сложить все эти кубики:
Пространство, время, бремя, равенства?
Судьбою шить по малым судебкам?..

Игла поёт, сердечко ранится.

Но там, где кровь росою брызнула –
Рассвет встречай, цвети улыбками!
А я начну опять и сызнова,
Лишь запасусь цветными нитками.

"Устанешь и уснёшь…"
                А судебки
Во сне рукой волшебной сложатся.
И улыбнутся небу кубики...

«А  ты  поспи... поспи, хорошая...»

2013 (весна, лето)